Я предпочитаю поэзию, точнее, лирику Александра Сергеевича Пушкина:
Без вас мне скучно — я зеваю;
При вас мне грустно — я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
(«Признание к Александре Ивановне Осиповой».)
При упоминании имен тех или иных писателей сразу же возникают названия лучших их произведений, наиболее удачные образы и строчки. При упоминании Пушкина вместе с тем сразу же встает образ самого поэта, образ живой и меняющейся жизни. А быть синонимом самой жизни — это для поэта и означает быть бессмертным:
Она цвела передо мною,
И я чудесной красоты
Уже отгадывал мечтою
Еще неясные черты.
И мысль о ней одушевила
Моей цевницы первый звук
И тайне сердца научила.
(«Дубравы, где в тиши свободы…»)
Большинство любовных стихотворений Пушкина — это воспоминания о близком или далеком, безвозвратно ушедшем прошлом, но всегда продолжающем жить в душе поэта. «Я помню чудное мгновенье» («К.., 1825 г.»), «Все в жертву памяти твоей» (1825 г.), «Заклинание» (1830 г.):
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальняя звезда,
Как легкий звук, иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно, сюда, сюда!
(«Заклинание».)
Главное в этом переживании не его предмет — вспоминаемое прошлое, которое обозначено самыми общими чертами, — а эмоциональная тональность и психическая действенность самого процесса воспоминания. «Воображение» ожившего «призрака» былого. Наиболее примечательно, на мой взгляд, в этом отношении стихотворение «Прощание», написанное в 1830 г. Созданное в преддверии женитьбы, оно поражает необыкновенным благородством и трагизмом выраженного в нем чувства, повелевающего поэту принести в жертву супружеской верности драгоценнейшую для него «память сердца» об одном из самых сильных увлечений молодости:
В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать…
Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
Конечно, это стихотворение — лишний аргумент для тех, кто считает брак Александра Сергеевича с Натальей Николаевной Гончаровой неудачным. А я не согласна с таким утверждением.
Почитайте, что пишет сам Александр Сергеевич, правда, уже в прозе: «Участь моя решена. Я женюсь… Та, которую я любил целых два года, которую везде первые отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством, — боже мой — она… почти моя». Разве можно так писать о девушке, к которой равнодушен? Конечно, нет! «Дамы в глаза хвалят мне мой выбор, а заочно жалеют о моей невесте: «»Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветреный, такой безнравственный…»» Признаюсь, это начинает мне надоедать».
Я начинала сочинение с сожалений о том, что мои сверстники в своем абсолютном большинстве не способны на столь высокие чувства, как Пушкин. Я сама благодарна Александру Сергеевичу за то, что любовной лирикой своей он научил меня быть строгой, не разменивать на мелкую монету увлечений столь высокое чувство — любовь.
И, заканчивая, я хочу, чтобы мои сверстники обязательно прочитали вот эти строки:
Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье, —
Но, встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.
(«Красавица».)