“Драматического писателя
должно судить по законам,
им самим
над собою признанным.”
(А. С. Пушкин)
Границы жанра должны определяться задачей или целью, которую в своем
произведении ставил перед собой автор. Отмечая жанровое своеобразие комедии
Грибоедова, критики подходили к важному вопросу являются ли особенности ее
(комедии) результатом недостаточного мастерства Грибоедова-драматурга
(непродуманности плана, вялости интриги), или же они свидетельствуют о
принципиально новой задаче, поставленной Грибоедовым. Известно, что Грибоедов
первоначально определил свое произведение как “сценическую поэму”. “Первое
начертание этой сценической поэмы, – писал он, – как оно родилось во мне, было
гораздо великолепнее и высшего значения, чем теперь в суетном наряде, в который
я принужден был облечь его.” Это определение много говорит нам о замыслах
Грибоедова. Трагедия Чацкого должна была развернуться повествовательно, на фоне
картины современной действительности, на фоне ярких событий времени,
столкновения различных мировоззрений. Иначе говоря, театральный жанр
переосмыслялся и приобретал совершенно неожиданный облик.
Грибоедов уже в
самом начале работы над комедией сознавал новизну своего замысла, неприемлемого
для современного театра с его привычками и условиями. Для понимания этого
небезынтересно было бы отметить такой факт. Год завершения “Горя от ума” (1824)
Ознаменован для Грибоедова обращением к Гете. “Гетевская атмосфера” чувствуется
и в самой комедии. (Например, фраза Чацкого из явления седьмого, действия
первого – “Где время то? где возраст тот невинный?” – является несколько
измененной цитатой из пролога “В театре” “Фауста” Гете: “So gib mir auch die
Zeiten wieder”; можно найти и другие примеры.) Грибоедов переводит отрывки из
“Фауста”. (Говорили, что он собирается делать перевод всего “Фауста”, которого
знал наизусть.) Нет сомнений в том, что жанровое своеобразие “Фауста” было
отмечено Грибоедовым и сыграло немалую роль в определении его творческих
замыслов. Гете именовал “Фауста” “драматической или сценической поэмой”, а
отдельные главы-сцены называл песнями. Интересно, что уже после завершения
комедии Грибоедов назвал ее “драматической картиной”.
Эта жанровая
неоднозначность, проявившаяся уже при создании “Горя от ума” и ярко сказавшаяся
в самой комедии, вызвала многочисленные недоумения и противоречивые оценки
(подчас и резко отрицательные). На первый взгляд новоявленная комедия была тесно
связана с предшествующей комедийной традицией. (Сам автор был известен как
создатель нескольких вполне традиционных по сюжету и композиции комедий.) В ней
формально были соблюдены законы трех единств (места, времени, действия),
сохранена нравоучительность названия. Интрига основана на разного рода
недоразумениях, которые разрешаются по ходу действия. Интригу движут звенья
случайностей (обморок Софьи, распространение ею клеветы о Чацком, задержка его
кареты, неожиданное появление Софьи в момент любовного объяснения Молчалива
Лизе). Сохранены были и традиционные комические амплуа: Чацкий – незадачливый
любовник; Молчалин – удачливый любовник и хитрец; Софья – избалованная
сентиментальная девица; Фамусов – отец, которого все обманывают, в то время как
он озабочен выгодным браком дочери; Лиза – проницательная, ловкая служанка.
Традиционны и имена-характеристики, два из которых намеренно офранцужены –
Фамусов и Репетилов (не без иронии над французской комедией). Не новы и давние
комедийные приемы – “разговор глухих” и “падение”.
И все же, при всех общих
чертах с русской классицистической комедией, “Горе от ума” не укладывалось в
традиционные рамки этого жанра. Прежде всего, содержание “Горя от ума” было
намного шире традиционного содержания комедии. Обычная интрига и борьба, которую
вел Чацкий как герой обычной комедии, оттеснялась на второй план другой борьбой,
которую Чацкий вел с обществом Фамусовых, Скалозубов, Хлестовых, Репетиловых,
Загорецких. Это другое, высшее общественно-идейное содержание определило
своеобразие жанра комедии – сатиры общественных нравов, что было замечено
многими критиками и литераторами. Русская комедия(до Грибоедова) ставила своей
задачей осмеяние человеческих пороков, но осмеяние это лишь изредка поднималось
до осмеяния общественных пороков, целых социальных явлений. Недаром Белинский
писал, что “Горе от ума” – это самая злая сатира на общество. Жанровые признаки
сатиры оказали влияние на композицию комедии и на развитие главной интриги.
