Советский человек – миф и правда

Когда мы произносим “советский человек”, то подразумеваем под этим “русский человек”. Но как только вместо определения “русский” ставишь другое – скажем, “немецкий”, “итальянский” или “американский”, то словосочетание как будто теряет всякий смысл. “Французский человек” – не звучит. Впрочем, не звучат и такие словосочетания, как “украинский человек”, “таджикский человек”, “казахский человек” или “латвийский человек”. Мы скорее сказали бы “таджик”, “казах”, “латыш” или “азиат” и “прибалт”.

А вот “советский человек”, “русский человек” – звучат. И не только звучат, но и имеют вполне определенный смысл. Я, например, воспринимаю эти словосочетания как синоним словосочетания “наш человек”. Помните, в фильме “Москва слезам не верит” есть сцена, где Гоша с приятелем встревают в разборки подростков. Так вот, в конце сцены этот самый приятель Гоши с уверенностью говорит о парне, с которым уходит девушка: “Наш человек”.

Выходит, “советский человек” – это “русский человек”. Но ведь “советскими” были не только русские. В СССР было 15 республик, и все они были “советские”. Однако жители этих республик воспринимались как представители конкретной национальности. И только русские были единственными, кто подходил под определение “советские”.

На мой взгляд, этого рассуждения вполне достаточно, чтобы понять, что определение “советский человек” – один из тех мифов, которые выдавались за правду.

Известный французский ученый, изучавший мифологию индоевропейских народов, Ж. Дюмезиль пишет: “Мифы нельзя понять, если оторвать их от жизни людей, которые их создали”. Миф о “советском человеке” был создан теми, кто пришел к власти в России в 1917 году. Сначала они называли себя большевиками, потом стали называться коммунистами. Себя они называли членами Российской социал-демократической партии большевиков, потом – Коммунистической партии Советского Союза.

Но все это тоже было мифом. Сегодня мы знаем, что не один Ленин стоял у истоков создания РСДРП. Видное место в этом политическом движении принадлежало Мартову. Ленин и Мартов были соратниками, единомышленниками и друзьями. Они вместе создавали газету “Искра” и гармонично дополняли друг друга – грубый, резкий и напористый Ленин и вежливый, внимательный, интеллигентный Мартов. Но, как известно, на II съезде в партии произошел раскол между сторонниками радикала Ленина и умеренного Мартова. На стороне Ленина оказалось меньшинство делегатов съезда, на стороне Мартова – большинство. Но позднейшая советская мифология утвердила за ленинцами название “большевики”, за мартовцами -“меньшевики”. Мартов считал, что каждый член партии имеет полное право на собственное мнение. Ленин был убежденным сторонником диктатуры пролетариата и полагал, что для всякого члена партии решение ее ЦК – закон. Мартов любыми способами стремился избежать ненужного кровопролития в возможной русской революции, Ленин же требовал мирового революционного пожара и потопления буржуазии в ее собственной крови.

Так в России появился “Емельян Пугачев с университетским образованием”, которого потом стали называть “самым человечным человеком”. Он был вдохновителем Великой Октябрьской социалистической революции, которая в действительности представляла собой “русский бунт, бессмысленный и беспощадный”.

Древние греки мифом называли “слово о богах и героях”. В древнерусской литературе были “Слово о законе и благодати”, “Слово о полку Игореве”, “Слово о погибели Русской земли”. В русской литературе XX века “словом” стала история, начало которой положил Ленин, его соратники и последователи. Они утверждали, что советский государственный строй – это диктатура трудящихся, диктатура большинства. Но на самом деле это была диктатура большевиков над большинством – рабочими и крестьянами.

В библейской книге Екклесиаста есть такие слова: “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем”. А Евангелие от Матфея предупреждает: “Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их”.

Таким лжепророком для России XX века оказался Ленин. В советской литературе есть много произведений, в которых запечатлен образ Ленина – первого и главного советского человека. Возникла даже литературная Лениниана, у истоков которой стояли такие разные писатели и поэты, как М. Горький и В. Маяковский, Д. Бедный и С. Есенин, И. Сельвинский и М. Шагинян. Образ Ленина был наделен всеми мыслимыми положительными качествами и свойствами. Даже тело Ленина поместили в Мавзолей, чтобы весь мир мог видеть нетленные мощи советского “святого”, “пророка”. Но в отличие от мощей настоящих святых старцев, например, Киево-Печерской лавры, нетленность тела Ленина поддерживает целый научно-исследовательский институт, содержание которого обходится России в 4 тысячи долларов в сутки. Что же касается образа Ленина в художественной литературе, то, на мой взгляд, достаточно обратиться к эмигрантской прозе классика русской литературы А. Куприна, чтобы понять: советская Лениниана – это советская мифология.

Ставя вопрос о мифе и правде в образе советского человека, мы как будто делаем противопоставление. На самом деле “миф” не является синонимом лжи или выдумки. В мифе есть доля истины, правды. Но она настолько мала и так незначительна, что порой почти ничем не отличается ото лжи. Поэтому следует жить по правде, а не по мифам. Тогда мы будем жить во имя наших предков и ради наших детей, и нам не придется ничего разрушать и реставрировать.