В 1458 г. предположительно купец Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю. У него с собой путевые грамоты от великого князя тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. С ним еще купцы – всего идут на двух судах. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях Ивана III. Его наместник пропускает Афанасия далее.
Василий Панин, посол великого князя в Ширване, к которому Афанасий хотел присоединиться, уже прошел вниз по Волге. Никитин ждет две недели Хасан-бека – посла ширваншаха татарского. Едет он с кречетами “от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто”. Вместе с послом они двигаются дальше.
В пути Афанасий делает записи о своем хождении за три моря: “первое море Дербентское, дарья Хвалисская; второе море – Индийское, дарья Гундустанская; третье море Черное, дарья Стамбульская” .
Казань прошли без препятствий. Орду, Услан, Сарай и Берензань прошли благополучно. Купцов предупреждают, что караван подстерегают татары. Хасан-бек дает подарки осведомителям, чтобы они провели их безопасным путем. Неверные подарки взяли, однако весть об их приближении подали. Татары настигли их в Богуне. В перестрелке были убитые с обеих сторон. Меньшее судно, на котором была и поклажа Афанасия, разграблено. Большое судно дошло до моря и село на мель. И его тоже разграбили и четверых русских взяли в плен. Остальных отпустили “голыми головами в море”. И они пошли, заплакав… Когда путники вышли на берег, и тут их взяли в плен.
В Дербенте Афанасий просит помощи у Василия Панина, который благополучно дошел до Каспия, и Хасан-бека, чтоб заступились за людей, захваченных в плен, и вернули товары. После долгих хлопот людей отпускают, а больше ничего не возвращают. Считалось, то, что пришло с моря, – собственность владельца побережья. И разошлись они кто куда.
Иные остались в Шемахе, другие пошли работать в Баку. Афанасий же самостоятельно идет в Дербент, затем в Баку, “где огонь горит неугасимый”, из Баку за море – в Ченокур. Здесь он живет полгода, месяц в Сари, месяц в Амале, о Рее он говорит, что здесь убили потомков Мухаммеда, от проклятия которого семьдесят городов разрушились. В Кашане он живет месяц, месяц в Езде, где “домашний скот кормят финиками”. Многие города он не называет, потому как “много еще городов больших”. Морем добирается до Ормуза на острове, где “море наступает на него всякий день по два раза” , а солнечный жар может человека сжечь. Через месяц он, “после Пасхи в день Радуницы”, направляется на таве “с конями за море Индийское”. Доходят до Комбея, “где родится краска и лак” , а затем идут до Чаула.
У Афанасия ко всему, что касается торговли, живой интерес. Он изучает состояние рынка и досадует, что солгали ему: “говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец, да краска”. Афанасий привез жеребца “в Индийскую землю”, за которого заплатил сто рублей. В Джуннаре хан отбирает у Афанасия жеребца, узнав, что купец не мусульманин, а русин. Хан обещает вернуть жеребца и еще дать тысячу золотых в придачу, если Афанасий перейдет в мусульманскую веру. И срок назначил: четыре дня на Спасов день, на Успенский пост. Но накануне Спасова дня приехал казначей Мухамед, хорасанец. Он заступился за русского купца. Никитину возвратили жеребца. Никитин считает, что “случилось Господне чудо на Спасов день”, “Господь Бог сжалился… не оставил меня, грешного, милостью своей”.
В Бидаре он опять интересуется товаром -“на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а съестного только овощи, а для Русской земли товара тут нет”…
Живо описывает Никитин нравы, обычаи народов, живущих в Индии.
“И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, и все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много – дивятся белому человеку”.
Все доступно любознательности русского путешественника: и сельское хозяйство, и состояние армии, и способ ведения войны: “Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи… да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами”.
Особенно интересуют Афанасия вопросы веры. Он сговаривается с индусами пойти в Пар-ват -“то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка”. Он дивится, что в Индии семьдесят четыре веры, “а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся…”.
Афанасий горюет, что сбился с русского церковного календаря, священные книги пропали при разграблении корабля. “Праздников христианских – ни Пасхи, ни Рождества Христова – не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, я молю Бога, пусть он сохранит меня…”
Он читает звездное небо, чтобы определить день Пасхи. На “пятую Пасху” Афанасий решает возвращаться на Русь.
И снова он записывает то, что видел своими глазами, а также сведения о разных портах и торгах от Египта до Дальнего Востока, полученные от знающих людей. Отмечает, где “родится шелк”, где “родятся алмазы”, предупреждает будущих путешественников, где и какие их поджидают трудности, описывает войны между соседними народами…
Скитаясь по городам еще полгода, Афанасий добирается до порта – города Дабхола. За два золотых он отправляется до Ормуза на корабле через Эфиопию. Удалось поладить с эфиопами, и судно не ограбили.
Из Ормуза Афанасий посуху идет к Черному морю и добирается до Трабзона. На корабле он договаривается за золотой дойти до Кафы. Приняв за шпиона, его грабит начальник охраны города. Осень, непогода и ветры затрудняют переход моря. “Море перешли, да занес нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы тут пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец! Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь!”