На фоне грандиозного эпического повествования “Войны и мира” Толстой проникает в глубины человеческой души. Мы видим развитие внутреннего мира его героев. Говоря словами Н. Г. Чернышевского, именно “диалектика души” более всего занимала Толстого. Автор наделяет своих героев богатым и противоречивым внутренним миром, который открывается нам постепенно, на протяжении всего произведения. В связи с этим в отношении каждого толстовского героя мы можем выделить ряд наиболее важных эпизодов, которые помогают увидеть сущность его характера. А если учесть, что особенно глубоко человек раскрывается в любви, то станет излишним объяснять, насколько важны сцены романа, показывающие нам влюбленных героев. Остановимся, к примеру, на сцене объяснения между Наташей Ростовой и князем Андреем.
К этому моменту мы уже успели полюбить Наташу за ее жизнерадостность и непосредственность, успели проникнуться симпатией к Андрею Болконскому, увидев в нем умного, благородного, честного человека. Волею автора полюбившиеся нам герои как будто обретают друг друга. Их встреча, а затем эта странная любовь двух очень разных людей кажутся нам (как в последствии и всем в доме Ростовых) неизбежными. Мы с нетерпением перелистываем страницу за страницей в ожидании чего самого главного, что должно изменить судьбы Наташи и Андрея. Конечно, нашему нетерпению далеко до Наташиного трехнедельного ожидания, когда она, “как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам”, а “вечером тайно от всех плакала?”. И вот вместе с ней мы, “прислушиваемся” к “чьим-то” шагам и понимаем, что это “он”.
А ведь Наташа именно в этот день попыталась начать “тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала”. Используя свой излюбленный прием контраста, автор дает нам возможность почувствовать, что творится в душе героини в этот момент. В восклицании Наташи “Мама, Болконский приехал!”, казалось бы прорывается радость, однако тут же мы слышим: “Мама, это ужасно, это несносно! Я не хочу… мучиться!” Героиня в совершенном смятении, она оказывается беспомощной перед нахлынувшими на нее чувствами. Как плененная когда-то прелестью лунной ночи, она точно также произносит: “Что же мне делать?..”. Этим “не хочу… мучиться” Толстой будто бы показывает удивительную интуицию Наташи, пока не знающий, на какое мучение она, в общем-то, уже обречена.
Через непродолжительное время “он” и “она” будут стоять друг против друга. Всегда выдержанный, князь Андрей и тут не дает своим чувствам власти над собой. А Наташа, не умеющая жить иначе, как только сердцем, не в силах совладать со своими эмоциями. Потому мы и не слышим ее ответной реплики на вопрос князя Андрея. Наташе не всегда нужны слова: многое она может передать взглядом, да и просто всем своим существом. Вот и теперь Наташа мысленно вопрошает своего избранника: “Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь”. Анафорически трижды повторенное Толстым это “зачем” подчеркивает искреннее недоумение Наташи, вызванное вопросом князя Андрея. И вслед за произнесенным “с досадой” двойным “да” Наташа, как всегда, когда ее переполняют чувства, “зарыдала”. А через мгновение мы слышим такое характерное для героини междометие “ах”, за которым последует: “… Я так счастлива”. Мы не сомневаемся, что так оно и есть, поскольку искренность – отличительная черта Наташи. И тут же мы не можем не улыбнуться, читая, как она, прежде чем поцеловать своего жениха, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это. Мы улыбнемся, но не удивимся, так как знаем, что Наташа, будучи еще пятнадцатилетней девочкой, задавалась подобными вопросами, а именно: что благородно, что неблагородно, как можно и как нельзя поступать.
Несколько далее автор прибегает к помощи еще одного своего излюбленного приема – приема внутреннего монолога. Внутренний монолог помогает понять душевное состояние героев. Пожалуй, нередко невидимые со стороны переживания характеризуют героя ярче, чем его слова и поступки. Вот и Наташа пытается осмыслить свое новое состояние, примерить на себя новую роль, а потому и не слышит очередного вопроса князя Андрея, вопроса, которого ей лучше было бы и не слышать. И тем, что Наташа не понимает вопроса, автор, по сути, показывает, что умный, знающий людей Андрей Болконский не понимает свою избранницу. Он может смириться с жестоким условием отца: отложить свадьбу на год, съездить за границу полечиться. А для Наташи это условие немыслимо, не случайно позднее она четырежды произнесет слово “ужасно”. Ей несвойственно мучиться, ее характер не приспособлен к этому. Ей нужно счастье сейчас же, немедленно, нужно, чтобы он, Андрей, все время был с ней рядом.
“Я прошу вас через год сделать мое счастие; но вы свободны…” – произносит князь Андрей. И мы предчувствуем, что это “но” окажется роковым. Не случайно свою весьма “убедительную” речь герой заканчивает с “неестественной улыбкой” на губах. Таким же неестественным, противным всему Наташиному существу оказывается и то, о чем только что говорил князь Андрей. Писатель намеренно, вкладывая в уста героини фразу “це-лый год!”, разбивает первое слово на слоги. Тем самым мы как будто слышим ту интонацию, с какой произносятся эти слова, следовательно, понимаем, что они значат для Наташи. И через мгновение она “опять зарыдала”, теперь уже от горя, а не от счастья, как в первый раз. А последние в этой сцене слова героини (“я так счастлива”) идут как будто не от сердца, и нам не хочется им верить.
Сцена объяснения на этом заканчивается. Как много успела перечувствовать за столь короткое время Наташа. Она успела ощутить себя и самой счастливой, и вместе с тем самой несчастной. Еще большей симпатией проникаемся мы к этой юной героине, умеющей с такой полнотой и искренностью отдаваться первому серьезному чувству. Князь Андрей тоже во все время разговора не изменил себе: оставался, как всегда, спокойным, рассудительным, к тому же исключительно послушным сыном. Правда, при этом, думая о своей любви, он очень мало думал о том, что чувствует Наташа. Это сцена, по сути, подготавливает нас к тому, что произойдет всего через несколько месяцев. Хотя виноватых при этом мы не найдем: все герои будут жить согласно своим характерам.