Владимир Гиляровский в таких словах признавался в любви к древней русской столице: “Я – москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него себя. Я – москвич!”.
“Москва, России дочь любима…” слышала много признаний в любви, но точнее и выразительнее Гиляровского, по-моему, не скажешь. Кто лучше Гиляровского мог знать царские и княжеские дворцы, Хитровку нищих и босяков, понимать всю глубину хитрованского горя… В общем, любить Москву такой, какой она была, без прикрас.
Интересно, какие ощущения вызвала бы у него современная Москва – Москва XXI века? Гиляровский ушел из жизни в 1935 году, одновременно с храмом Христа Спасителя, и, к счастью ли, сожалению ли для него, не видел обновленной Москвы.
С момента построения города Санкт-Петербурга между новой и старой столицей возникает соперничество. То замирая, то возрастая, оно длится вот уже три столетия. О нем упоминает М. Лермонтов в своей поэме “Сашка”:
Герой наш был москвич, и потому Я враг Неве и невскому туману.
И жизнь в Санкт-Петербурге представляется поэту грязной, пустой и молчаливой. Интересно, что спустя несколько десятилетий почти в тех же выражениях будет описывать Северную Пальмиру Ф. М. Достоевский.
Да, а что же Москва? Какой она представляется М. Лермонтову? Поэт видит ее величавой, любит “священный блеск ее седин”.
А вот образец высокой восторженности поэта в очерке “Панорама Москвы”: “Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! У нее есть своя душа, своя жизнь”. Москва в романе “Княгиня Лиговская” и некоторых юношеских стихотворениях, Москвой времен Ивана Грозного дышит поэма “Песня про купца Калашникова”. В известном стихотворении “Бородино” М. Лермонтов призывно восклицает: “Умрем же за Москву!”.
Каждое время знает своих летописцев и бытописателей. Москву XIX века открыл нам Герцен, XX – Гиляровский. Теперь наступает черед появления “москвописца” XXI века.
“Москва… как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось”, – восклицает Пушкин. Москвич по рождению, поэт через всю жизнь пронес ее в своем сердце.
Восторженным песенным стихом воспевает величие Москвы Ф. Глинка: “город чудный, город древний, град срединный, град сердечный”.
В начале XX века древняя столица еще хранила нетронутую прелесть золотых куполов. И А. Блок писал о том, что утром в Москве видит “прозрачную нежность Кремля”.
Простонародную осязаемость первопрестольной столицы О. Мандельштам противопоставляет Зыбкой и туманной образности “любимого до слез” Питера:
Москва – опять Москва. Я говорю ей: “Здравствуй! Не обессудь…”
Москва много раз становилась для поэта не только убежищем от питерских страхов, но и средоточием и символом новизны времен, источником новой музыки: “река Москва в четырехтрубном дыме”.
Москва всегда служила и будет служить неиссякаемым источником вдохновения для художников слова. Величие старой Москвы как символа России, ее сложной, порой драматической истории хранит современная Москва. И хочется верить, что историческое очарование древнего города не заслонит пестрый восточный базар нового Вавилона.