“Россия гибнет”, “России больше нет”, “вечная память России” – слышу я вокруг себя. Но передо мной – Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели.
Россия – буря. России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и – по-новому великой.
Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болоте, сидит с убеждением на тысячеверстной полоске, которая называется “фронт”. Люди – крошечные, земля – громадная. Это вздор, что мировая война так заметна: довольно маленького клочка земли, чтобы уложить сотни трупов людских и лошадиных.
Теперь, когда весь европейский воздух изменен русской революцией, начавшейся “бескровной идиллией” февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов.
Не дело художника – смотреть за тем, как исполняется задуманное, печься о том, что исполнится или нет. Дело художника, обязанность художника – видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит “разорванный ветром воздух”.
Что же задумано? Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы живая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью. Когда такие замыслы разрывают сковывавшие их путы – это называется революцией.
Революция как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное, она жестоко обманывает других; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот всегда – о великом.
Размах русской революции, желающей охватить весь мир таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны – теплый ветер и нежный запах апельсиновых рощ. “Мир и братство народов” – вот знак под которым проходит русская революция.
Что же вы думали? Что революция – идиллия? Что творчество ничего не нарушает на своем пути? Что народ – паинька?
У интеллигента никогда не было под ногами почвы определенной. Его ценности невещественны. Уменья, знанья, методы, навыки, таланты – имущество кочевое и крылатое. Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи – что же нам терять? Стыдно сейчас надмеваться, ухмыляться, плакать, ломать руки, ахать над Россией, над которой пролежает революционный циклон. Русской интеллигенции словно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Как аукнется – так и откликнется. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать вокруг. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте революцию.
Это довольно краткий конспект статьи А. Блока. Чтобы понять ее смысл нужно знать еще кое-что. Блока довольно долго занимала тема народа и интеллигенции. Еще в 1908 году он посвятил этой теме 2 статьи: “Народ и интеллигенция” и “Стихия и культура”. Эти статьи стали буквально пророчеством. В 1-ой из них Блок противопоставляет народ интеллигенции. Он говорит о невидимой черте, которая всегда существовала между этими слоями общества, ее очень трудно преодолеть. Народ крепнет, и Россия готовится к скорой развязке противоречий между ним и его угнетателями. Народ – большой, интеллигенция – меньше по численности. Народ – птица-тройка по Гоголю. У интеллигенции есть 2 пути: 1-й – слиться с народом, 2-ой – быть им растоптанной.
Во 2-ой статье Блок сравнивает народ со стихией, которая может внезапно разбушеваться. И просто предсказывает будущие события.
Блок радостно принял революцию, т. к. в ней видел новое, справедливое устройство. Он видел в ней освобождение русского народа от векового гнета и призывал всех интеллигентов так же принять революционное движение. Тем не менее он понимал, что будут и случайные жертвы, их невозможно избежать в таком глобальном действе. Даже у самого Блока крестьяне сожгли его родовое поместье Шахматово, которое было поэту очень дорого как воспоминание о детстве. Блок никогда не говорил об этом, даже когда спрашивали; только один раз не выдержал: “Зачем говорить о том, что больно?”. Но все равно Блок был уверен – с народом правда, с ними “черная злоба, святая злоба”, они имеют право на месть. Все эти мысли отразятся потом в поэме “Двенадцать”, написанной буквально через несколько дней после статьи “Интеллигенция и революция”.