Именно этим вызваны остановки в действии, торможение интриги. Собственно
действие, движение уступает место длинным монологам, пространным речам. В этом
отношении показателен второй акт пьесы, представляющий собой идейный спор
представителей разных мировоззрений – Фамусова и Чацкого. При этом нужно учесть,
что все произнесенное со сцены в то время звучало куда актуальнее и
злободневнее, чем теперь. За каждым словом вставали реальные картины русской
действительности. Эта действительность узнавалась во всем – в мелких деталях,
разбросанных по всему тексту, во внесценических персонажах… Все это рождало у
современников Грибоедова целый ряд ассоциаций. Например, в начале первого
действия Грибоедов подсмеивается над традиционным дворянским воспитанием и для
этого вводит первого внесценического персонажа – старушку Рознье. Это образ
типичной старушки-француженки, не отличавшейся в молодости особой
благочестивостью. Рассказ Софьи о сне точь-в-точь взят из популярного в то время
сонника, толкующего любые сновидения. (Здесь, впрочем, очевидна и ирония над
многочисленными снами у Жуковского.)
Грибоедов не обходит стороной вопрос об
образовании, шум и споры вокруг которого не утихали в те годы. В репликах
Хлестовой, Тугоуховской, Скалозуба названы почти все виды учебных заведений,
существовавших в России в первой четверти XIX века: пансионы, лицеи,
ланкастерские школы (которые Хлестова по своему невежеству называет
“ланкарточными”), Педагогический институт… Характерная черта общества тех лет
– приверженность ко всему заграничному – проявляется и в упоминании модных
французских магазинов, и в речи персонажей, пересыпанной галлицизмами.
Можно
найти еще множество деталей, ярко рисующих быт, жизнь, нравы и привычки
тогдашнего общества.
Недоумения критиков вызвала не только резкая
общественная направленность комедии. Жанровое своеобразие “Горя от ума”
сказалось в ее трагикомизме. Камнем преткновения стал, собственно говоря, один
персонаж, не вмещавшийся ни в одно традиционное амплуа, – Чацкий. Чацкий – герой
из другого мира, ему, с его мыслями и чувствами, не место здесь, в этом
обществе, среди этих людей. Его пламенные монологи должны бы звучать в
какой-нибудь трагедии, но не в комедии. Здесь он смешон, смешон своей рассеянной
недогадливостью, наивностью, неумением скрывать мысли и чувства,
идеалистичностью, неосмотрительностью. Всей своей фигурой он вносит суматоху,
беспорядок в мирное течение жизни дома Фамусовых. Но противоречие в том, что чем
в более смешные ситуации он попадает, тем более трагичным становится его
положение.
Комическое, сатирическое, трагическое нераздельно слиты в единое
целое, и в этом – жанровая уникальность “Горя от ума”. Именно – в слиянии, в
синтезе, а не в чередовании комических эпизодов с трагическими, вперемежку с
сатирическими монологами. Одновременно идет развитие двух линий, неразрывно
связанных друг с другом: Чацкий – Софья, Чацкий – общество Фамусова. (Софья и
там, и там является двигателем интриги.) И разбросанность сюжета, и внезапность
переходов от одной сцены к другой (а это не раз ставили в упрек Грибоедову!)
логически оправданы. Только логика эта не внешняя, а внутренняя, она кроется в
глубокой психологизации героев, что почти совсем не имело места в комедии
догрибоедовского периода.
Новизна комедии, наличие в ней признаков различных
жанров определили и сложность сценического воплощения пьесы. Часто она
понималась очень однобоко. Немирович-Данченко, например, писал в 1923-м году:
“…играют не пьесу, а те публицистические статьи, что она
породила…”
Прошло без четверти два века с момента написания комедии, а она,
по слова Блока, все остается “неразгаданной до конца”.