С лирикой Пушкина тесно соприкасается его поэмное творчество, которое также отражает изменение взглядов и художественных принципов автора. С романтическим, “байроническим” периодом Пушкина связаны его так называемые “южные поэмы”, написанные в 1820-1824 г.: “Кавказский пленник”, “Бахчисарайский фонтан”, “Братья-разбойники”, “Цыганы”. Герой “Кавказского пленника” – это не только традиционный романтический герой, но и первая попытка Пушкина создать образ современника. Пленник предстает не как исключительная личность, стоящая над миром, но, скорее, как человек, одержимый пороками своего времени. При этом в нем явно чувствуется и автобиографический подтекст: во время южной ссылки Пушкин, как и герой этой поэмы, чувствует себя разочарованным изгнанником.
Но в прямую полемику с романтическими принципами Пушкин вступил только создав последнюю из “южных поэм” -“Цыганы”, которая была закончена уже в Михайловском. Сюжет поэмы традиционен: испорченный цивилизацией человек попадает в среду “естественных людей” – цыган – простодушных и вольнолюбивых. Пушкин ставит проблему ценности абсолютной свободы. Герой-романтик Алеко, порвавший “оковы просвещенья”, освободившийся от “неволи душных городов”, тем не менее не находит подлинной свободы, потому что внутренне он пленник “собственных страстей”. Его трагедия состоит в том, что он “для себя лишь ищет воли”, а потому устами старого цыгана осуждается индивидуализм Алеко, убившего в порыве ревности дочь старика Земфиру, и он изгоняется из табора: “Оставь нас, гордый человек!”. У старого цыгана своя правда, но Пушкин сомневается и в ней, потому что она тоже не дает человеку счастья:
И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет.
Так индивидуалистической свободе романтика и природной вольности цыгана противопоставляется объективная сила – судьба.
Начиная с 1825 года Пушкин постоянно расширяет жанровый диапазон поэмы, на которую начинают оказывать воздействие общие реалистические тенденции творчества Пушкина этого периода. При этом поэт обращается к новым для него темам, среди которых одной из важнейших стала тема петровских преобразований. Первый опыт такой исторической поэмы -“Полтава” . Здесь еще чувствуется влияние романтизма в изображении Петра I: порой он почти божество, божественное провидение вдохновляет его на великие деяния. Явно романтизирован и портрет Петра:
Его глава Сияет. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь как божия гроза.
Основной конфликт в поэме – столкновение эгоистических интересов отдельной личности и законов истории, которые соотносятся с преобразованиями Петра и судьбой России:
Была та смутная пора, Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра.
Как и потом в “Медном всаднике” для Пушкина Петр – это эталон, с которым сравниваются современные правители. Его слава, народная память приобретены историческими заслугами, что особенно очевидно в сопоставлении с судьбой Мазепы:
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы, Огромный памятник себе.
Но совсем иначе трактуется образ памятника Петру Великому в позднем творчестве Пушкина – в поэме “Медный всадник” , ставшей вершиной поэмного искусства писателя. Изучение исторических документов, работа над историческими трудами, наблюдения над современной жизнью и глубокие размышления заставили Пушкина во многом изменить свою позицию.
В материалах для “Истории Петра” он отмечал противоречия личности и политики великого реформатора: “Разность между государственными учреждениями и временными указаниями: первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательности и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом”. Это противоречие и стало основой идейно-композиционной системы “Медного всадника”. В поэме ясно показана трагическая сторона исторического прогресса: неразрешимый конфликт личности и Государственных интересов. В связи с этим поднимается вопрос о цене государственных преобразований и реформ, их роли в жизни частного -“маленького” – человека. Если в прологе Пушкин создает величественный образ Петра I, а прекрасный город, созданный по его воле, символизирует образ новой России, то в первой части поэмы рисуется жизнь современника, ничем не примечательного человека Евгения, волею судьбы вынужденного столкнуться с тем, что явилось следствием петровских преобразований. Это противопоставление поддержано и на стилистическом уровне: вступление и эпизоды, связанные с “медным всадником” выдержаны в традиции оды, а там, где речь вдет о Евгении, господствует прозаичность, нет красочных метафор и сравнений.
Сюжетная часть поэмы строится на том, что во время наводнения гибнет невеста Евгения, рушатся все его надежды на простую, непритязательную жизнь, наполненную тихими семейными радостями. Безусловно, эти планы противопоставляются по силе, масштабу, значимости тем великим замыслам Петра, осуществление которых привело к возникновению не только прекрасного города, новой столицы, но и новой страны:
Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия, Да усмирится же с тобой И побежденная стихия.
Стихия – это и “возмущенная Нева”, это и стихийные начала русской истории. Не случайно все художественные средства направлены на то, чтобы предельно одушевить, олицетворить это стихийное начало: Нева “дышала, как с битвы прибежавший конь”, а вся картина наводнения представляет собой развернуто сравнение – нападение разбойников: “Осада! Приступ! Злые волны / Как воры, лезут в окна”. Возможна ли победа над этими силами и к чему она приводит? Так житейская драма скромного чиновника, “маленького человека” вырастает до уровня философского обобщения:
… Или во сне Он это видит? иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей?
Третья часть поэмы рисует прямое столкновение двух исторических сил – Личности и Государства, Евгения и Медного всадника. Именно потому робкая угроза -“Ужо тебе” – безумного человека, открывшего корень всех своих бед в грозном “кумире на бронзовом коне”, вызывает страшный гнев последнего: он всю ночь преследует несчастного по пустынным улицам Петербурга. Эта фантастическая погоня завершается смертью “маленького человека”. Его трагическая судьба вызывает в читателе острое сочувствие и заставляет задуматься над мучительным для автора вопросом: правомерно ли ради утверждения разумного начала в русской государственности, ради петровских преобразований жертвовать судьбой какого бы то ни было человека? Пушкин, как и Достоевский, никогда не согласится с тем, что “цель оправдывает средства”, но ответа на поставленный вопрос поэма так и не дает:
Куда ты скачешь, гордый конь, И где опустишь ты копыта?