Поэзия – это своеобразный дневник автора. По лирике А. С. Пушкина можно судить о пристрастиях, занятиях в то или иное время. Окончив в 1817 году лицей и определившись на службу в Коллегию иностранных дел, Пушкин поселяется в Петербурге и “жадно предается светским развлечениям”, что не мешает ему активно включиться в литературную и общественную жизнь столицы. А между тем над Россией “сгущаются сумерки” политической реакции. В противовес ей создаются первые тайные общества. Бесконечно веселые стихи А. С. Пушкина этой поры, в которых поэт славил радости земного бытия, Вакха и Киприду, были не только проявлением избытка молодости, кипящих жизненных сил, но и своеобразной формой протеста против тех настроений ханжества и мистицизма, которыми были охвачены круги высшего придворного общества во главе с Александром I.
Все чаще в стихах Пушкина в одном ряду с упоминанием Вакха, Амура, Венеры появляется слово “свобода”. Причем в устах поэта оно приобретает многозначность. Здесь подразумевается и личная независимость, дружеская непринужденность, свободный образ мыслей – “вольнолюбие”, и свобода народа – порабощенного крестьянства.
В их круге светлая свобода
Прияла праздничный венок.
Но двинулись толпы народа…
Он приближается…
Вот он, вот сильный бог!
Пушкинский стих бунтует, ищет выхода своей кипучей энергии, желает найти справедливость в окружающем мире, нащупывает свой путь в литературе. До этого был период ученичества, когда поэт впитывал все накопленное в литературе до него. Теперь пришло время выплескивать из своей души превосходные стихи, блестящие по форме и глубокие по содержанию:
Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия позора и обиды.
Поэт бесстрашно бросает вызов сильным мира сего, он азартен до безрассудства.
Увы! куда ни брошу взор –
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы…
И днесь учитесь, о цари: Ни наказанья, ни награды, Ни кров темниц, ни алтари Ни верные для вас ограды. Склонитесь первые главой Под сень надежную Закона, И станут вечной стражей трона Народов вольность и покой.
Но сам Пушкин не верит, что тираны “склонятся” к справедливости. Эта же мысль продолжена в произведении “Анчар” – историко-философской думе о суровых, непокорных человеку силах природы и бездне, открывающейся в душе самой личности. Зло, вероятно, неистребимо, если заложено в природе человека.
В пустыне чахлой и скупой На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит – один во всей вселенной. Природа жаждущих степей Его в день гнева породила, И зелень мертвую ветвей И корни ядом напоила.
Интересно, что автор не берется судить Творца, его не интересует цель создания “древа смерти” – порождения “гнева”. Но в жизни ничего не бывает случайно: если есть яд, обязательно найдутся люди, пожелавшие им воспользоваться. Причем Пушкин, сопоставляя человека с животным миром, подчеркивает коварство первого. Ибо никому не нужен анчар, кроме людей:
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет – лишь вихорь черный
На древо смерти набежит –
Умчится прочь, уже тлетворный.
И есть тиран, пытающийся завладеть чужими землями, душами, жизнями. Они сродни – тиран и анчар, потому что несут гибель окружающим:
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Поэт здесь продолжает радищевскую мысль о “зверообразном самовластии”, когда “человек повелевает человеком”. Пушкину чужды оба образа: и “послушного раба”, и “непобедимого владыки”. Автору ненавистна сама действительность, при которой существуют рабы и владыки. Но он ничего не может изменить. И только силой слова поэту удается передать свой протест против сложившейся безысходности.