Нравственное падение Эжена де Растиньяка

Тема “проклятой страсти” к золоту переплетается в романе “Отец Горио” с другой не менее важной темой, которую можно сформулировать как проблему нравственного становления личности. Художественное исследование данной проблемы является главным для всего эпического цикла романов “Человеческой комедии”. И первая встреча читателя с одним из центральных героев этого цикла происходит именно в романе “Отец Горио”, и именно в момент его нравственного становления.

Эжен де Растиньяк, отпрыск обедневшей дворянской семьи, приезжает из французской провинции в столицу с большими и честолюбивыми замыслами. Честный, искренний, нежно привязанный к своей семье юноша сталкивается с жестоким миром собственников, с той роскошью и жаждой наслаждений, которые “источает, как заразу”, Париж – столица контрастов, “новый Вавилон”, “вселенская блудница”.

Первая встреча с Парижем вызывает у Растиньяка массу противоречивых чувств. Он, привыкший к тому, что “семья питается не столько белым хлебом, сколько похлебкой из каштанов, папаша бережет свои штаны, у мамаши – от силы одно платье для зимы и одно для лета, а сестры ходят в чем придется”, ошеломлен резким контрастом между своим убогим существованием и блеском парижского света, куда он попадает благодаря родственным связям с высокородной виконтессой Босеан.

Аристократические особняки Сен-Жермена мгновенно завладели воображением юноши, и “демон роскоши уязвил его сердце”. Он жаждет счастья, а счастье там, за воротами этих богатых особняков. Там жизнь, там карьера, золото, слава, признание. Он достаточно честолюбив и умен, и у него есть шанс. Вот только одна досадная мелочь: он располагает всего ста тридцатью франками на три месяца жизни. Этого катастрофически мало, чтобы сделать первый шаг к успеху. Нужны деньги, нужны приличные костюмы, позволяющие посещать аристократические салоны. Но где же их взять?

“Лихорадка наживы” постепенно, но уверенно овладевает душой юного провинциала. И Растиньяк совершает первую, пока еще невинную жестокость. Прекрасно понимая, что посягает на последние гроши родителей, он обращается за помощью к матери. Но в то же время он еще не осознает, насколько безнравственна его просьба. “Завоевать свет” для него пока еще вопрос чести, а собственные эгоистические устремления оправданы страстным желанием осуществить надежды, возложенные на него семьей. “Дело идет о том, – пишет он матери, – пробью ли я себе дорогу или останусь барахтаться в грязи. Я знаю, сколько надежд вы возложили на меня, я хочу осуществить их побыстрее”.

Мир, который решил завоевать Эжен де Растиньяк, вызывает у него одновременно и отвращение, и восхищение. Честное сердце бедного юноши, потрясенное судьбой старика Горио, взывает к отмщению: он готов нанести этому жестокому обществу чувствительный удар. Негодование и сострадание вселяют в него решимость одержать победу над высшим светом, но одновременно он приходит к безнравственному выводу – для достижения этой цели все средства хороши. Он пока даже не подозревает, что этот путь неизбежно приведет его к утрате благородных чувств, которые незаметно для него самого отступят, растают как дым перед пустым и всепоглощающим тщеславием.

Психологически молодой герой Бальзака меняется не сразу. Вначале он покровительствует несчастному отцу Горио, мечтает о большой любви и вообще переполнен самыми идиллическими чувствами. Но “проклятая страсть” к золоту уже исподволь овладевает всеми его помыслами: его привлекает как сама мадемуазель Тайфер, так и возможность получить за нее целое состояние. Отказываясь, вопреки своим честолюбивым планам, от предложения Вотрена подстроить убийство брата мадемуазель Тайфер, Растиньяк в то же время в самом предложении бывшего каторжника не видит ничего противоестественного человеческой природе. Нет, его еще мучают сомнения, и, желая разрешить их, он обращается к своему приятелю, студенту-медику Бьяшону с вопросом о том, читал ли тот Руссо: “Помнишь то место, где он спрашивает, как бы его читатель поступил, если бы мог, не выезжая из Парижа, одним усилием воли убить в Китае какого-нибудь старого мандарина и благодаря этому сделаться богатым?” Бьяшон честно отвечает: “Нет”. Но Растиньяк предлагает ему поразмыслить и почти буквально приводит доводы Вотрена, оправдывающие убийство: “У меня две сестры – два ангела красоты и непорочности, и я хочу, чтобы они были счастливы… В жизни бывают такие обстоятельства, когда необходимо вести крупную игру…” Но даже Бьяшон в своих рассуждениях над вопросом друга невольно подтверждает мысль Вотрена о том, что между устремлениями каторжника и “человека высшего порядка” практически нет никакой разницы: “Ты ставишь вопрос, который возникает перед каждым, кто вступает в жизнь, и этот гордиев узел хочешь рассечь мечом. Для этого… надо быть Александром, в противном случае угодишь на каторгу”.

Сознание Растиньяка формируется под воздействием окружающих его людей. И взгляды бывшего каторжника Вотрена, и философствование виконтессы Босеан, отражающие дух времени, не являются для него принципиально неприемлемыми. Он сам уже кое-что понял в этой жизни, поэтому поучения виконтессы созвучны его собственным убеждениям и не вызывают у него чувства раздражения: “Чем хладнокровнее вы будете рассчитывать, тем дальше вы пойдете, – советует юноше виконтесса Босеан. – Наносите удары беспощадно, и перед вами будут трепетать. Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните, не жалея, пусть мрут на каждой станции…”

В более грубой форме, но столь же откровенно и цинично, как и виконтесса Босеан, указывает Растиньяку на единственно возможный в этом обществе путь к успеху и Вотрен. Для этого необходимо “обольстить женщину, чтобы взобраться на ту или иную другую ступеньку социальной лестницы, посеять раздор в семье между детьми,-словом, пойти на все мерзости, которые совершают шито-крыто, но так или иначе в целях личной выгоды или наслаждения”.

Так, постепенно, у Растиньяка исчезают последние иллюзорные представления о человеческих отношениях. А печальная судьба отца Горио ставит окончательно точку в его внутреннем споре с Вотреном. Париж, увиденный им с высот кладбища Пер-Лашез, отныне станет и его миром, в котором он должен жить и который он должен завоевать. Он уже знает, что этот мир беспощадно жесток и циничен, что в нем все покупается и продается, что в этом мире побеждает только тот, кто способен переступить через самые святые понятия, и он уже был готов бросить этому миру вызов: “А теперь кто победит, я или ты?”