Я жил, я был – за все на свете
Я отвечаю головой.
Твардовский
Времена меняются, мы уже живем в демократическом государстве, сейчас вовсю публикуются произведения, которые были запрещены долгие семьдесят лет. В частности нам стала известна нигде не публиковавшаяся с момента написания поэма Александра Трифоновича Твардовского “По праву памяти”. Сегодня я хочу поделиться своими мыслями об этой поэме.
Наверное, в жизни каждого из нас, особенно в зрелом возрасте, наступает такой момент, когда
На дне моей жизни, на самом донышке
Захочется мне посидеть на солнышке,
На теплом пенушке.
И чтобы листва красовалась палая
В наклонных лучах недалекого вечера.
И пусть оно так, что морока немалая –
Твой век целиком, да об этом уж нечего.
Я думу свою без помехи подслушаю,
Черту подведу стариковскою палочкой:
Нет, все-таки нет, ничего, что по случаю
Я здесь побывал и отметился галочкой…
(А. Твардовский, “На дне моей жизни…”, 1967 г.)
И сейчас с трепетом читаю строки, написанные Александром Твардовским, когда ему пришла пора “остановиться, оглянуться” на прожитую жизнь и вспомнить ее без прикрас, в полный голос сказать о том, что не принято было говорить вслух долгие годы:
Забыть велят и просят лаской
Не помнить – память под печать,
Чтоб ненароком той оглаской
Непосвященных не смущать.
Хотя и велели забывать Твардовскому, и его стихи проходили через Главлит, он не забыл и рассказывает в своей поэме через судьбы собственной семьи о судьбе всего народа в те страшные годы.
“Семья еле сводила концы с концами, – вспоминает Иван Трифонович Твардовский, младший брат поэта. – Изнурительный труд на пашне в мелких болотцах, кочковатых полянках не вознаграждался желанным урожаем. На отвоеванных у кустарников нивах озимые подопревали, и их нередко приходилось пересеивать яровыми. Но “пороха” у отца всегда хватало, и он, не щадя сил, упорно продолжал работать, облагораживая свое “имение”.
И такой крестьянин становится, по определению властей, кулаком, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Мотивы, поднятые в не опубликованной при жизни автора поэме “По праву памяти”, встречаются у Твардовского и раньше, например в поэме “За далью – даль”. Так, в главе “Друг детства” есть эпизод, когда через семнадцать лет разлуки автор встречает в дороге своего друга, который
Как видишь, жив.
Хоть непривычно без конвоя…
“За далью – даль” написана в годы хрущевской “оттепели” – в 1950-1960-х годах, ее окончание пришлось на самый расцвет оттепели, но даже тогда невозможно было сказать вслух обо всем, что выскажет автор несколько лет спустя в поэме “По праву памяти”, ставшей своеобразным поэтическим завещанием великого мастера.
И еще один мотив, на который я хочу обратить внимание, красной нитью проходящий через три упомянутые мной во вступлении поэмы. В “За далью – даль” автор обращается к молодежи – глава 11-я “Москва в пути”:
Тебе сродни тех далей ветер.
Ты знаешь: очередь твоя –
Самой в особом быть ответе
За все передние края.
Схожие строки я нашел в оригинальной, нигде не печатавшейся редакции “Василия Теркина”, датированной 25 сентября 1942 года. Она была записана в рабочую тетрадь поэта под заглавием: “О войне. Главка, не появившаяся в печати”:
Грянул год, пришел черед,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за все на свете.
Кажется что эти строки написаны не в 1942 г., а сейчас, настолько современно они звучат. Я не знаю, читали ли Александра Твардовского нынешние лидеры России, Украины, Белоруссии…