Существует мнение, что каждый писатель, сколько бы ни создал за свою жизнь, в сущности все время пишет одно и то же единственное произведение, образно говоря – “книгу жизни”. И последняя точка в конце последнего произведения одновременно является и последней точкой в этой “книге”. Финально-обобщающее творение Александра Блока – известная поэма “Двенадцать”. Может быть, даже – печально известная, ведь она “подарила” автору множество врагов по обе стороны идеологических баррикад.
История поэмы драматична: на протяжении всего времени она была предметом яростной полемики. После ее появления многие знакомые Блока порвали с ним, а Зинаида Гиппиус плевала вслед автору и переходила на другую сторону улицы, едва заметив бывшего своего приятеля. Причины создания этой поэмы были неясны даже самым близким Блоку людям, произведение многие не понимали. А. Белый считал его трагической ошибкой автора, в которой он позже раскаялся. В последние годы жизни Блок мучительно переживал любые упоминания о поэме. Сейчас модно говорить о молчании Блока-поэта, практически ничего не написавшего после нее, как о расплате за “прореволюционную” поэму. С другой стороны, очень многие сторонники Октябрьской революции восприняли ее как клеветническую, поскольку в основе сюжета – тривиальное уголовное преступление. С этим можно было бы согласиться, если бы не одна-единственная фраза в записной книжке Блока, сделанная им в день окончания поэмы: “Сегодня я – гений”. Казалось бы, такое хрестоматийное произведение, как “Двенадцать “, читанное не раз и не два, изучено до последней, самой маленькой детали. Но в том ведь незадача: процессы, происходящие в обществе, пробуждают от спячки наши умы и сердца, что порождает желание взглянуть на многие явления с самой неожиданной стороны.
Только в одном пункте можно признать бесспорность официальной трактовки произведения: поэт действительно не оставляет никаких сомнений в том, что старый мир достоин разрушения, и повторять аргументы в пользу этого тезиса нет никакой необходимости. Но что касается мира нового, то этот аспект в старые схемы уже не укладывается. Сложным и противоречивым было отношение поэта к родине. В одном из стихотворений он признался, что испытывает “и страсть, и ненависть к отчизне”. Родина у Блока несколько необычна: она таинственна, “с болотами, и журавлями, и с мутным взором колдуна “. Такой Россию мы не встречали ни у одного писателя. Блок, как и многие до него, обращается к прошлому, но эта история – плод интеллекта автора – азиатская:
О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь – стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь.
В прошлом Руси поэт ищет ответ на то, что ждет его родину в будущем. Он верит в свою отчизну, верит в ее возрождение и не отделяет себя от родины:
Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих.
Следовательно, появление в поэме “Двенадцать” пролетарской России закономерно. В одном из последних стихотворений, посвященных России, Блок показывает родину такой, какой ее многие не принимали и проклинали: это Россия, грешившая “бесстыдно ” и “непробудно”, Россия ханжеская, Россия “темного царства “. Блок видит ее такой и такую же любит, ибо верит в нее, хотя и предчувствует страшные потрясения. Для Блока окружающий его мир страшен, он наполнен непроглядным ужасом жизни. И будущее для поэта – это не “солнечный край непочатый” Маяковского. Русский бесприютный храм сменяет новый, построенный на крови. Будущее – трагично, оно сулит пожары и мятежи. Это возмездие старому миру, и его следует принять, но в этом будущем нет места лирическому герою Блока: Пусть заменят нас новые люди. Жизнь проходит мимо:
Что делать! Мы путь расчищаем Для наших далеких сынов!
И этот новый мир, где нет места герою А. Блока, ассоциируется у поэта с Царствием Божим:
Те, кто достойней, Боже, Боже, Да узрят царствие твое.
