Маяковский впервые вошел в литературу с появлением манифеста “Пощечина общественному вкусу”, в котором была изложена программа футуристов. Он не просто входит в литературу, а врывается, вносит в нее коренные изменения. В манифесте он называет футуристов “лицом нашего времени”, излагает их предложение “сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности”. Говорит о том, что они объявляют “непреодолимую ненависть к существующему до них языку”. Требует “увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами”, создавая тем самым “словоновшество”.
Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как “словоновшество” поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: изъиздеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье “Как делать стихи?” Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.
Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово – “ступенька” – имеет логическое ударение и несет определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: “грудь испешеходили”, то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:
Вот – я, весь боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
Моей великой души.
Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры – ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения – “На цепочке Папомона поведу, как мопса” и другие, неологизмы, гиперболы, реже – прием контактного повтора В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек “для сердца” оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них – крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: “Опять, тоскою к людям ведомый, иду…”. У поэта “тоска к людям”, тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека – какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:
Два аршина безликого розоватого теста:
Хоть бы метка была в уголке вышита.
Нет лиц, нет людей – такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.
Через час отсюда в чистый переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…
Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в “Плясках смерти” писал: “Как тяжко мертвецу среди людей…”, то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта – характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ “жизнь – тюрьма”, возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении “Ко всему” этот образ разрастается до огромных размеров:
… вся земля – каторжник с наполовину
Выбритой солнцем головой!
Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского – несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.
Полжизни прошло, теперь не вырвешься…
… я в плену. Нет мне выкупа.
Оковала земля, окаянная.
Я бы всех в любви моей выкупал,
Да в дома обнесен океан ее!
Жизнь заточена, “океан любви” обнесен в дома – такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, “загона”, закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, – образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце – мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, “как маленькая гноящаяся ранка”, тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце – “неб самодержец”, жирный и рыжий, выезжающий “по тропам крыш”. Раннему Маяковскому мерещились “косые скулы океана”, он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.
Любовь громадины, “сфинкса” Маяковского – грандиозная, великая:
Любовь мою,
Как апостол во время оно,
По тысячи тысяч разнесу дорог.
Поэт “прекрасно болен”, у него “пожар сердца”. В поэме “Облако в штанах” любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:
…сквозь жизнь я тащу
Миллионы огромных чистых Любовей
И миллион маленьких грязных любят.
Во “Флейте-позвоночнике” звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: “Все равно я знаю, я скоро сдохну”. В стихотворении “Ко всему” Маяковский, называя себя “величайшим Дон-Кихотом” говорит:
Любовь!
Только в моем воспаленном мозгу была ты!
Была… Любовь уходит.
И в поэме “Война и мир” поэт боится оступиться, потерять оставшееся:
Оступлюсь – и последней любовишки кроха
Навеки канет в дымный омут
В поэме “Человек” Маяковский – в пламени любви.
… только боль моя острей – стою огнем обвеет,
На несгорающем костре немыслимой любви.
Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль – все острей… И Маяковского бросает в другую стихию. Он переходит к теме искусства поэта, его творчества. Здесь поэт превозносит необузданность, свободу творческой фантазии. Во весь голос заявляет, что он не такой, как все, а фантазия его способна перевернуть весь мир:
Ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб?
Он – “бесценных слов мот и транжир”. Поэт не защищен от грязи окружающего мира, которая взгромоздилась “на бабочку поэтиного сердца”. В стихотворении “Эй” ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границ:
Эй! Человек, землю саму
Зови на вальс!
Маяковский, в стихотворении “Поэт-рабочий”, доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, нет разницы между техником и поэтом. Они равны.
Сердца – такие ж моторы.
Душа – такой же хитрый двигатель.
Главная, ведущая тема для молодого Маяковского – поэзия.
Я хочу одной отравы –
Пить и пить стихи.
Поэзия поэта неразрывно связана с его жизнью.
Видите – гвоздями слов
Прибит к бумаге я.
Оценивая свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое, поэт пишет:
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я,
Творись, просветленных страданием
Слов нечеловечья магия.
Поэзия Маяковского – “нечеловечья магия”.