Понятие о долге в жизни Федора Лаврецкого и Лизы Калитиной

Роман “Дворянское гнездо” был написан в 1858 году, когда страна переживала новые времена. Только что умер Николай I, Крымская война окончилась поражением России, от нового царя – Александра II – ожидали реформ. Перед обществом встал вопрос: как жить? И. С. Тургенев как писатель, всегда чутко откликающийся на социальные проблемы, не мог обойти этот вопрос в своем произведении.

“…Что же вы намерены делать?” – спрашивает один из персонажей романа, Паншин, у главного героя, Лаврецкого. “Пахать землю, – ответил Лаврецкий, – и стараться как можно лучше ее пахать”. “Пахать землю”, то есть не спеша, но основательно, без громких фраз и чрезмерных претензий преобразовывать действительность. Только так, по убеждению писателя, можно добиться изменения всей общественной и политической жизни в России. Писарев отмечал, что Лаврецкому никогда не изменяют здравый практический смысл и русское добродушие, всегда искреннее, хоть и простоватое. Герой прост в выражении радости и горя, ему не присущи возгласы и красивые жесты, не потому, что он подавляет их, а потому, что это не в его природе. В своих взглядах Лаврецкий близок славянофильству, видит истину в народе, верит в самостоятельность России.

Близость персонажа писателю проявляется и в другом: в понимании чувства ответственности. Когда его мечты о личном счастье рушатся, он упрекает прежде всего самого себя: жажда счастья отвлекла его от того, что он признавал своей первостепенной обязанностью. “Ты захотел вторично изведать счастья в жизни, – говорил он сам себе, – ты позабыл, что и то роскошь, незаслуженная милость, когда оно хоть однажды посетит человека. Оно не было полно, оно было ложно, скажешь ты; да предъяви же свои права на полное, истинное счастье! Оглянись, кто вокруг тебя блаженствует, кто наслаждается?.. Ты, видно, только похвастался перед Паншиным, когда сказал ему, что приехал в Россию… чтобы пахать землю”.

Лаврецкий пережил тяжелый кризис, укрепился в несчастье и научился без страха глядеть в глаза надвигающемуся времени. Именно “чувство родины” помогает ему изгнать из души скорбь о прошлом. Поэтому-то в эпилоге Тургенев и пишет о своем герое, что тому “сожалеть… было о чем, стыдиться нечего”. Глядя на веселящихся молодых людей, Лаврецкий благословляет их, ведь их черед теперь “дело делать, работать”.

Но даже более чем с образом Лаврецкого мысль о необходимости подчинить свою жизнь долгу связана с образом Лизы Калитиной. Писарев, правда, признавая всю прелесть героини, считал, что долг она понимает неправильно, что есть следствие недостатка воспитания, но это очень узкая трактовка образа. Лиза необыкновенно гармоничная натура. Она живет в ладу с миром людей и природы, а когда теряет эту связь, то уходит служить Богу, не хочет идти ни на какие сделки с совестью, это противоречит ее нравственным принципам, а через них она никогда не переступит. И это очень роднит Лизу Калитину с Татьяной Лариной. Внутренняя красота Лизы заключена в полном и безусловном самопожертвовании, в остром ощущении невозможности основать свое счастье на несчастии другого. Естественное и нравственное в человеке часто находится в антагонистическом столкновении. Нравственный подвиг – в самопожертвовании. Исполняя долг, человек обретает нравственную свободу. Эти идеи очень отчетливо прозвучали в романе “Дворянское гнездо”.

Среди “тургеневских девушек” Лиза Калитина занимает особое положение. Она также обладает целостностью характера и сильной волей, но стремится не к общественно-практической деятельности, а к совершенствованию собственной личности. Однако она не хочет и отделиться от “мира всеобщего”. Лиза не просто ощущает греховность своего стремления к счастью – ее пронзает чувство вины за несовершенство окружающей жизни и своего сословия. “Такой урок недаром; да я уж не в первый раз об этом думаю. Счастье ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю все. Все это отмолить, отмолить надо”. Самопожертвование у Лизы имеет яркую религиозную окраску.

Пути Лаврецкого и Лизы, без сомнения, для многих литературных критиков того времени представлялись как пути, заводящие в тупик. Лаврецкий очень похож на своего литературного современника – Обломова. Оба наделены прекрасными душевными качествами: добротой, кротостью, благородством. Оба не хотят участвовать в суете окружающей несправедливой жизни. Однако своих дел ни у того ни у другого нет. Бездеятельность – это трагедия. Имя Обломова стало нарицательным для обозначения человека, полностью неспособного к какой-либо практической деятельности. Обломовщина сильна и в Лаврецком. Михалевич упрекает друга, называя его байбаком: “Ты мыслящий человек – и лежишь; ты мог бы что-нибудь делать – и ничего не делаешь; лежишь сытым брюхом кверху и говоришь: так оно и следует, лежать-то, потому что все, что люди ни делают, – все вздор и ни к чему не ведущая чепуха”. Роман “Дворянское гнездо” призывает избавиться от этой болезни.

Что до Лизиной религиозности и ее ухода в монастырь, то, как бы это ни было чуждо атеистически настроенным критикам того времени, это уже – вопрос личной совести, вопрос мировоззренческий.