“Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова” – величайший памятник древнерусской литературы. Созданное, как установлено исследователями, не ранее 1185-1187 годов и не позднее начала XIII века, “Слово” дошло до нас в составе гораздо более позднего сборника XVI века принадлежавшего библиотеке Спаса-Ярославского монастыря. История открытия и публикации этого древнейшего литературного памятника содержит в себе множество спорных вопросов, порой, почти детективных сюжетов. Это во многом объясняет то, что споры о подлинности “Слова” возникли практически сразу после его обнаружения и не утихают уже более двух столетии. Рассмотрим, в чем заключается основная аргументация скептиков, считающих “Слово” подделкой, и как их опровергают сторонники подлинности этого произведения древнерусской литературы.
Прежде всего, сразу вызвало сомнение то, что подлинник рукописи, случайно обнаруженной собирателем древнерусских рукописей графом А. И. Мусиным-Пушкиным в приобретенном им у монахов сборнике рукописей, почти никто из серьезных исследователей не видел. Дело в том, что рукопись существовала только в одном списке, с которого в 1795-1796 годах была сделана копия для императрицы Екатерины II, а в 1800 году рукопись была переведена, снабжена вступительной статьей и примечаниями и опубликована. Первое издание “Слова” подготовил открывший его Мусин-Пушкин, правда, в сотрудничестве с лучшими археографами того времен Н. Н. Бынтышом-Каменским и А. Ф. Малиновским. Следует учитывать тот факт, что список был более поздним, чем само произведение, а потому он содержал много ошибок и “темных” мест. При копировании из-за отсутствия в древнерусском тексте разделения на слова количество ошибок еще больше увеличилось, особенно это касалось толкования отдельных образов, географических названий и имен. В первозданном виде со списком успели ознакомиться, кроме его публикаторов, только такие знатоки древнерусских рукописей, как Н. М. Карамзин и А. И. Ермолаев. Карамзин сделал ряд выписок из рукописи, а Ермолаев, один из лучших знатоков древнерусской палеографии того времени, определил время ее написания – XV век, а также охарактеризовал почерк как полуустав. Больше подлинник не видел никто, поскольку оригинал, хранившийся в доме Мусина-Пушкина в Москве, погиб в пожаре 1812 года. Таким образом, в дальнейшем исследователям пришлось иметь дело не с оригиналом, а именно с тем первым изданием и царской копией, которые были сделаны Мусиным-Пушкиным. Эти тексты и стали единственными источниками сведении о древнерусском памятнике. Так определились объективные предпосылки сомнений в подлинности “Слова”.
Но следует учитывать и тот факт, что скептические высказывания появились еще до гибели оригинала, а его утрата только усилила доводы оппонентов. Субъективные предпосылки такой позиции порождены необычайно высоким художественным уровнем произведения. Далеко не все смогли согласиться с тем, что русская средневековая литература могла дать миру такой шедевр. Ведь тогда бытовало представление о “мрачном средневековье”, неразвитости в культурно-художественном отношении Древней Руси и т. д. Подобную точку зрения высказывали в первой половине XIX века представители так называемой “скептической школы” русской историографии, наиболее активным и последовательным из них был М. Т. Каченовский. Это направление развивало идеи критического отношения к историческим источникам, заявленное в работах немецкого ученого Августа Шлецера, основанием которого было представление о низком уровне культуры прошлого и исключительно поступательном прогрессивном движении истории. Эти основания скептицизма расшатывались впоследствии по мере того, как уточнялись представления о культуре Киевской Руси, о ее архитектуре, живописи, ремесле, иностранных связях, социальном строе и т. д. Особенное значение имели открытия памятников древнерусской литературы XI-XII веков, высокий художественный уровень которых был несомненен: “Слова о законе и благодати” митрополита Илариона, проповедей Климента Смолятича и Кирилла Туровского, “Моления” Даниила Заточника и др.
