В подтексте произведения есть еще и эстетические проблемы, связанные, прежде всего с Мольеровой оценкой тогдашней эстетической ситуации во Франции. Не забывайте, что гениальный драматург, а ныне национальная гордость Франции – Мольер – относится к цеху разработчиков комедии – “низкого” жанра. Тонкий психолог, который хорошо умел “глубоко в сердца людей смотреть, / И тайны спрятанные там читать” (Н. Буало), он не мог не чувствовать пренебрежительного отношения к себе не только многих вельмож, но и даже коллег. Как говорилось, это отношение конкретно проявилось в позорной ситуации, когда талантливого писателя не взяли во Французскую академию только потому, что академики с возмущением говорили: “Разве мы можем проголосовать за этого Мольера, который пишет комедии, да еще и играл в них? А тогда нам придется в почтенном зале Академии сидеть рядом с шутом?” При этом к его произведениям ни у кого некогда никаких вопросов не возникало: они были совершенны.
Вспомним подобную ситуацию с негативным отношением испанской церкви к литературному творчеству Кальдерона: мол, как это он, священник, решается позорить свой сан написанием драматических произведений? Вот если бы Мольер писал трагедии, а не комедии, тогда никто из академиков и слова бы противного не сказал, ведь трагик автоматически зачисляется к числу уважительных людей. А по жизни колючки пренебрежительного отношения больно ранили самолюбие великого пересмешника, который к тому же имел развитое чувство собственного достоинства.
Автобиографические произведения, какие-то личностные факты жизни писателя могут быть растворены, “вплетены” текстовой ткани любого литературного произведения, в том числе и драматического. Да, тогдашнее пренебрежение к комедии и комедиографам своего рода отголосок в реплике учителя философии по поводу профессий учителей музыки, танцев и фехтования: “Да как вы смели так бесстыдно обзывать: наукою вещи, которые не заслужили даже того, чтобы быть назваными искусством. Это просто владение, жалостное ремесло недалеких уличных борцов, комедиантов и певцов”.
Разумеется, учителя фехтования, музыки и танцев такого оскорбления “философу” не подарили, и в грубой форме его оскорбили. “Учитель философии: Что-о? Ах, вы ж мерзкие обманщики. (Кидается на них, и все трое начинают его бить)…”
Возмущение учителей фехтования, музыки и танцев (представителей, по выражению учителя философии, жалкого ремесла) можно понять. За такое пренебрежение и обиду они изрядно намяли бока представителю “высокой науки”. Интересно, не возникало ли подобное желание у самого Мольера относительно некоторых тогдашних “стражей жанрового регламента”? По крайней мере, высмеивал надменности, презрительного отношения учителя философии к своим коллегам может восприниматься как своеобразная ответ Мольера тем, кто презирал его собственную профессию, – комедиографа.
Хотя Мольер был классицистом и даже дружил с главным теоретиком этого направления – Н. Буало, однако как гениальный художник он не мог не видеть (а следовательно, как комедиограф и не высмеивать) некоторые излишества этой строго “нормативной” эстетической теории. Это как раз и есть тот случай, который показывает, что настоящий гений никогда до конца и полностью не вмещается в творческое ложе, “не влезет в ящик” (Б.-И. Антонич) ни одного из литературных направлений. Именно поэтому Мольер иногда и нарушал жесткие предписания классицистической поэтики (правда, за это ему перепадало от теоретиков классицизма, в частности от того же Буало).
Всем известно о том, что Философским основанием классицизма был рационализм – философская концепция, поклонники которой возвеличивали разум, а чувства и эмоции отводили на второе место. Большое увлечение тогдашних искусствоведов и творцов рационализмом, их чрезмерное – “рассуждение” отобразилось в образе уже упомянутого учителя “царице наук” философии. Создавая этот образ, комедиограф, будто немного подсмеивается над учеными педантами и ихней проповедью “без эмоционального” рационализма. Так, во время только что упомянутой ссоры учителей касательно того, чье искусство важнее Господин Журден просит учителя философии, как представителя из самой рациональной среди наук, решить этот конфликт: “Господин философ вы пришли вовремя со своей философией. Будьте добры, померите этих добродетелей”
Одна из самых смешных сцен комедии начинается академично-поучительным тоном философа, где он призывает быть сдержанными и культурными. Однако после того, как каждый из трех соперников начинал хвалить именно свое искусство, с нашим философом и его рационализмом неожиданно что-то случилось. Возможно, коллеги его обидели, возвышая танцы, музыку и фехтование и никоим словом не затронув философию? А может, он тоже хочет заработать на преподавании Журдену как возможно дольше? Ведь вдруг мещанин-дворянин (их общая дойная корова”), наслушавшись музыканта, танцовщика и фехтовальщика касательно преимуществ именно их искусств не имея возможности платить всем сразу, оставит именно их, а его, философа, выгонит. Пусть там как, но учитель философии, мгновенно потерявший всю свою степенность, бросился в драку (Мольер: “все учителя, избивая друг друга, выходят”). Эта сцена, которая начиналась степенно и рационально и рассудительно, заканчивается в противоположной тональности – суетливо и по балаганному весело.
Однако когда хорошенько помятый учитель поворачивается к Журдену, между ними происходит забавная беседа, где философ снова приобретает академического вида: “Господин Журден: Ах, вельми уважаемый господин, мне очень обидно, что они вас побили! Учитель философ: Ничего страшного! Философ должен ко всему относиться спокойно, воспринимать вещи просто. Я сочиню на этих наглецов сатиру в стиле Ювенала. Ого, вот она, им точно хорошо навредит…”
Стоит лишь представить, как смеялся Людовик XIV и все его придворные на спектаклях “Мещанин во дворянстве” , когда философ угрожал коллегам сатирою в стиле римлянина Ювенала… Еще бы, страшнейшего наказания для них нельзя было и придумать…