ДЕРЖАВИН – ПОЭТ-НОВАТОР
Судьбу русской поэзии XVIII столетия, ее характер и направленность во многом определила деятельность М. В. Ломоносова, благодаря которому признанной и ведущей стала одическая поэзия, позволявшая в большом по объему стихотворении соединить лирику и публицистику. Г. Р. Державин, вспоминая свои первые литературные шаги, говорил, что, следуя совету В. К. Тредиаковского, стилистически старался подражать Ломоносову, “но не имея такого таланту, как он в том не успел”.
Между тем, по мнению исследователей, его поэтическое творчество отразило современную ему жизнь более широко и многогранно.
Поэзия Державина окрашена в яркие патриотические и гражданские тона, однако достигал этого поэт иными средствами, нежели его предшественники. Наиболее важным достижением Державина является введение в литературу “забавного русского слова” – сочетания лирики и сатиры, просторечия и высокого стиля. Расширив тематику русской поэзии, он в полном смысле слова сблизил поэзию с жизнью. Державин, посмотрев на мир глазами простого человека, начал изображать природу как живое и полнокровное явление. Кроме того, Державин был первым, кто начал говорить о царственных особах как о людях, равных перед Богом и общечеловеческими законами. Все эти шаги на пути к реалистическому искусству знаменовали существенный и принципиальный отход Державина от канонов классицизма.
Новаторство Державина проявилось особенно ярко в оде “На смерть князя Мещерского”, о которой Белинский писал так: “Как страшна его ода “На смерть князя Мещерского”: кровь стынет в жилах, волосы, по выражению Шекспира, встают на голове встревоженной ратью, когда в ушах ваших раздается вещий бой глагола времени, когда в глазах мерещится ужасный остов смерти с косою в руках!”
Поводом к написанию этого стихотворения послужила внезапная кончина князя А. И. Мещерского, богача, славившегося своим хлебосольством. Державин был его приятелем и часто посещал роскошные обеды в его доме.
Начало стихотворения – напоминание о скоротечности времени, которое ассоциируется с мерным ходом часов: “Глагол времен! Металла звон!” Звук маятника возбуждает размышления поэта о жизни и смерти, о бренности всего земного. Смерть словно оживает в стихотворении Державина: она скрежещет зубами, блещет косою и дни земные “сечет, как злак”. Она обладает роковыми когтями, от которых “никакая тварь не убегает”.
Смерть всесильна и всепобеждающа: “гробница злость стихий снедает”. Противопоставление картин яркой, кипящей жизни и последствий прихода роковой смерти усиливает тягостное ощущение:
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.
Яркая контрастность поэзии Державина, его стремление сталкивать резко противоречащие понятия усиливают наглядность сказанного. Державин создает зрительно ощутимые образы, как бы позволяя потрогать их руками.
Поэт так ясно представляет себе смерть, что она теряет для него свое значение, становится как бы одушевленным существом, чей приход может быть смягчен или отсрочен обстоятельствами спокойной и праведной жизни. Однако общий тон стихотворения пессимистичен. Человек не вечен, его молодость проходит быстро, как сладкая мечта. Стремление к славе еще зовет за собой мятущуюся душу, но и “мужество пройдет и вместе к славе с ним стремленье”. Человек, стоящий в дверях вечности, осознает, что и счастье, и любовь, и волнение всех страстей напрасны. Державинские слова, обращенные к его другу Перфильеву, подводят итог всем грустным размышлениям и звучат жизнеутверждающе. Если итог жизни один и ты это осознаешь, необходимо продолжать, несмотря ни на что, жить в свое удовольствие, не беря на душу грехов и спокойно ожидая смерти: жизнь – мгновенный дар небес:
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.
В последующих стихотворениях Державина эта мысль развивается. Поэт предъявляет к себе и другим людям требование не просто жить, а делать это с пользой для отечества и своих близких, быть примером гражданских добродетелей. В мирской жизни поэт не позволял себе участвовать в совершающихся земных “злодействах”, и эта его жизненная позиция звучала с удвоенной силой в его стихах. Таковы гражданско-обличительные стихотворения Державина “Вельможа” и “Властителям и судиям”. Последнее интересно тем, что оно является поэтической обработкой 81-го псалма. Библейские укоры в устах Державина приобрели совершенно конкретное значение и оказались обращенными к российским властителям и судиям, а также персонально к самой императрице. В 17,95 году поэт поместил произведение в рукописном томе своих стихотворений, поднесенных Екатерине II. Императрица увидела в оде отзвук революционных идей: во время Французской революции 81-й псалом был использован якобинцами, его пели на французских улицах. Жизненная правда, осуждение власти, глубокое неудовлетворение ею обратили на оду внимание цензуры того времени. Идеальное представление о “земных богах” и сегодня, увы, осталось лишь представлением. Нынешним “властителям и судиям” трудно было бы спорить с поэтом. Кто станет оспаривать то, что долг власти – сохранять законы, спасать от бед невинных, оказывать покровительство несчастливым, защищать слабых от сильных. Все люди смертны, все равны – и цари, и слуги – перед законами высшей справедливости:
Приди, суди, карай лукавых
И будь един царем земли!
Новая поэтическая манера позволила Державину смело обращаться к власть имущим вельможам и купцам, князьям и монархам, даже к самому Богу. В новых одах и стихотворениях поэт, полагаясь на законы чести, справедливости, достоинства, смело и решительно отстаивал свое мнение. По словам Н. Г. Чернышевского, Державин обнаружил “самую пеструю смесь мыслей, внушаемых сердцем, по природе благородным, с господствовавшими тогда идеями совершенно иного характера”. С одной стороны, он сохранил верность идее монархии, с другой – проявил стремление к искоренению всех “злоупотреблений”. Таким образом, он совместил в высокой оде “похвалу” и “порицание”.