На протяжении XIX века сомнения в подлинности “Слова” высказывали многие ученые, исследователи, писатели, среди них, помимо М. Т. Каченовского, Н. П. Румянцев, О. И. Сенковский, М. О. Бодянский, И. Беликов, С. М. Строев, И. И. Давыдов, Н. М. Катков, К. С. Аксаков и некоторые другие. Столь упорный скептицизм объясняется еще и тем, что в XIX веке литературные подделки и мистификации были достаточно распространенным явлением. Хорошо известно насколько большое влияние па западноевропейскую и русскую литературу начала XIX века оказали созданные в 1760-63 годах Дж. Макферсоном романтические произведения выданные им за творчество шотландского барда Оссиана, жившего, по преданию, в III веке. Широкое распространение получили и литературные мистификации французского писателя Проспера Мериме. В 1825 году он издал романтические пьесы под именем выдуманной актрисы Клары Гасуль, а в 1827 году – сборник “Гусли”, приписанный вымышленному сербскому сказителю И. Маглановичу. На основе их Пушкин в 1835 году написал цикл “Песни западных славян”, считая оригинал подлинником. Только после признания самого Мериме в письме к С. А. Соболевскому стало известно, что это литературная мистификация. В конце XVIII – начале XIX века при усилении интереса к древнерусским памятникам в России участились случаи их подделки, принадлежащие перу А. И. Бардина и А. И. Сулакадзева. Не удивительно в этом контексте высказывание О. И. Сенковского о подлинности “Слова”: “… над “Словом о полку Игореве” носится в нашем уме сильное подозрение в мистификации: оно крепко пахнет Оссианом”. Сенковский отмечает в языке “Слова” полонизмы, галлицизмы и выражения “неизвестные средним векам” – к таким относятся быстрая Каяла, серебряные седины, Сула, текущая серебряными струями; жемчужная душа в храбром теле, кровавые его раны в жестоком теле, кровавые зори, налагание вещих перстов на живые струны, прилегание мыслит издалеча, золотые слова, смешанные со слезами “и целые дюжины этого рода понятий, совершенно неизвестные средним векам”.
Новый импульс дискуссии о подлинности “Слова” придало открытие памятника древнерусской литературы “Задонщина” – произведения, воспевающего победу русских над Мамаем в Куликовской битве в 1380 году. О том, когда была создана “Задонщина” – непосредственно после битвы или несколько десятилетий спустя, идут споры, но бесспорен факт, что старший из сохранившихся ее списков датируется концом XV века. На несомненное сходство “Задонщины” со “Словом” обратили внимание еще в середине XIX века, как только в 1852 году были обнаружены первые ее списки. Уже тогда и в России, и за рубежом появились скептические суждения. Так митрополит Евгений Болховитинов считал, что подлинник “Слова…” относится к XVI веку, будто оно является переработкой “Задонщины”, а стимулом к созданию “Слова. ..” послужил разгром татар. Французский ученый Луи Леже выдвинул гипотезу, что на основании “Задонщины” неизвестный автор мог создать “Слово о полку Игореве” в XVIII веке. В дальнейшем у этой версии появились как сторонники, так и противники. Сильным аргументом в спорах каждой из сторон выступало очевидное текстуальное сходство отдельных фрагментов текста этих произведений, но интерпретировалось оно по-разному. Сторонниками первичности “Задонщины” выступили А. Брюкнер, А. Мазон, Я. Фречек, А. А. Зимин, А. Данти, а подлинность “Слова” отстаивали Р. О. Якобсон, Е. Ляцкий. Д. С. Лихачев, Н. К. Гудзий, В. П. Анрианова-Перетц, А. В. Соловьев, Р. П. Дмитриева, О. В. Творогов, А. А. Горский, А. К. Югов, Б. М. Гаспаров, А. А. Зализняк.
Наиболее развернутую аргументацию в пользу версии Леже выдвинули в 30-е годы XX века французский ученый А. Мазон, а позже, уже в 60-е годы, отечественный историк А. А. Зимин. Если малоубедительные доказательства первичности “Задонщины”, выдвинутые А. Мазоном, оказалось легко опровергнуть, то на новом этапе развития науки и текстологии аргументы А. А. Зимина вызвали широкую дискуссию в научной среде. Для их опровержения потребовалось применить новые математические методы анализа текста. Суть их сводится к следующему.
У “Слова о полку Игореве” и “Задонщины” имеется полсотни сходных фрагментов, причем расположены они в каждом из произведений в разном порядке. Это дает возможность для статистического сопоставления. Ученые выстроили диаграммы, показывающие распределение параллельных фрагментов по объему, исходя из двух гипотетических возможностей: 1) что автор “Задонщины” производил заимствования из “Слова”; 2) что автор “Слова” производил заимствования из “Задонщины”. Исследование проводилось исходя из того, что на диаграммах, отражающих истинное представление о соотношении произведений, могут проявиться определенные закономерности в распределении фрагментов по объему: например, заимствования преимущественно более обширных фрагментов в одной части произведения и преимущественно коротких в другой. На диаграммах же, исходящих из ложного представления о соотношении произведений, закономерностей проявиться не может. Дело в том, что поскольку на таких диаграммах распределение фрагментов будет случайным, распределение их по объему будет подчиняться математическому закону больших чисел. А это значит, что более крупные и более мелкие фрагменты будут чередоваться в этих диаграммах относительно равномерно.
