“Обыкновенная история”. Процесс перерождения романтика в бюрократа

Иван Андреевич Гончаров, известный прозаик и критик, автор знаменитых романов “Обыкновенная история”, “Обломов”, “Обрыв”, вошел в историю русской литературы как реалист, тяготеющий к изображению нравственных коллизий, и блестящий бытописатель своей эпохи.

Гончаров – художник необычайно обостренной “нравственной реакции”. В романах этого писателя звучит призыв к деятельности, освещенной идеями гуманизма и высокой духовности.

“Обыкновенная история”, первый серьезный роман – был начат в 1844. Он опубликован в 1847 году в журнале “Современник”.

Сюжетной основой романа является обыкновенная история, случившаяся с молодым провинциалом Александром Адуевым, в результате которой “трижды романтик” превратился в самодовольного, ограниченного карьериста-чиновника. “Обыкновенная история” роман об утраченных иллюзиях.

В образе и судьбе Адуева-племянника Гончаров, по его словам, стремился воплотить “всю праздную, мечтательную, аффектационную сторону старых нравов”. Александр Адуев “был трижды романтиком – по натуре, по воспитанию и обстоятельствам жизни”. Петербургская жизнь беспощадно разбивает романтические иллюзии Александра Адуева. Вместе с тем Гончаров показывает, что псевдоромантические настроения Адуева скрывали под собой эгоизм и самолюбие. Не случайно Адуев из романтика превращается в трезвого, практичного карьериста – чиновника и дельца.

И. А. Гончаров точно отметил известное прогрессивное значение для русской жизни таких людей, как Адуевдядюшка. Петр Иванович Адуев честен и тверд. Любит заниматься делом и убежденно говорит о себе и о людях своего типа: “Мы принадлежим обществу… которое нуждается в нас”. Образ дядюшки, несомненно, импонировал писателю: он внес в его интеллектуальный и нравственный облик идеализирующие его черты. Но Гончарову многое и не нравилось в людях такого типа. По замечанию Белинского, дядюшка – “эгоист, холоден по натуре, не способен к великодушным движениям”.

Единственным близким ему существом является тетка, жена Петра Ивановича. Лизавета Александровна понимает романтические устремления Александра, она жалеет и утешает его, оставленного возлюбленной. Они – родственные души, не сумевшие приспособиться в этом жестком мире.

Лизавета Александровна Адуева, жена Петра Ивановича, пытается понять жизненные принципы мужа: “Что было главной целью его трудов? Трудился ли он для общей человеческой цели… или только для мелочных причин, чтобы приобрести между людей чиновное и денежное значение… О высоких целях он говорить не любил, называя это бредом, говорил сухо и просто, что надо дело делать”.

Прихавщий в Петербург Александр уже другой человек, он утратил иллюзии, хочет добиться “фортуны и карьеры”; любовь его теперь мало привлекает, если у невесты нет солидного приданого. Он изменился “в корне”: потолстел, стал степенным, но главное – у него “ожирела душа”. Он оказался прекрасным учеником Петра Ивановича, даже дядю обошел в цинизме. Александр удивлен, что дядя пожертвовал карьерой из-за здоровья жены. Александр теперь ни о чем не мечтает, он строит свою жизнь на трезвом расчете, любовь там хороша, где деньги есть – такова его психология. Лизавета Александровна грустит по прежнему “романтичному и доброму Александру”, а он утверждает: “Я иду наравне с веком: нельзя же отставать…”

Писатель показал в романе ломку старых отношений и понятий, появление новых характеров, “трезвое сознание необходимости дела, труда, знаний”. Но дядюшка вовсе не был подлинно новым человеком и тем более выразителем борьбы с всеобщим российским застоем. Несмотря на честность и порядочность Петра Ивановича, “бедная жена его была жертвой его мудрости. Он заел ее век, задушил ее в холодной и тесной атмосфере” . Сам Петр Иванович вдруг осознает крах своего пропитанного мещанством идеала семейного счастья и быта. Жизнь Лизаветы Александровны оказалась лишенной поэзии, страсти, каких бы то ни было увлечений.

В беседах Лизаветы Александровны с племянником раскрывается и другая идея романа. Автор иронизирует по поводу романтических иллюзий и мечтаний молодого Адуева, но в то же время ему жаль, что под влиянием суровой действительности и уроков дядюшки в Александре вместе с пустой мечтательностью и сентиментальностью исчезают простосердечие и искренность, юношеская страстность, способность увлекаться прекрасным.

