Своеобразие и самобытность комедий Мольера

Когда Людовик XIV спросил

У Пуало, кто является самым

Замечательным писателем века,

Тот ответил: “Мольер”.

М. Булгаков

На его могиле нет памятника. Чугунная плита, лежавшая на том месте, где под четырьмя футами освященной земли похоронили комедиографа и актера, разрушилась от времени. Нет мемориальной доски на доме, где он родился, потому что время не пощадило и сам дом. Лишь на одной из старых площадей Парижа стоит памятник-фонтан, будто вечно не умолкают голос и смех Мольера, будто снова он в центре толпы, в центре внимания, даже смерть свою превративший в эпизод главной роли “Мнимого больного”. И еще есть театр комедии, в репертуаре которого всегда его пьесы, где вот уже четвертое столетие рядится в дворянские одежды мещанин Журден, где пытается спрятать под маской показного благочестия и смирения свое истинное лицо Тартюф, где фарс переплетается с трагедийными эпизодами, где из искры безудержного смеха разгорается жаркий огонь сатиры, где видишь человеческие характеры, которые неподвластны ни времени, ни расстояниям, ни национальным обычаям и государственным границам, ни строгим жанровым рамкам классицизма.

Наверное, это самый лучший памятник Жану-Батисту Мольеру – как бы продолжение его “Блистательного театра”.

Чем же необычны комедии Мольера? Почему почти четыре века не смолкает смех в зале, где идет “Мещанин во дворянстве”?

Комичность претензий Журдена на дворянский титул подчеркивается и нелепым костюмом, и балетной буффонадой, и примеркой нового платья, и церемонией посвящения в “мамамуши”, и уроками фехтования и танцев.

Вот самый простой комический эффект – великое “открытие” господина Журдена на уроке философии: он, оказывается, говорит прозой!

Вот на протяжении коротенького акта портной с подручными вымогают у Журдена деньги, повышая его титул:

“-Мы все, как один, выпьем за здоровье Вашей светлости.

-Вашей светлости? Ого-го! Подожди, постой. Это мне-то – Ваша светлость! Если дойдет до “высочества”, честное слово, он получит весь кошелек. На вот тебе за “Вашу светлость”!”

Вот удачное противопоставление: на словах собираясь заплатить долги, даже подсчитывая их, граф Дорант просит добавить к этому еще двести пистолей, чтобы округлить сумму, которую обещает вернуть в самое ближайшее время. Все, кроме самого господина Журдена, понимают, что не видать ему этих денег, как своих ушей, а простодушный Журден снова попадается на удочку: благородный граф упоминает о нем “в королевской опочивальне”! Как тут не дать денег!

И как последний аккорд, снова с упоминанием денег, звучит реплика госпожи Журден: “Он высосет из тебя все до последнего су”.

Прекрасно использован эффект “зеркального отражения ситуации”. Клеонт жалуется Ковьелю на коварство своей возлюбленной Люсиль, а Ковьель, точно эхо, обвиняет во всевозможных грехах Николь: “После стольких слез, которые я пролил у ее ног!” – восклицал Клеонт. “Стольких ведер воды, которые я перетаскал за нее из колодца!” – вторил Ковьель. “Как пылко я ее любил – любил до полного самозабвения!” – всхлипывал Клеонт. “Как жарко было мне, когда я за нее возился с вертелом, – жарко до полного изнеможения!” – возмущался Ковьель.

Вопреки законам классицизма, героев Мольера нельзя однозначно назвать положительными или отрицательными: они, как и живые люди, имеют достоинства и недостатки. Нелепый в своем стремлении получить дворянский титул Журден хочет и в культурном отношении стать достойным представителем высшего класса, по крайней мере, пытается это сделать, а носительница здравого смысла госпожа Журден закоснела в своем невежестве и отрицает образование как таковое.

И в довершение всего – настоящий розыгрыш, когда Клеонт, переодетый сыном турецкого султана, просит руки Люсиль. Тут и “синхронный перевод с турецкого”, “осуществленный Ковьелем, и мгновенное “прозрение” Люсиль, когда она из упрямицы, верной своему возлюбленному, превращается в послушную дочку.

Заканчивается пьеса прямо-таки фейерверком комического: посвящение в “мамамуши”, тарабарщина вопросов и ответов, стоящий на четвереньках Журден с огромной книгой на спине, наконец, битье палками.

Это действительно театр, держащий зрителя в постоянном напряжении, очищающий и лечащий смехом. Театр, бывший душой и смыслом жизни великого Мольера.