Живя в ожидании возмездия за жизнь в страшном мире, видя это возмездие в кровавых отсветах пожаров и мятежей, Блок воспринял Октябрьскую революцию – революцию солдат и рабочих – как закономерное явление. Она не была для него неожиданностью, он видел ее разрушительную силу, понимал, что она несет гибель, однако в своих стихах сам поэт давно вынес приговор этому миру и людям, населяющим его. Двенадцать – это те, кто должен нести миру свободу, счастье и справедливость. А что несут двенадцать красногвардейцев Блока, идущие “без креста”, “мерно”, “державным шагом”, “держа винтовки”, стреляя “в Святую Русь”, раздувая “мировой пожар в крови”, все “вперед, вперед за кровавым флагом”? Как стыкуются их идеалы с реальной, непридуманной окружающей действительностью? Жизнь, несмотря на революцию, продолжается: кто-то любит, кто-то кому-то изменяет; человек даже в периоды социальных катаклизмов остается человеком со всеми своими достоинствами и недостатками. Только что за дело двенадцати до тех, кто путается у них под ногами, не понимая величия и ответственности момента и мешая “державно” двигаться вперед!
Свершается акт исторически справедливый – рушится старый мир. Но что идет ему на смену? Мир еще большего насилия? Да, борьба нового со старым без насилия не обходится: “насилие – это повивальная бабка истории”, “революция – это не прогулка по Невскому проспекту”, и поэтому нельзя гладить по головкам, а надо по ним “бить, бить”. Но в поэме А. Блока врагов практически нет. Ну, в самом деле, разве так уж опасен “пес голодный “? Да его не то что винтовкой – палкой отогнать можно, а если попробовать накормить, так он, может быть, и в ласковую верную дворнягу превратится. Или Катька, гулящая девка, неужели она представляет серьезную угрозу диктатуре пролетариата? Конечно, представляет! “Рабочий народ” “…вдаль идет державным шагом…”, а Катька позволяет себе сиюминутные развлечения, да при этом еще и не пешком ходит, а на “лихаче” раскатывает! Вот, видите: “неугомонный не дремлет враг”, так что “революционный держите шаг”, и чтобы не было никаких соблазнов – “взводи курок “! Три раза звучит призыв к бдительности в поэме, по два раза он провозглашается после описания событий, связанных с убийством Катьки. Случайно? У такого поэта, как Блок?!
В поэме “Двенадцать” соединилось практически все, связанное с осмыслением пути развития России, ибо Блок был певцом не только Прекрасной Дамы, чего часто не замечали его современники. Приговор старому миру воплощен в образе шелудивого пса. Для выражения своих чувств поэт использует такие ключевые слова: скука, гибель, черный, злоба, – объединяя их с доминантами кровь и пожар.
Блок был убежден, что в мировом пожаре погибнет “страшный мир”, что “пожар в крови” – то пламя, через которое человек очистится, лишится своей скверны. Наверное, поэтому в конце поэмы и появляется впереди отряда красногвардейцев, перед тем оправдавших убийство и явно напоминавших уголовников, Иисус Христос, неожиданный для многих, в том числе и для Блока.
Иисус Христос символизирует в этой поэме не церковь и даже не христианство, а начало Нового Времени, в котором мытари и блудницы станут праведниками, потому что Сын Божий Христос – надежда грешников. Блок верил, что пожар революции, уничтожая страшный старый мир, спасет, вернет человека. Но именно этого и не случилось. Пожар не может быть избирательным. Он уничтожает все: и плохое, и хорошее. И Александр Блок это понял раньше других. Потому, наверное, и замолчал. Он не воспринимал русскую революцию с политической точки зрения. К нему с полным основанием можно отнести слова Н. Бердяева, писавшего: “Достоевский обнаружил, что русская революционность есть феномен метафизический и религиозный, а не политический и социальный”. Отсюда и призыв Блока к русской интеллигенции слушать “музыку революции”. Позже эту музыку не слышал и сам поэт. Дальше “Двенадцати” идти было некуда. Жизнь потеряла свой смысл. И поэт умирает, хотя врачи и не предвидели летального исхода. Среди многих некрологов, посвященных Блоку, был один, несколько неожиданный. Он принадлежал перу Маяковского, который поставил верный “диагноз”: “Я слушал его в мае этого года в Москве: в полупустом зале, молчавшем кладбищем, он тихо и грустно читал строки о цыганском пении, о любви, о Прекрасной Даме, – дальше дороги не было. Дальше смерть. И она пришла”. В “книге жизни” А. Блока была поставлена последняя точка.