М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН
ПРОПАЛА СОВЕСТЬ
“Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего!” Без совести людям стало жить легче, они “поспешили воспользоваться плодами этой свободы”. Начались грабежи и разбои, люди остервенились. Совесть же валялась на дороге и “всякий швырял ее, как негодную ветошь”, удивляясь, “каким образом в благоустроенном городе и на самом бойком месте может валяться такое вопиющее безобразие”.
Один “несчастный пропоец” подобрал совесть “в надежде получить за нее шкалик”. И тотчас им овладели страх и раскаяние: “из тьмы постыдного прошлого” выплыли все позорные поступки, совершенные им. Однако не один этот несчастный и жалкий человек виноват в своих грехах, существует чудовищная сила, которая “крутила и вертела им, как крутит и вертит в степи вихрь ничтожною былинкою”. Сознание проснулось в человеке, но “указывает только один выход – выход бесплодного самообвинения”. Пьяница решил избавиться от совести и направился к питейному дому, в котором торговал некий Прохорыч. Этому торговцу и подсунул несчастный совесть “в тряпице”.
Прохорыч тотчас же начал каяться. Грешно спаивать народ! Он даже речи принялся произносить перед завсегдатаями кабака – о вреде водки. Некоторым кабатчик предлагал взять у него совесть, но все сторонились такого подарка. Прохорыч даже собирался вылить вино в канаву. Торговли в этот день никакой не было, копейки не нажили, зато кабатчик спал спокойно, не то что в прежние дни. Жена поняла, что с совестью торговать невозможно. На рассвете она выкрала у мужа совесть и бросилась с ней на улицу. День был базарный, народу на улицах было много. Арина Ивановна сунула докучную совесть в карман квартальному надзирателю по фамилии Ловец.
Квартальному надзирателю всегда дают взятки. На рынке он привык смотреть на чужое добро, как на свое. И вдруг – видит добро, да понимает, что оно чужое. Мужики стали над ним посмеиваться – привыкли же, что их обирают! Стали Ловца Фофаном Фофанычем звать. Так он и ушел с базара “без кульков”. Жена оскорбилась, обедать не дала. Только Ловец снял с себя пальто, как сразу преобразился – “стало опять казаться, что на свете нет ничего чужого, а все его”. Решил пойти на базар, возместить ущерб. Только надел пальто (а совесть-то в кармане!), опять стыдно стало людей грабить. Пока дошел до базара, ему уже и собственный кошелек сделался в тягость. Стал деньги раздавать, все роздал. Мало того, захватил с собою по дороге “нищих видимо-невидимо”, чтобы накормить их. Пришел домой, велел жене оделить “странных людей”, сам пальто снял… И удивился: что за люди по двору бродят? Высечь их, что ли? Нищих выгнали в шею, а жена принялась по мужниным карманам шарить – не завалялось ли грошика? И обнаружила в кармане совесть! Смекалистая женщина решила, что финансист Самуил Давыдович Бржоцкий “побьется малое дело, а выдержит!”. И отправила совесть почтой.
И сам Самуил Давыдович, и его дети прекрасно разбираются в способах извлечения денег из чего бы то ни было. Даже младшие сыновья соображают, “сколько последний должен первому за взятые заимообразно леденцы”. Совесть в таком семействе вовсе ни к чему. Бржоцкий нашел выход. Он давно обещал некоему генералу сделать благотворительное пожертвование. К сотенной ассигнации (собственно пожертвованию) была приложена и совесть в конверте. Все это было вручено генералу.
Так и передавали совесть из рук в руки. Никому она была не нужна. И тогда совесть попросила последнего, у кого оказалась в руках: “Отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нем!”
“Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама”.