Жизненные неурядицы Адуева-младшего отражают также его принципиальное нравственное несовпадение с “веком”, “Петербургом”, “делом”. Потерпевший неудачу Александр, уезжая из столицы в родную усадьбу, мысленно обращается к Петербургу: “… прощай город поддельных волос город учтивой спеси, искусственных чувств, безжизненной суматохи”. Обвинения героя одновременно наивны, излишни максималистичны и в то же время во многом справедливы.

Писатель обозначает основные, поворотные моменты в эволюции Александра. Один из поворотов – потрясение, которое герой испытал на концерте. Что же открылось ему? Прежде всего истина, которую он принимает с горечью: он, Адуев, не исключение, а один из многих: “Эти звуки внятно рассказывали ему прошедшее, всю жизнь его”. Раз жизнь его можно рассказать, значит дядя прав: он – “как все”. Прекрасная музыка, поведение артиста показали Александру, что деление людей на “я” и “толпу” ложно, что возможны и более естественны какие-то другие отношения человека с людьми. Писатель дает яркое сравнение: музыкант – это творческое, индивидуальное, личностное начало, а оркестр – это общее, “толпа”, слитное. Но эти два начала находятся не в антагонистических, а в каких-то новых, загадочных для Адуева творческих, гармонических отношениях. Музыкант заиграл, “оркестр начал глухо вторить, как будто отдаленный гул толпы, как народная молва…”. Художник знает какую-то тайну, в его отношениях с оркестром – какой-то прообраз будущих возможных отношений всякого человека и всех остальных людей, человечества. Адуев размышляет о музыканте, который “с своей глубокой, сильной душой, с поэтической натурой, не отрекается от мира и не бежит от толпы: он гордится ее рукоплесканиями. Он понимает, что он едва заметное кольцо в бесконечной цепи человечества”.

Покинув Петербург, Адуевмладший начинает понимать, что окружающая его жизнь, при всей ее прозаичности и обыкновенности, значительна, полна глубокого смысла. Живя в усадьбе, размышляя о своем петербургском поражении, Александр обретает простоту и ясность мысли, которые проявляются в его речи. Фраза, в основе которой, как правило, эффектная, но уже отработанная метафора или сравнение, уступает место простому и ясному слову. Подтверждение тому – его письмо к тетке. Александр понял и сумел выразить то, что жизнь не может преобразиться сразу, стать гармоничной, что к счастью ведет трудный путь. “Признаю теперь, – писал он, – что не быть причастным страданиям – значит не быть причастным всей полноте жизни”. Гончаров один из первых в прозаическом произведении показал, что в переживаниях обыкновенного человека можно увидеть и игру в страдания, и истинные, глубокие потрясения, которые “очищают душу”, делают человека сносным к себе, и другим и возвышают его”. Теперь он, написал Александр в своем письме, “не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, не провинциал, а просто человек, каких в Петербурге много”. Он понял, что жизнь в Грачах – это “сон”, “застой”, прозябание. Надо возвращаться в Петербург. Третьего варианта жизнь не дает. Да к тому же сердце “ныло и опять просилось” в петербургский “омут”.

Письмо из деревни написал уже как бы обновленный Александр – столь значительная перемена произошла с ним. Что обусловило эту перемену? Гончаров не дает однозначного ответа: и время, и обдумывание пережитого. На смену максимализму, возвышенным порывам пришли уравновешенность, житейская мудрость. Но вместе с нею пришла и усталость души. Александр, как явствует из строк его письма, адресованного дяде, уже согласен признать, что “у всякого мечты со временем улягутся”, как у соседа, который “воображал себя героем, исполином – ловцом пред Господом”, а теперь “мирно разводит картофель и сеет репу”. В герое уже зародилась и постепенно зреет готовность к компромиссу с “веком”. Тут чуть слышно, но уже звучит зловещая нота, предваряющая эпилог, где Александр предстает самодовольным, сытым буржуа.

Делец Александр Адуев, собирающийся жениться на дочери Александра Степаныча, – пошлый и отвратительный. Поразительно, что Гончаров еще в середине 40-х годов, когда капитализм в России только набирал силу, уже предугадал, во что выродится тип буржуазного дельца при катастрофическом убывании в нем естественности и человечности.

Обыкновенная история и заключается в том, что процесс перерождения романтически настроенного юноши в бюрократа и предпринимателя, думающего только о выгодной женитьбе, о карьере, о доходах, нес с собой утрату им искренних и благородных человеческих чувств.