Что же показала данная методика в отношении “Слова о полку Игореве” и “Задонщины”? Как отмечает А. А. Горский, ее результаты сводится к таким выводам: “На диаграммах, исходящих из допущения первичности “Задонщины”, закономерности в распределении фрагментов не обнаружилось. Это не значило бы, что “Слово о полку Игореве” первично по отношению к “Задонщине”, если бы закономерности не проявилось и на диаграммах, исходящих из допущения первичности “Слова”, – в этом случае вопрос остался бы открытым. Но на диаграммах, исходящих из первичности “Слова”, закономерность присутствует. Там наблюдается заметное снижение среднего объема параллелей в середине текста “Задонщины” по сравнению с началом и некоторое повышение его в конце. Поскольку на диаграммах, исходящих из ложного представления о соотношении произведений, закономерность проявиться не может, остается признать, что диаграммы, исходящие из допущения первичности “Слова о полку Игореве”, -“истинные”, именно “Слово” было источником “Задонщины””.
Как отмечает исследователь, варьирование объема заимствований объясняется сложностями, с которыми столкнулся автор “Задонщины” при работе с текстом “Слова” из-за различий в содержании задуманного им произведения и его главного источника. Наиболее существенным различием является то, что основной задачей “Задонщины” был рассказ о Куликовском сражении, а в “Слове” собственно о битве Игоря с половцами говорится относительно немного. В заключительной части “Задонщины” автор оказался несколько в лучшем положении: была возможность приспособить описание бедствий Русской земли в “Слове” к описанию бедствий татар, а торжества половцев – к торжеству русских, что и повлекло некоторое увеличение объема заимствованных фрагментов. Завершая анализ, Горский приходит к выводу, что “наличие указанных закономерностей в распределении параллельных со “Словом” фрагментов в тексте “Задонщины” – как по объему, так и по содержанию – позволяет отказаться от предположения о фольклорном характере связи между этими произведениями: оно явно указывает на книжный характер заимствования – из списка “Слова” в письменный текст “Задонщины””.
Завершающая точка в двухвековом споре сторонников и противников подлинности “Слова” была поставлена только в XXI веке, когда па новом этапе развития науки стало возможно провести серьезное лингвистическое исследование языка древнерусского памятника. В 2004 году известный лингвист, академик РАН, крупнейший специалист по языку берестяных грамот А. А. Зализняк опубликовал монографию, явившуюся плодом многолетних исследовании текста “Слова о полку Игореве” вышедшую вторым изданием в 2007 году. Ученый наглядно продемонстрировал, с какими сложностями должен был бы столкнуться имитатор XVIII века, решивший подделать текст XII века, дошедший до его современников в списке XV-XVI веков. Такому имитатору пришлось бы учесть сотни разнообразных моментов орфографического морфологического и иного характера, в том числе и ошибки, которыми обычно сопровождалось копирование древнего текста переписчиком, и при этом не упустить диалектные особенности характерные для древних писцов, происходивших с русского северо-запада. А. Л. Зализняк на конкретных примерах показал, что это было невозможно сделать одному человеку Он привел ряд случаев отражения в “Слове” языковых явлений, характерных для русского языка в XII-XIII веках и бесследно исчезнувших задолго до XVIII века. Также А. А. Зализняк заново рассмотрел проблему соотношения текста “Слова” и списков “Задонщины”. Он убедительно доказал, что целый ряд лингвистических параметров демонстрирует зависимость “Задонщины” от “Слова”, но не наоборот.
Таким образом, А. А. Зализняк, пользуясь современными методами лингвистического анализа текста, окончательно доказал, что гипотетический фальсификатор XVIII века для того, чтобы создать текст “Слова”, должен был владеть огромным количеством точных знании, полученных наукой о языке уже в XX-XXI веках. Критически рассмотрев лингвистические аргументы против подлинности “Слова”, выдвигавшиеся различными авторами на протяжении двух веков, Зализняк пришел к неоспоримому выводу: “версия о поддельности “Слова” исчезающе маловероятна”. Таков окончательный вердикт современной науки. Книга А. А. Зализняка практически закрывает длившуюся два столетия дискуссию о подлинности “Слова о полку Игореве”. Рассмотрение лингвистической стороны проблемы оказалось достаточным для решающих выводов. Как справедливо заключает ученый, “любой новый сторонник поддельности текста памятника, какие бы литературоведческие или исторические соображения он ни выдвигал, должен прежде всего объяснить, каким способом он может опровергнуть главный вывод лингвистов”. Но еще в то время, когда “Слово о полку Игореве” только было открыто, великий русский поэт А. С. Пушкин провидчески заметил: “Подлинность самой песни доказывается духом древности, под которого невозможно подделаться”. Каковы бы ни были позиции участников дискуссии о подлинности “Слова”, с этим высказыванием невозможно не согласиться.