Постановка булгаковской пьесы “Дни Турбиных” на сцене МХАТа осенью 1926 г. всколыхнула культурную жизнь столицы. В изображенных на сцене офицерах “белой армии” зрители узнали своих родных, погибших в боях, расстрелянных большевиками или навсегда покинувших родину. Искреннее сочувствие автора к людям, которых советская пропаганда заклеймила как заклятых врагов, глубоко потрясло публику. Многие из присутствовавших плакали, некоторые даже падали в обморок; под стенами театра дежурила карета “скорой помощи”. Современники восприняли пьесу как мужественный поступок писателя, который в одиночку возвысил голос за гонимых властью жертв и выдвинул требование восстановить историческую справедливость. Современник Булгакова Н. П. Ракицкий вспоминал: “Когда Михаил Афанасьевич был приглашен на работу в Художественный театр, один московский драматург В., встретив его в клубе писателей, сказал ему:
– Я слыхал, что вас пригласили в Художественный театр, но на какую роль, интересно знать?
Ответ Михаила Афанасьевича прозвучал довольно резко и громко:
– На должность штатного контрреволюционера с хорошим окладом!”
“Когда в конце болезни он уже почти потерял речь, у него выходили только концы или начала слов, – вспоминала Е. С. Булгакова. – Был случай, когда я сидела около него, как всегда, на подушке на полу, возле изголовья его кровати, он дал мне понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от меня. Я предлагала ему лекарство, питье – лимонный сок, но поняла ясно, что не в этом дело. Тогда я догадалась и спросила: “Твои вещи?” Он кивнул с таким видом, что и “да” и “нет”. Я сказала: “Мастер и Маргарита?” Он, страшно обрадованный, сделал знак головой, что “да, это”. И выдавил из себя два слова: “Чтобы знали, чтобы знали””.