Мир тебе – деревянный дом!” (По лирике С. А. Есенина.)

“Низкий дом с голубыми ставнями” или “Изба-старуха”? А может, “покосившаяся избенка” и все остальное: “Нездоровое, хилое низкое… Водянистая, серая гладь”?

Неужели совсем “отговорила роща золотая”?

Настоящий поэт всегда нерв и совесть эпохи. Обнаженный нерв и обнаженная совесть. Он может ошибаться, капризничать, он может гулеванить и фонбаронствовать – сущность поэта от этой внешней жизни не меняется, так как в любом состоянии, пьяный или трезвый, в тюрьме или на свободе, с партбилетом или с волчьим билетом, он остается самим собой – Поэтом.

Есенин, как и Блок, верил в новую Россию большевиков. Но верил совершенно по-иному. Есенин считал, что революция сделает Россию великой Крестьянской Республикой, страной Хлеба и Молока, кормилицей и поилицей всего мира В стихотворении “Инония” поэт выразил свое представление об идеальной стране. Инония – это условное место ладной крестьянской жизни Он называет себя пророком Сергеем Есениным, говорящим “по Библии” о том, что на смену христианскому раю идет крестьянский рай – Инония. В есенинском стихотворении отразились чаяния и надежды русского крестьянства, его своеобразный духовный мир. Но шли годы, а желанный рай не наступал Перед Есениным все чаще вставал мучительный вопрос: “Куда несет нас рок событий?” Ответить на него было нелегко. Душа поэта сжималась от боли при виде страшных следов войны и разрухи. Перед его глазами встают голодные опустевшие села, неухоженные поля, трещины на сожженной мертвой земле. Тогда-то и рухнули мечты поэта о “Граде Инонии”. Свидетельством его тревожных раздумий о судьбах страны явилось стихотворение “Возвращение на родину”. Взгляд повзрослевшего поэта видит то новое, что появилось в родных местах. Здесь уже нет прежней поэтизации деревни. Лирический герой стихотворения, в котором угадывается автор, делает “множество открытий”, обращая внимание на бедный, неприглядный быт, подгнившие кресты на кладбище. Но кроме внешних перемен, в родной деревне произошли внутренние изменения: в семье наметился раскол. Сестры-комсомолки, как Библию, читают “Капитал”, выбрасывают иконы, причиняя этим страдания глубоко религиозному деду.

Ах, милый край!

Не тот ты стал,

Не тот.

Да уж и я, конечно, стал не прежний.

Чем мать и дед грустней и безнадежней,

Тем веселей сестры смеется рот.

Здесь нет ни единого слова осуждения нового уклада жизни, властно вторгающегося в патриархальный крестьянский быт.

Только тихая грусть о том, что в советской России он может быть лишь “попутчиком”, а не строителем ее будущего. Этот мотив отчужденности от горячо любимой родины приобретает новую силу и глубину в стихотворении “Русь советская”. Повторяется тот же сюжет – возвращение на родину. В душе героя, вернувшегося через восемь лет в родную деревню, возникает целая гамма чувств и настроений, порожденных изменениями, которые произошли в родимом краю. Эти волнение и смятение поэта замечательно переданы в строчках:

Язык сограждан стал мне как чужой, В своей стране я словно иностранец. Поэт с обидой и грустью замечает, что молодежь с упоением поет “агитки Бедного Демьяна”, а его стихи уже никому не интересны:

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Но все же Есенин уверен в своем высоком предназначении.

Быть поэтом – это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Уверен, хотя и горько у него на душе.

Канарейка с голоса чужого –

Жалкая, смешная побрякушка.

Миру нужно песенное слово

Петь по-свойски, даже как лягушка. Одно’из стихотворений поэта, где он сравнивает себя с “захожим богомольцем”, есть такие строки: “Не видать конца и края – только/синь сосет глаза”. Но рядом с этими привольными просторами “у низеньких околиц звонно чахнут тополя”. Долго в стихах Есенина не ослабевает тревога, вызванная наступлением индустриального города.

Нет любви ни к деревне, ни к городу,

Как же смог я ее донести?

Брошу все. Отпущу себе бороду

И бродягой пойду по Руси.

Есенин не ушел бродяжить. Напротив, к нему, как к Моцарту, явился Черный человек и, присев на кровать, долго читал “жизнь какого-то прохвоста и забулдыги, нагоняя на душу тоску и страх”. Ночь была морозная, “тих покой перекрестка”, Есенин сидел у окошка и не ждал “ни врага, ни друга”. Равнина была покрыта сыпучим снегом, похожим на известку, и “деревья, как всадники, съехались в нашем саду”…Потом поэт очнулся. Черный человек исчез; он был один, а напротив осыпалось осколками зеркало, похожее на его неровную судьбу, на крошево воспоминаний удавшейся и вечно неудачной жизни.

Не тогда ли возникло желание написать кровью: “До свиданья, друг мой, до свиданья…”?Или оно пришло позже, в момент дичайшей депрессии в пустом номере “Англетера”?”Мир тебе – деревянный дом”, – желал поэт. Но не было мира в его душе. Почему?

Не потому ли, что “…поэт не перестанет пить вино, когда идет на пытки”? Сколько вопросов, а ясных ответов нет. Не в том ли проблема, не там ли ответ, что песни у поэта всегда разные, а сердце одно?

Быть поэтом – это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Быть поэтом – значит петь раздолье, Чтобы было для тебя известней. Соловей поет – ему не больно, У него одна и та же песня.