После революции у Марины Цветаевой не было сомнений по поводу того, на чью сторону встать при дележе власти. Поэтесса, далекая от политики, искренне поддерживала белогвардейцев, ведь в их рядах был и ее супруг Сергей Эфрон, который к тому моменту уже стал эмигрантом. Цветаева не надеялась на то, что сможет еще когда-нибудь увидеться с мужем и пыталась искренне смириться с той реальностью, которая ее окружала – грубой, грязной и лишенной какого-либо смысла.
Из многочисленных лозунгов большевиков поэтесса усвоила лишь один, который заключался в том, что для достижения всеобщего благополучия отныне нужно трудиться, не жалея собственных сил. Дочери потомственных аристократов, которая никогда не знала материальных проблем, пришлось на собственном опыте убедиться, что отныне зарабатывать себе на пропитание ей придется любыми доступными способами.
Физический труд не пугал Цветаеву, но она понимала, что в большевистской России ей придется похоронить свой поэтический дар. Ведь очень скоро выяснилось, что ее стихи никому не нужны, так как затрагивают область чувств, а не материальные аспекты жизни. В итоге произведения Цветаевой отказались публиковать, хотя она с маниакальным упорством продолжала работать и писать “в стол”, создав за короткий период несколько поэм и десятки стихов. Среди них – произведение “В черном небе слова начертаны…” , наполненное тоской и безысходностью. Доведенная до отчаяния нищетой и постоянными унижениями, поэтесса призналась: “И не страшно нам ложе смертное, и не сладко нам ложе страстное”. Трактовать эту фразу можно по-разному, однако очевидно одно: Цветаева в прямом смысле слова доведена до отчаяния и готова взяться за любую работу. Пытаясь примерить к себе лозунги нового времени, поэтесса отмечает, что для новой власти нынче все равны. “В поте – пишущий, в поте пашущий!”, – восклицает автор, отмечая, что в любом деле нынче нужно прикладывать неимоверные усилия, которые все равно никто не оценит. При этом поэтессу коробит тот факт, что и к творческим натурам предъявляются достаточно жесткие требования, людей искусства пытаются загнать в некие рамки, заставить их выполнять план по написанию стихов либо картин. С горечью Цветаева отмечает: “Нам знакомо другое рвение”. Талант не может существовать по расписанию и проявляться тогда, когда этого требует партия, ведь в основе любого творческого процесса лежит вдохновение. Зная о том, что многие поэты уже перебороли в себе этот пережиток и научились работать на заказ, Цветаева втайне сожалеет, что не в состоянии также сломить свой внутренний стержень. Но при этом она счастлива оставаться самой собой, даже если за эту роскошь приходиться расплачиваться нищетой, болезнями, голодом и постоянным страхом.