Повесть “Котлован” А. П.Платонов написал на рубеже 1929-1930 годов, а опубликована она была лишь спустя шесть десятилетий после издания в журнале “Новый мир”. Написана она “трудным” языком, читать ее временами нелегко. Но именно этот язык и своеобразная манера повествования помогают лучше понять главную идею произведения – поиски человеком смысла жизни.
С первых же страниц повести читатель попадает в эпоху, когда город переживает пору своей индустриализации, а деревня оказывается в полосе сплошной коллективизации. Захватив и соединив два таких значительных отрезка времени, А. Платонов делает местом действия какой-то провинциальный город и его окрестности, а также какую-то безымянную деревню с окружающими ее просторами. В связи с этим в композиции повести можно выделить две основные части. Герои книги иногда перемещаются из города в деревню и наоборот. Но в основном все они строго закреплены за определенным “участком”. Как замечает один из персонажей, “у нас стихии сейчас нет ни капли, деться никому некуда!” Уже одно это замечание показывает бесправие каждого отдельного человека, его некую “обобществленность”.
Основу действия повести составляет монотонный и изнурительный труд людей на рытье котлована. А. Платонов дает почувствовать тяжесть и изнурительность труда, который выматывает все силы трудящихся. Изможденные и усталые, они падают на пол, “как мертвые” и лежат буквально в повалку. Даже во время сна у них “оставалось живым только сердце, берегущее человека”. Рано утром они вновь начинают рыть скользкую глину, поднимать тяжелый грунт и долбить неподатливый камень, чтобы завтра опять делать ту же работу, забираясь все глубже в пропасть огромного котлована. И создается впечатление, что люди “хотели спастись навеки” в этом земляном убежище.
Изображение условий жизни, изнурительного труда неслучайно – в людях как бы стирают все человеческое, делают удобными и одинаковыми. А это главное условие существования и сохранения тоталитарного строя – одинаковость всех, неспособность и нежелание думать. Вернее, думать люди еще должны, но все об одном и том же. Вот поэтому в сознании отдельных тружеников зреет прекрасная мечта об огромном доме, который будет выстроен на фундаменте, уложенном в чреве их бескрайнего котлована. С этим домом связывается людское представление о будущей устроенной и красивой жизни: “Пусть сейчас жизнь уходит, как теченье дыханья, но зато посредством устройства дома ее можно организовать впрок – для будущего неподвижного счастья и детства”. Сюда “войдет на поселение весь местный класс для пролетариата”. Казалось бы, что может быть прекрасней – вынашивать идеальный образ грядущего и всеми возможными силами способствовать его приближению. Так кажется Козлову и инженеру Прушевскому, лелеющему в мечтах прекрасный “общепролетарский дом”. Во имя его люди работали, “не помня времени и места”, “спуская остатки своей теплой силы в камень”. Но почему-то в дне сегодняшнем для великих строителей будущего не дается даже малой толики радости и счастья. Чем больше они нагревают рассекаемый камень, тем больше холодеют сами. Чем дальше продвигается строительство, тем глубже опускаются строители, зарываются в землю, а строительства дома вовсе не видно даже в обозримом будущем. Да и будущее счастье названо почему-то “неподвижным”.
В деревне тоже идет строительство “котлована” – ведут борьбу с “деревенскими пнями капитализма”, с хозяевами земли, потому что “бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу”. Автор выразительно показывает, что противится крестьянство насильственной коллективизации, своему самоуничтожению, как организует убой скота и проводит саботаж. Писатель делает нас свидетелями того, как люди “плакали во время бодрости” и маршировали во время плача. Порой описания принимают абсурдный характер: например, рассказ о том, как люди запасаются гробами для своей близкой смерти и живыми размещаются в них. Или эпизод, когда активист сажает на плот и сплавляет вниз по бурной реке весь “кулацкий элемент”, обрекая людей на верную смерть.
Мотив смерти, умирания человеческой индивидуальности продолжается на протяжении всей повести. Не оттого ли, что тот самый вожделенный дом будущего, этот обобществленный рай напоминает одну большую могилу или казарму? Постоянно сопровождает героев мотив смерти и могилы: они “худы, как умершие”, спят “замертво”, у некоторых спящих рабочих “охладевшие ноги беспомощно вытянуты в старых рабочих штанах”; мечтает умереть инженер Прушевский, так как чувствует “стеснение своего сознания и конец дальнейшему понятию жизни”. Движения рабочих при рытье котлована однообразны и заученны, словно механические. И говорят они, и едят, и спят без чувства, без радости, без цели. То же можно сказать и об эпизодах, связанных с колхозом: мужики, перед тем, как записаться, прощаются друг с другом и просят отпустить им все грехи, как перед смертью. А потом в разгар всеобщего веселья по поводу новой колхозной жизни, все забывают о маленькой Насте – девочке, которую Чиклин принес в котлован для “нежности”, “теплоты” и “общей радости существования”. Несомненно, Настя становится для всех героев повести символом надежды и мечтаний о будущем. Но Настя умирает, а вместе с ней гаснет свет надежды, и Жачев испускает дикий крик: “Я теперь ни во что не верю!”. Факт смерти ребенка утверждает невозможность строительства светлого и прекрасного здания будущего. Ведь дом строится для детей, а дети жить в нем не могут.
Единственный герой повести правдоискатель Вощев на протяжении всей повести пытается найти смысл жизни. Он как бы один не утратил индивидуальность, мыслительных желаний. После смерти девочки он “уже не знал, где теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человечка, в котором истина стала бы радостью и движением?”
Котлован – начало фундамента нового мира – становится могилой Насти, и если “дети – это время, созревающее в свежем теле”, то котлован становится также могилой будущего. Вощев не находит смысла в жизни. Не видит цели и сам автор. Платонов, прежде всего, для себя пытается найти ответы на вопросы – что произошло в стране после революции и что ждет впереди.
Молодой Платонов пылко и убежденно верил в преобразующее начало революции, в рождение новой человеческой породы. В 1920 году он пишет: “С пролетариатом рванулось все лучшее этого мира, всякая свежая молодая сила. Революция – живой и стройный организм. Она тот же человек, с его чистым огненным ликом, но человек без зла и нечистот, в рамках которых он тонет каждый день с огнем о отчаянием”. В повести “Котлован” автор создает страшный символ духовного вакуума, все живое здесь обречено на физическое и духовное самоуничтожение – такова расплата за попытку “сказку сделать былью”, если в основе этой попытки лежит низведение человека до “ничто”, “точки генеральной линии”. В жизни торжествует насилие, нелепость, всеобщая котлованность, тотальная обезличенность и бесчеловечность, надругательство над народом.