“ГОЛОС ИЗ АДА”
Варлам Шаламов справедливо считается первооткрывателем лагерной темы в русской литературе XX века Но получилось так, что его произведения стали известны читателю уже после опубликования повести А Солженицына “Один день Ивана Денисовича” Полому “Колымские рассказы” чаще всего воспринимаются на фоне прозы Солженицына, в сопоставлении и сравнении с нею И сразу бросается в глаза: Шаламов жестче, беспощаднее, однозначнее в описании ужасов ГУЛАГа, чем Солженицын
В “Одном дне Ивана Денисовича” и в “Архипелаге ГУЛАГе” приведено немало примеров человеческой низости, подлости, лицемерия Но тем не менее Солженицын замечает, что нравственному растлению в лагере поддавались в основном те поди, которые уже на воле были к этому подготовлены Обучиться лести, лжи, “мелким и большим подлостям” можно везде, но человек должен остаться человеком даже в самых трудных и жестоких условиях Более того, Солженицын показывает, что унижения и испытания пробуждают в личности внутренние резервы и духовно освобождают ее
В “Колымских рассказах” Шаламова, напротив, повествуется о том, как осужденные быстро теряли свое прежнее “лицо” и часто зверь был милосерднее, справедливее и добрее их.
И действительно, персонажи В Шаламова, как правило. утрачивают веру в добро и справедливость, представляют нравственно и духовно опустошенными Души их, заключает писатель “подвернись полному растлению” “В лагере каждый за себя”, зэки “сразу выучились не заступаться друг за друга” В бараках, замечает автор, часто возникали споры, и все они заканчивались почти всег да одинаково –
Драками. “А ведь участники этих споров – бывшие профессора, партийцы, колхозники, полководцы”. По мнению Шаламова, в лагере существует давление, нравственное и физическое, под влиянием которого “каждый может стать вором от голода”.
Казалось бы, беда сплачивает. В беде, особенно в общей беде, берут истоки мужество и жизнестойкость, рождаются ощущение братства и чувство локтя.
Лагерный же опыт настолько исказил личность, что ее представления о жизненных ценностях становятся далекими от обычных, даются в “перевернутом” виде. Так, например, один из героев “Колымских рассказов” всерьез нс хочет “возвращаться в свою семью”, где его уже “нс поймут, не смогут понять”. Родному дому он предпочитает тюрьму – “единственное место”, где люди “говорили все, что они думали”, где они отдыхали “душой” и “телом”, где есть еще “свобода”. Осужденные, “живые мертвецы”, понимают, что их “привезли на смерть”, поэтому жизнь в их понимании – “не такая уж большая ставка в лагерной игре”.
Разумеется, лагерное бытие порождало и характеры иного плана. и их не обошел вниманием писатель С нескрываемой симпатией рисует он образы тех узников, кому человеческое обаяние и достоинство помогла ранняя смерть Таков герои рассказа “Надгробное слово” бывший скрипач Сережа Кливанский. Остроумный, ироничный, веселый и общительный, с непосредственностью ребенка, он не потерял интереса “к жизни, к событиям ее”. Он “делился последним куском, вернее, еще делился… Это значит, что он так и не успел дожить до времени, когда ни у кого не было последнего куска, когда никто ничем ни с кем не делился”.
Не утратившим индивидуального лица предстает и “неплохой парень” бригадир Дюков. Романтик и энтузиаст по складу натуры, он сразу же по прибытии в лагерь выступил на собрании с целью перевоспитания, моральной перековки уголовников – “друзей народа”. Однако поиски правды привели героя к конфликту с высоким начальством, а в конечном итоге – к расстрелу.
Трагически складывается также судьба майора Пугачева и одиннадцати его товарищей, пытавшихся совершить побег из лагеря, нашедших “в себе силы поверить в него, Пугачева, и протянуть руки к свободе. И в бою умереть” .
В рассказе “Афинские ночи” Шаламов пишет о том, что у заключенных, помимо самых элементарных потребностей, сформировалась еще одна, не предусмотренная никем, потребность читать и слушать стихи.
Очевидно, что В Шаламов прекрасное в людях, но, по его убеждению, “лагерь был великой пробой нравственных сил человека… и девяносто девять процентов людей этой пробы нс выдержали”.
“… Ни одному человеку в мире не надо знать лагерей” Человек здесь “становится только хуже. И нс может быть иначе. В лагере есть
Много такого, чего не должен видеть человек”,- в этом своем главном выводе Шаламов. конечно, расходится с Солженицыным. И, может бьггь, противоречит самому себе
Ведь сам он, пройдя через ад многолетнего испытания ГУЛАГом, на каких-то этапах лагерного бытия утрачивая веру в добро и справедливость, сумел все же, вопреки тлетворному разрушительному воздействию тоталитаризма, остаться в числе тех, кто обнаружил “немалую” духовную подготовку, в ком огромная машина насилия “не размолола” совести. И свидетельством тому является писательский и человеческий подвиг Шаламова, нашедшей) в себе силы мысленно вернуться в страшные годы репрессии, вторично их пережить и создать в память о погибших “Колымские рассказы” – выдающееся художественное творение XX века. Опираясь на беспрецедентный по жестокости и цинизму “лагерный” опыт нашего столетия, писатель сумел открыть новые грани в осмыслении и художественном воплощении проблемы “личность и история”