МАКСИМ ГОРЬКИЙ
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПОРТРЕТЫ
В книгу входят написанные в разное время очерки о крупных личностях: В. И. Ленине, революционере Камо, меценате Савве Морозове, писателях Льве Толстом, Владимире Короленко, Антоне Чехове, Сергее Есенине и других.
Очерки глубоко личностные, основанные на личных встречах и беседах.
О ЧЕХОВЕ
* * *
…Часто бывало у него: говорит так тепло, серьезно, искренно – и вдруг усмехнется над собой и речью своей.
* * *
– В России честный человек – что-то вроде трубочиста, которым няньки пугают маленьких детей.
* * *
Пошлость всегда находила в нем жестокого и острого судью.
* * *
Мимо скучной толпы бессильных людей прошел большой, умный, ко всему внимательный человек и с грустной улыбкой, тоном мягкого, по глубокого упрека сказал:
– Скверно вы живете, господа!
О ЛЬВЕ ТОЛСТОМ
* * *
Мысль, которая чаще других точит его сердце, – мысль о Боге. Иногда кажется, что это не мысль – а выраженное сопротивление чему – то, что он чувствует над собою.
* * *
Больше всего он говорит о Боге, о мужике и о женщине. К женщине относится непримиримо-враждебно, если это не Кити и не Наташа Ростова – то есть, существо недостаточно ограниченное.
* * *
Он любит ставить трудные и коварные вопросы.
Лгать перед ним – нельзя.
* * *
Разбирая почту:
– Шумят. Пишут, а – умру, и – через год будут спрашивать: Толстой? А, это граф, который сапоги тачал и с ним что-то случилось, – да, этот?
* * *
Его непомерно разросшаяся личность – явление чудовищное, есть в нем что-то от Святогора-богатыря, которого земля не держит…
* * *
Я, не верующий в Бога, смотрю на него и думаю:
“Этот человек – богоподобен!”
О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ
Есенин (первая встреча) – кудрявенький, светлый, в голубой рубашке, поддевке и сапогах – словно слащавая открытка. Не верилось, что он может писать такие яркие сердечные стихи.
Айседора Дункан – пожилая, отяжелевшая, фальшивая – эта женщина была олицетворением всего, что не нужно было изумительному рязанскому поэту.
Голос поэта (он читал монолог Хлопуши из поэмы “Пугачев”) звучал хрипло, крикливо, надрывно.
* * *
– Да, я очень люблю всякое зверье… – признался Есенин и начал читать “Песнь о собаке”. На последних строках на глазах его сверкнули слезы.
Неожиданно и торопливо он спросил меня:
– Вы думаете, мои стихи – нужны? И вообще искусство, то есть поэзия – нужна?