НЕКРАСОВ И ПОЭТЫ-ДЕМОКРАТЫ 60-80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В “Кому на Руси жить хорошо” полнее и ярче, чем в других произведениях, выступает основной герой поэзии Некрасова – народ. Поэт показывает его жизнь всесторонне – и в горе, и в “счастии”. Подчеркивая зависимость всех слоев общества от крестьянства, его исключительное значение в жизни общества. Некрасов устами Якима Нагого из деревни Босово рассказывает о титанической тяжести труда, который несут крестьянские массы.
Рисуя типические явления современной ему действительности, Некрасов говорит о целых селениях нищенствующих крестьян:
Пускай народу ведомо,
Что целые селения
На попрошайство осенью,
Как на доходный промысел,
Идут…
Поэт рисует различные типы крестьян. Значительная часть крестьянства, выросшего в условиях крепостнического общества, представляла собой пассивную массу, которая отличалась долготерпением, в ответ на “обиды”, чинимые угнетателями, была способна лишь “разводить безнадежно руками” и ограничиваться покорным восклицанием: “Суди его бог”. Правда, и эта категория крестьян не всегда была неизменной, терпеливой, все переносящей: в моменты массового крестьянского движения и она принимала в волнениях большее или меньшее участие. Однако в случае неудач она быстро отступала, “труса праздновала”.
Некрасов выводит не только пассивную массу, но и сознательных и активных крестьян, протестующих и борющихся со своими эксплуататорами. Даже “холоп примерный – Яков верный”, холивший, ублажавший, оберегавший барина, наконец потерял всякое терпение: в ответ на издевательства помещика он кончил жизнь самоубийством на глазах этого изверга. Самоубийство Якова – это еще пассивная, жалкая попытка отомстить помещику.
Яким Нагой, обнаруживая таящуюся в народе ненависть, бросает грозное обвинение всему помещичьему строю:
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди – стоят три дольщика:
Бог, царь и господин.
Но вот в главе “Савелий, богатырь святорусский” крестьянский протест превращается в бунт, завершающийся убийством угнетателя. “Осьмнадцать лет терпели” крестьяне притеснения и обиды, но терпению пришел конец – и “вдевятером”, “голодные”, в колодезную яму “всей гурьбой” бросили они ненавистного тирана.
Правда, их расправа с немцем-управителем носит пока еще стихийный характер, но ведь такова была действительность крепостнического общества: крестьянские бунты возникали стихийно, как ответ на жестокие притеснения помещиков и управляющих их имениями.
Таких людей, как Савелий, было тогда немного, но его образ был типичен, так как выражал протест крестьянства “во времена досюльные”, то есть до отмены крепостного права. С течением времени по мере расширения крестьянского движения такой тип приобрел все большее и большее распространение и в жизни.
Словами Савелия “недотерпеть – пропасть, перетерпеть – пропасть” Некрасов предостерегает народ от излишней терпеливости, а словами “наддай! наддай!” призывает к открытому революционному восстанию.
Образы крестьянских женщин, выведенных поэтом в произведениях, написанных до поэмы “Кому на Руси жить хорошо”, кажутся только эскизами к нарисованному во весь рост портрету Матрены Тимофеевны. Если в 40-х годах, да и позднее Некрасов изображает в крестьянских женщинах преимущественно терпение, забитость (“ты вся – воплощенный испуг, ты вся – вековая истома”), покорность (“до гроба рабу покоряться”), то теперь поэт показывает зарождение в русской крестьянке гнева, стремления избавиться от покорности, смирения как печального наследия векового рабства.
Матрена рассказывает семи странникам глубоко волнующую повесть своей жизни. Тяжел ее путы сначала короткая радость детских лет, потом быстро промелькнувшее девичество, затем замужество, а далее – горькая участь невестки в мужниной семье, смерть первенца-сына, голодный год. Этапы этой многострадальной жизни запечатлены в чудесных народных песнях, которыми перемежается повествование Матрены. Крестьянка перечисляет перенесенные ее семьей бедствия: дважды – пожар, трижды – сибирская язва и т. д., сопровождая описание своего “счастья” словами:
Ногами я не топтана,
Веревками не вязана,
Иголками не колота…
Чего же вам еще?
Повесть Матрены Тимофеевны заканчивается притчей о потерянных “ключах от счастья женского”, которая символизирует безысходность тяжелой доли крестьянки. Матрена, на основе своего жизненного опыта, решительно заявляет:
Не дело – между бабами
Счастливую искать!
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте…
После рассказа о перенесенных ею в жизни тягчайших испытаниях Матрена Тимофеевна признается странникам:
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу…
Самый ужасный грех, по мнению Некрасова, которому нет прошения, – это предательство своего брата мужика. Глеб – староста по жадности согласился закрепостить восемь тысяч душ, сжегши вместе с наследником-барином вольную:
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все орошает бог, а Иудин грех
Не прощается.
Крепостное право – вот та почва, на которой могут появляться предатели из крестьян, подобные Глебу “окаянному”:
Всему виною крепь!
Нет крепи – Глеба нового
Не будет на Руси!
В поэме есть образ шпиона, Егорки Шутова. К нему народ относится с лютой враждебностью: где бы ни появился шпион, крестьяне всюду его преследовали.
Сатирически показывает Некрасов лакейство, холопство дворовых. Таковы Ипат, затем бывший лакей и “любимый раб” Переметьева, наконец, даже Клим, фиктивный бурмистр князя Утятина. Дворовые, по характеристике Некрасова, отличаются от крестьян – они испорчены близостью к помещикам.