Появление “Горе от ума” стало одним из главных событий в литературной жизни 1824-1825 годов.
Могут ли сверстники, люди из одного и того же общества, мыслить и жить совершенно по-разному? Да, могут. Один из самых ярких примера – Чацкий и Молчалин.
Мне кажется, главное, что разделяет Чацкого с фамусовским обществом, выражено в одной строчке – “Служить бы рад, прислуживаться бы тошно”. Идеал Чацкого – беззаветное служение Отчизне, своему народу, без корысти, без расчета. В нем горит огонь 1812 года. Он, побывавший за границей, с ужасом сознает, что “французик из Бордо” ближе людям его круга, чем родной народ-победитель, а о свободе, его идеале, и речи не идет.
И честный, благородный по натуре, он не может оставить это так и уехать скорбеть и вздыхать куда-нибудь подальше. Он человек борьбы, и он борется.
А что же Молчалин? Ему прислуживаться не тошно – наоборот, он жизни не мыслит без этого. Для него идеал – это положение туза, и не важно, каким путем его достигнуть. Он кажется жалким в своем угодничестве, к нему трудно испытывать что-то, кроме презрения и отвращения. Но Молчалин – страшнейшая фигура. Он был, есть и, наверное, будет во все века, ибо такие люди, как амебы, могут менять свою форму, взгляды, мысли в мгновение ока. Это не Фамусов с закостеневшими, но постоянными принципами. Ведь, будь в то время перевес на стороне Чацкого, Молчалин был бы с ним.
Спустя порядочный промежуток времени Островский написал “На всякого мудреца довольно простоты”, а тип Молчалина сохранился, мало того – он оказался даже нужен! И вот это действительно страшно.
Пропасть между Чацким и Молчалиным не только в их поведении, мыслях, но и в их чувствах. Любовь, величайшее из человеческих чувств, для Молчалина лишь одно из средств продвижения по служебной лестнице. Для Чацкого же любовь – святыня. Он “не ведает обмана и верит избранной мечте”. И поэтому с такой болью переживает трагедию Софьи.
Все – суета. Все проходящий сон.
И свет звезды – свет гибели мгновенной.
И человек – ничто. Пылинкой в мире он,
Но боль его громаднее Вселенной.
Молчалин. Вечный образ, переходящий из века в век. Но Чацкий, сгорев дотла, возрождается в каждом веке, как Феникс, чтобы, снова сгорев, оставить после себя призыв к борьбе, который будет, как призыв к свободе, как клич, как предупреждение: “Скоро грянет буря!…”
Значение “Горе от ума” очень трудно переоценить. Можно часами говорить о пьесе как о величайшем литературной произведении, о ее языке и стихе, о пьесе – громовом ударе по обществу Фамусовых, Молчалиных, Скалозубов, о пьесе – драме “о крушении ума человека в России”. Почти каждая строчка стала пословицей. “Горе от ума” вошло в сокровищницу мировой культуры.
Чацкий и Молчалин как герои-антиподы (по комедии А. С. Грибоедова “Горе от ума”)
Появление “Горе от ума” стало одним из главных событий в литературной жизни 1824-1825 годов.
Могут ли сверстники, люди из одного и того же общества, мыслить и жить совершенно по-разному? Да, могут. Один из самых ярких примера – Чацкий и Молчалин.
Мне кажется, главное, что разделяет Чацкого с фамусовским обществом, выражено в одной строчке – “Служить бы рад, прислуживаться бы тошно”. Идеал Чацкого – беззаветное служение Отчизне, своему народу, без корысти, без расчета. В нем горит огонь 1812 года. Он, побывавший за границей, с ужасом сознает, что “французик из Бордо” ближе людям его круга, чем родной народ-победитель, а о свободе, его идеале, и речи не идет.
И честный, благородный по натуре, он не может оставить это так и уехать скорбеть и вздыхать куда-нибудь подальше. Он человек борьбы, и он борется.
А что же Молчалин? Ему прислуживаться не тошно – наоборот, он жизни не мыслит без этого. Для него идеал – это положение туза, и не важно, каким путем его достигнуть. Он кажется жалким в своем угодничестве, к нему трудно испытывать что-то, кроме презрения и отвращения. Но Молчалин – страшнейшая фигура. Он был, есть и, наверное, будет во все века, ибо такие люди, как амебы, могут менять свою форму, взгляды, мысли в мгновение ока. Это не Фамусов с закостеневшими, но постоянными принципами. Ведь, будь в то время перевес на стороне Чацкого, Молчалин был бы с ним.
Спустя порядочный промежуток времени Островский написал “На всякого мудреца довольно простоты”, а тип Молчалина сохранился, мало того – он оказался даже нужен! И вот это действительно страшно.
Пропасть между Чацким и Молчалиным не только в их поведении, мыслях, но и в их чувствах. Любовь, величайшее из человеческих чувств, для Молчалина лишь одно из средств продвижения по служебной лестнице. Для Чацкого же любовь – святыня. Он “не ведает обмана и верит избранной мечте”. И поэтому с такой болью переживает трагедию Софьи.
Все – суета. Все проходящий сон.
И свет звезды – свет гибели мгновенной.
И человек – ничто. Пылинкой в мире он,
Но боль его громаднее Вселенной.
Молчалин. Вечный образ, переходящий из века в век. Но Чацкий, сгорев дотла, возрождается в каждом веке, как Феникс, чтобы, снова сгорев, оставить после себя призыв к борьбе, который будет, как призыв к свободе, как клич, как предупреждение: “Скоро грянет буря!…”
Значение “Горе от ума” очень трудно переоценить. Можно часами говорить о пьесе как о величайшем литературной произведении, о ее языке и стихе, о пьесе – громовом ударе по обществу Фамусовых, Молчалиных, Скалозубов, о пьесе – драме “о крушении ума человека в России”. Почти каждая строчка стала пословицей. “Горе от ума” вошло в сокровищницу мировой культуры.