И. С. ТУРГЕНЕВ
БИРЮК
“Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках”, – начинает автор свой рассказ. До дому еще далеко – верст восемь. Добрая рысистая кобыла бодро бежит по пыльной дороге, рядом, словно привязанная, не отстает усталая собака. Огромная лиловая туча, медленно надвигающаяся из-за леса, предвещает грозу. Когда охотник уже въехал в лес, полил ручьями дождь. Лошадь начала вязнуть. Пришлось остановиться под широким кустом, чтобы переждать ливень. Вдруг при свете молний охотник увидел рядом с дрожками высокую фигуру человека. Это был здешний лесник, которого в округе все звали Бирюком.
Прозвище леснику дали за угрюмый нрав и суровость. Он не давал спуску браконьерам и порубщикам. “Вязанки хвороста не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, – силен, дескать, и ловок, как бес…” Ни уговоры, ни подкуп не могли сломить лесника. Мужики даже извести его хотели, убить то есть. Но не удавалось – очень уж силен был Бирюк, да и врасплох застать его было трудно.
Настоящее имя Бирюка – Фома Кузьмич. Был он настоящий добрый молодец – как из русской былины: высокого роста, плечист, могучего сложения, с черной кудрявой бородой.
Лесник предлагает промокшему охотнику переждать дождь в своей избе. Печальное зрелище представляло собой это жилище. Всего одна комната – закоптелая, низкая и пустая. В углу – ворох тряпья, на столе – лучина, а посредине на длинном шесте – люлька с ребенком. “Я посмотрел кругом, – пишет автор, – сердце во мне заныло: невесело войти ночью в мужицкую избу”.
Кроме лесника и младенца в люльке, в избе была девочка лет двенадцати, Улита, – дочь его. Охотник удивился: где же мать этих детей?
– Аль у тебя хозяйки нет? – спросил он у Бирюка. – Умерла, знать?
– Нет… да… умерла… – сказал сначала Бирюк. А потом с жесткой улыбкой признался, что сбежала его жена с проезжим мещанином, даже младенца оставила. Это одинокое неустроенное житье тоже было причиной прозвища лесника.
Когда дождь кончился, охотник засобирался в дорогу. Но тут лесник услышал в лесу стук топора. Как ни прислушивался охотник, его слух ничего не улавливал. Ему стало любопытно, и он решил пойти вместе с лесником в лес.
“Подождите здесь”, – шепнул мне лесник, нагнулся и подняв ружье кверху, исчез между кустами. Я стал прислушиваться с напряжением. Сквозь постоянный шум ветра чудились мне невдалеке слабые звуки: топор осторожно стучал по сучьям, колеса скрыпели, лошадь фыркала… “Куда? стой!” – загремел вдруг железный голос Бирюка. Другой голос закричал жалобно, по-заячьи… Началась борьба. “Вре-ешь, вре-ешь, – твердил, задыхаясь, Бирюк, – не уйдешь…”
Вором, который уже повалил дерево, оказался худой мужик в лохмотьях, мокрый, с длинной растрепанной бородой. Лесник повалил его, связал, забрал его дрянную лошаденку и все отправились в избу Бирюка. Браконьера посадили на лавку. Сначала он сидел тихо. А потом начал упрашивать лесника, чтобы отдал ему его лошадь, – дома семья, детишки, которых кормить нечем.
“Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
– Фома Кузьмич, – заговорил вдруг мужик голосом глухим и разбитым, – а, Фома Кузьмич.
– Чего тебе?
– Отпусти.
Бирюк не отвечал.
– Отпусти… с голодухи… отпусти.
– Знаю я вас, – угрюмо возразил лесник, – ваша вся слобода такая – вор на воре.
– Отпусти, – твердил мужик, – прикащик… разорены… во как… отпусти!”
На все уговоры лесник отвечал одно: “А ты все-таки воровать не ходи”. В отчаянии мужик забывает свой страх и начинает кричать на лесника; “Ну, на, ешь, на, подавись… на, душегубец окаянный, пей христианскую кровь, пей… А до тебя, погоди, доберемся!” Лесник в спокойном изумлении смотрит на вора; то ли пьян он, то ли с ума сошел?
Охотник решает во что бы то ни стало освободить мужика, заплатить за срубленное дерево. Но пока он размышляет об этом, Бирюк хватает вора за шиворот и выталкивает за дверь: “Убирайся к черту со своей лошадью”, – словно смущаясь своей доброты, грубыми словами прикрывает он свой великодушный поступок.
– Ну, Бирюк… удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый.
Но Бирюк ничего особенного в своем поступке не видит, просит только барина никому не рассказывать об этом.
На том они и расстались. Кто знает, сколько таких добрых дел уже совершил этот мрачный на вид человек и сколько великодушия и доброты заключено в его одинокой душе?