Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты все та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.
А. Блок
Творчество – одна из сторон нашей жизни, в которой ужасное может прельщать своей роковой красотой либо откровением. В русской поэзии этим художественным приемом в совершенстве владели Лермонтов, Блок, в прозе – Гоголь, среди художников в этом плане, я считаю, заметен Константин Васильев. В основе прельщения ужасным, по-моему, лежит какая-то катастрофа, катаклизм и т. п. Во всех словарях мира слово “катастрофа” толкуется почти одинаково: перелом, переворот, гибельный случай, событие, нарушающее обычное течение жизни человека. Этот мой небольшой экскурс по словарям показывает, что катастрофа может быть и без ужаса и гибели. Бывает так называемый холокает – катастрофа в прямом узком смысле: массовая гибель людей, авария на АС и т. д. Фильм “Холокаст” об истреблении нацистами евреев подсказал название этого типа событий. Холокаст – это события, включающие в себя ужасы от гибели Помпеи до современных войн. Все эти катастрофы, оформленные в художественный или исследовательский материал, прельщают наше внимание. Я знаю людей, которые с нетерпением ожидают телепередачу “Катастрофы недели” или какие-нибудь неизвестные кадры ужасов чеченской бойни. Исключением на некоторое время стала чернобыльская авария, потому что все ощутили ее личной катастрофой. Видимо, сыграл роль момент абсолютного доставания, ведь ни расстояние, ни толстые стены от ядерной смерти не спасают. Но прошло немного времени, и процесс прельщения начался и в отношении этой ужасной катастрофы века. Пока это проявляется в стремлении некоторых журналистов и писателей показать свое неравнодушие к мировым проблемам, в обличении виновных, но, видимо, скоро появятся или, может быть, уже появились (я просто не в курсе) художественные произведения на эту тему.
Но вернусь к литературе. Еще Лермонтов сетовал в своем стихотворении “Предсказание” на некую всеохватность и власть зла на земле:
Когда детей, когда невинных жен,
Низвергнутый, не защитит закон;
Когда чума от смрадных мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать.
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек;
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож,
И горе для тебя – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон.
Изображая ужас катастрофы, поэт не избежал моментов красивости – “И зарево окрасит волны рек”, “В тот день явится мощный человек”. По-моему, самого поэта прельщают образы сверхкрасоты и сверхчеловека, хотя ясно, что они значат для человечества.
Александр Блок открыл, по-моему, новый тип катастрофической красоты. Это – красота красивого, хотя и ужасного пророчества, красота катастрофы, как бы открывающей дверь в другой мир. Например, цикл “Арфы и скрипки”:
Он занесен – сей жезл железный
Над нашей головой. И мы
Летим, летим над грозной бездной
Среди сгущающейся тьмы.
Но чем полет неукротимей,
Чем ближе веянье конца,
Тем лучезарнее, тем зримей
Сияние Ее лица.
Но все равно я считаю, что для нравственного восприятия жизни и окружающего мира прельщение ужасным ничего не дает. Только лишь будит в человеке острые ощущения. Пожалуй, такое “прельщение” наносит также известный моральный вред. Сейчас средства массовой информации преуспевают в “ужасном”. Окруженный такой информацией, человек может в конце концов принять все это за норму жизни. Я бы такой нормы не желал никому.