Парижский свет после Реставрации представлял собой довольно пестрое общество. Крупнейшие буржуазные воротилы, ценой золота и брачных контрактов, проникали в среду потомственных аристократов, которые постоянно нуждались в их капиталах. “Голубая кровь”, одержимая властью денег и жаждой роскоши, охотно поступалась своими сомнительными аристократическими принципами ради “больших денег”, допуская в свой круг новоявленную знать. Это явление, характерное для парижского света эпохи Реставрации, мастерски воспроизведено Бальзаком на страницах повести “Гобсек”. “Господину де Ресто нужно быть очень богатым, чтобы такая семья, как наша, согласилась породниться с его матерью”,-совсем в духе своего времени заявляет виконтесса де Гранлье. Только в этом случае потомственный аристократический род согласен допустить в свой круг молодого дворянина, в жилах которого течет кровь вермишельщика Горио.
Представители этого общества составляют основную клиентуру ростовщика Гобсека. Держа в своих руках судьбы многих из них, он в то же время понимает, что в их глазах ростовщик – существо низшего порядка, к услугам которого обращаются лишь в случае крайней необходимости. Видя ничтожность этих людей, жалкую беспомощность их претензий на моральное превосходство и исключительность, прикрытую аристократической спесью, Гобсек держится перед ними с благородным достоинством. В ответ на оскорбление Максима де Трая он хладнокровно достает пистолеты и как равный равному предлагает светскому щеголю драться, наслаждаясь при этом его испугом.
Прекрасно разбираясь в людях, он оценивает их безошибочно и быстро. Впервые увидев Максима де Трая, Гобсек “прочел на его лице всю будущность графини” де Ресто. Максим де Трай и графиня де Ресто ради денег “готовы с головой окунуться в грязь”. Даже у Гобсека они вызывают брезгливое чувство.
“Кумир света” Максим де Трай для Гобсека всего лишь “субъект, внушающий… презрение, всезнайка и круглый невежда,.. бретер, больше испачканный грязью, чем запятнанный кровью”. Называя Максима де Трая “блестящим соединительным звеном между обитателями каторги и людьми высшего света”, Бальзак с убийственной иронией перечисляет “достоинства” этого кумира парижских салонов: “Он неподражаемо носит фрак, неподражаемо правит лошадьми, запряженными цугом. А как Максим играет в карты, как он кушает и пьет! Такого изящества манер в целом мире не увидишь. Он знает толк и в скаковых лошадях, и в модных шляпах, и в картинах. Женщины без ума от него. В год он проматывает тысяч сто, однако не слыхать, чтобы у него было захудалое поместье или хоть какая-нибудь рента. Это образец странствующего рыцаря нашего времени – странствует же он по салонам, будуарам, бульварам нашей столицы…”
Однако эти два антипода – Гобсек и Максим де Трай – намертво связаны между собой крепкими узами общественных отношений. И по сути ростовщику нечего возразить на циничное замечание, которое Максим де Трай бросает в лицо Гобсеку: “Да если б не расточители, что бы вы делали? Мы с вами друг для друга необходимы, как душа и тело”.
Власть золота в том мире, в котором они живут, определяет их характеры и взаимоотношения. Но для Гобсека, по крайней мере до тех пор, пока он не впадает в старческий маразм, деньги – всего лишь товар, позволяющий ему все купить. Для потомственного же дворянина Максима де Трая деньги – это то, за что можно выгодно продать даже самого себя. Поэтому он уверен в себе до тех пор, пока знает, что его хотят купить. И пока на таких, как он, в высшем свете будет спрос, “векселя его всегда будут оплачены”.
Жажда роскоши и наслаждений гонит этих знатных господ к ростовщику. Эта жажда “заставляет их достойным образом красть миллионы, продавать родину” – с презрением констатирует Гобсек. И эта же ненасытная жажда оказывается сильнее любых, далее самых святых, чувств. Великолепная красавица, изящная светская дама графиня Анастази де Ресто, напоминающая “одну из прекрасных Иродиад кисти Леонардо да Винчи”, поражает читателя контрастным несоответствием внешней красоты и внутренней пустоты. Ее эгоизм и чванство, аморальность и жестокость по отношению к членам собственной семьи вызывают у Гобсека мстительное чувство удовлетворения, когда в доме графини он произносит свой внутренний монолог: “Плати за всю эту роскошь, плати за свой титул, плати за свое счастье… для охраны своего добра богачи изобрели трибуналы, судей, гильотину… Но для вас, для людей, которые спят на шелку и шелком укрываются, существует кое-что иное: укоры совести, скрежет зубовный, скрываемый улыбкой, химеры с львиной пастью, вонзающие клыки вам в сердце”.
Призрак нищеты приводит графиню де Ресто в исступление. Куда только девается ее мнимая воспитанность, утонченность, великосветские манеры, когда в поисках документов, которые могут лишить ее состояния, она превращается в фурию, готовую на любую подлость. “Лишь только граф испустил дыхание, его жена взломала все шкапы, все ящики письменного стола, и ковер вокруг нее густо устилали обрывки разорванных писем, шкатулки были сломаны, портфели разрезаны – везде шарили ее дерзкие руки… Труп графа де Ресто лежал ничком, головой к стене, свесившись за кровать, презрительно отброшенный, как один из тех конвертов, которые валялись на полу, ибо он теперь был лишь ненужной оболочкой… Подушка была сброшена, и на ней еще виднелся след женского ботинка”.
Сцена в кабинете умершего графа – это беспощадный приговор Бальзака той внутренней пустоте, которую люди круга графини де Ресто и Максима де Трая пытаются прикрыть дворянским происхождением и “достойным образом” украденными миллионами. Пророческими по отношению к графине де Ресто оказались и слова покойного графа: “Вы были плохой женой, плохой дочерью, вы будете плохой матерью…”
Поставив в своей повести представителей дворянства рядом с буржуазией, Бальзак блестяще показал не только их взаимный антагонизм, но и их взаимную заинтересованность в существовании друг друга. Гениальный художник реалистически точно отразил в художественных образах повести сущность отношений, определивших облик эпохи Реставрации во Франции.