СОВРЕМЕННОЕ ЗВУЧАНИЕ РОМАНА М. А. БУЛГАКОВА “МАСТЕР И МАРГАРИТА”

Михаил Булгаков, автор, чье творчество многие годы отражает острые проблемы современности, сравнительно недавно стал досту­пен широкому кругу читателей. И те вопросы, которые в необыч­ной, мистико-фантастической форме поднимает автор в романе “Мастер и Маргарита”, Так же актуальны сейчас, как и в то время, когда роман был написан, но не появился в печати.

Атмосфера Москвы, самобытного и неповторимого ее мира, где с первых страниц романа переплетаются судьбы героев, захватывает читателя, и звучит вечный вопрос о противоборстве и единении До­бра и Зла в эпиграфе произведения. И умение автора на фоне ме­лочности и низости быта, измен и трусости, подлости и взяточниче­ства покарать или великодушно простить, поставить глобальные проблемы рядом с самыми незначительными – вот то, что застав­ляет читателя вместе с автором любить и восхищаться, порицать и наказывать, верить в реальность необыкновенных событий, прине­сенных в Москву Князем Тьмы и его свитой.

Булгаков одновременно открывает и страницы быта Москвы, и фолиант истории: “В белом плаще с кровавым подбоем, шаркаю­щей кавалерийской Походкой” Входит на страницы романа проку­ратор Иудеи Понтий Пилат, “тьма, пришедшая со Средиземного Моря”, Накрывает ненавидимый прокуратором город, исчезает все в грохоте грозы над Ершалаимом, совершается казнь на Лысой го­ре… Казнь Добра, казнь, открывающая во всей наготе своей худ­ший порок человечества – трусость, за которым стоит и жесто­кость, и малодушие, и предательство. Это казнь Иешуа Га-Ноцри, Христа, возвышение через страдание и прощение – не так ли предстает перед читателем в романе ведущая нить его – любовь Мастера и Маргариты? И трусость жестокого прокуратора, и рас­плата его за малодушие и низость – не воплощение ли это всех тех пороков московских взяточников, подлецов, прелюбодеев и трусов, наказанных всемогущей рукой Воланда?

Но если Добро в романе – это свет и покой, прощение и лю­бовь, то что же такое Зло? Воланд и его свита играют роль наказу-ющей силы, и сам Сатана в романе – судящий Зло, но и караю­щий Злом. Что же и кто же то Зло, которое сатирически и фанта­стически изображает Булгаков?

Начиная с домоуправа Никанора Ивановича, смешного своей показной порядочностью, на самом же деле “выжиги и плута”, ав­тор описывает “Дом ГрибоедовА”, изобличая литераторов, и, нако­нец, переходит к зрелищному сектору – под пером искусного пи­сателя съеживается, словно опадает “прах”, как на балу у Сатаны, с фигур “власть предержащих”. И открывается их истинная личи­на – пороки шпионства, доносительства, обжорства Витают Над великим городом – тоталитарной Москвой. Фантастические алле­гории незаметно приводят читателя к критическому моменту – балу у Сатаны в ночь весеннего полнолуния. “И было в полночь видение в саду…” Так заканчивается описание грибоедовского рес­торана под отчаянные крики “Аллилуйя!”. Наказанию пороков

Предшествует внезапно открывшаяся на балу правда: волной вли­ваются “гости” Сатаны – “короли, Герцоги, самоубийцы, висель­ники и сводницы, доносчики и изменники, сыщики и растлите­ли”, волной льется общемировой порок, пенясь в бассейнах с шам­панским и коньяком, безумствуя от оглушительной музыки орке­стра Иоганна Штрауса; пульсируют под тысячами ног массивные мраморные, мозаичные и хрустальные полы в диковинном зале. Наступает тишина – близится момент расплаты, суда Зла над Злом, и, как итог кары, звучат над залом последние слова: “Кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут вино­градные гроздья”. Умирает порок, истекая кровью, чтобы воскрес­нуть в завтрашнем дне, ибо нельзя убить Зло Злом, как нельзя ис­коренить вечное противоречие этой борьбы, покрытой таинством лунных ночей…

