В комедии “Горе от ума” Грибоедов изобразил жизнь России после Отечественной войны 1812 г. Близкий по своим взглядам к декабристам, Грибоедов показал столкновение двух лагерей в русской общественной жизни: передового декабристского и старого крепостнического, “века нынешнего” и “века минувшего”. Изображая “век минувший”, Грибоедов вывел на сцену целую толпу обитателей дворянской Москвы. Это богатые и знатные дворяне – “тузы”, как гордо они зовут себя. Они славятся не своими заслугами на служебном поприще, не отличным выполнением гражданского долга, не орденами и ранами, полученными на полях сражений, Нет! Главное для них – богатство. “Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовитых, тот и жених”, – говорит Фамусов в разговоре со Скалозубом. А некую Татьяну Юрьевну здесь уважают лишь за то, что она “балы дает нельзя богаче”. С захлебывающимся восторгом рассказывает Фамусов молодым людям о вельможе Максиме Петровиче, который служил еще при Екатерине и, добиваясь места при дворе, не проявлял ни деловых качеств, ни талантов, а лишь “отважно жертвовал затылком” и прославился тем, что у него часто “гнулась шея” в поклонах. И многие посетители дома Фамусова создают себе почет и богатство таким же образом, как этот старый вельможа. Московское высшее дворянство, изображенное в комедии Грибоедова, живет однообразно и неинтересно. Зайдем в дом Фамусовых. Здесь каждый день собираются гости. Чем же они заняты? Ужин, игра в карты, разговоры о деньгах, нарядах, сплетни. Здесь все знают о других, завидуют успехам, злорадно отмечают промахи. Чацкий еще не появился, а здесь уже злословят о его неудачах по службе. Ни книг, ни газет они не читают. Просвещение для них – “чума”. Сколько ненависти в словах Фамусова:
“Ученье – вот чума, ученость – вот причина, Что нынче пуще, чем когда, Безумных развелось людей, и дел, и мнений”. Московские дворяне спесивы и надменны, К людям беднее себя они относятся с презрением. Но особая надменность слышится в репликах, обращенных к крепостным. Они – “петушки”, “фомки”, “чурбаны”, “ленивые тетери”. С ними один разговор: “В работу вас! На поселенье вас!” Московские дворяне кичатся своим патриотизмом, своей любовью к родной стране. Фамусов восторженно рассказывает Скалозубу об “особом отпечатке на всех московских”. Но как раз русского, простого и естественного в них очень мало. Наоборот, все в них, начиная от полурусского языка и нарядов с “тафтицей, бархатцем и дымкой” кончая отношением к своему народу, глубоко чужда русскому. Девицы поют французские романсы, читают французские книги, коверкают русские имена на иностранный лад. Сомкнутым строем фамусовцы выступают против всего нового, передового. Они могут полиберальничать, но коренных изменений боятся как огня: “Не то, чтоб новизны вводили, – никогда спаси нас боже! Нет”. И когда Чацкий осмелился “гласно объявить пять-шесть мыслей здоровых”, как напугался старый барин Фамусов! Он назвал Чацкого “опасным человеком”, а мысли его – “завиральными идеями”. Членов фамусовского общества объединяют в один лагерь идеалы, косность, боязнь нового, страх перед передовыми людьми. К сожалению, многие наши соотечественники почти не отличаются от фамусовцев. Но мне кажется, что необразованность и воинствующая глупость будет побеждена новыми поколениями, когда будут цениться не только чины и деньги, но ум и светлые головы.