И эти поэтические, лирические, наполненные фантастикой, за­литые серебряным светом или шумящей грозой лунные ночи – не­отъемлемая часть ткани романа. Каждая ночь полна символов и та­инств, самые мистические события, пророческие сны героев проис­ходят в лунные ночи. “Прячущаяся от света таинственная фигура” навещает в клинике поэта Бездомного. Охвачено мистикой и воз­вращение Мастера. “В комнату ворвался ветер, так что пламя све­чей в канделябрах легло, распахнулось окно, и в далекой высоте открылась полная, но не утренняя, а полночная луна. От подокон­ника на пол лег зеленоватый платок ночного света, и в нем появил­ся ночной Иванушкин гость”, извлеченный темной и властной си­лой Воланда. И как не имеет покоя в лунные ночи Мастер, так и герой Иудеи, всадник Понтийский Пилат, терзает двенадцать ты­сяч лун за ошибку, совершенную в Одну Ночь. Ночь, произошед­шую две тысячи лет назад, ночь, когда “в полутьме, на ложе, за­крываемом от луны колонной, но с тянущейся лунной лентой от ступеней крыльца к постели” прокуратор “потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности”, когда осознал порок своей трусости, впервые тронулся по светящейся дороге и пошел по ней вверх прямо к луне. “Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того все сложилось прекрасно и неповторимо на прозрачной голубой до­роге. Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ. Они спорили о чем-то очень сложном и важном, ни в чем не сходились, и ни один из них не мог победить другого. Казни не было! Не было. Вот в чем прелесть этого путешествия вверх по ле­стнице луны”. Но тем страшнее было пробуждение отважного вои­на, не струсившего в Долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-Великана. Тем ужаснее было пробуждение иге-мона. “Банга зарычал на луну, и скользкая, как бы укатанная мас­лом, голубая дорога перед прокуратором провалилась”. И исчез бродячий философ, произнесший слова, решившие через тысячеле­тия искупления греха судьбу прокуратора: “Я прощаю тебя, ше-мон”. Через тысячелетия Мастер встретил своего героя и одною по­следней фразой закончил роман: “Свободен! Свободен! Он ждет те­бя!”

Снисходит прощение на души, искупившие грех страданием и самоотвержением. Дарован не свет, но покой любви Мастера и Мар-

Гариты, необыкновенному чувству, пронесенному героями через все препятствия жизни. “Кто сказал, что нет на свете настоящей, веч­ной, верной любви?” В одно мгновение полюбила Маргарита Масте­ра, долгие месяцы разлуки не сломили ее, и единственно ценным было для нее в жизни не благосостояние, не блеск всех удобств, ко­торыми она обладала, а обгоревшие страницы “грозы над Ершалаи-мом” да засохшие среди них лепестки розы. И необыкновенная свобода гордости, любви, справедливости Маргариты, чистота и че­стность Мастера дали влюбленным “дивный сад” или “вечный при­ют”. Но где это? На земле? Или в тех таинственных измерениях, где совершалось торжество бала Сатаны, где в ночи летела обна­женная Маргарита над “водным зеркалом, в котором проплывала вторая луна”?

Лунная ночь объединяет таинства, стирает границы пространст­ва времени, она страшна и упоительна, беспредельна и таинствен­на, весела и грустна,., Грустна для того, кто страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз. “Это знает уставший. И он без сожаления покидает туман земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его”. А ночь безумству­ет, “лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцу­ет и шалит*. Она обрушивает потоки света на землю, скрывает пе­ревоплощение Воланда, оставляющего мир людей, совершившего свою миссию на земле, властной рукой нанесшего удар Злу. Остав­ляет землю олицетворяющий собою тьму, как оставлял ее две ты­сячи лет назад бродячий философ, со смертью унесший с собою свет. Но на земле продолжается вечная борьба Добра и Зла, и веч­ное их единство остается незыблемо.