В романе Габриеля Гарсиа Маркеса “Сто лет одиночества” есть два стилеобразующих начала: ирония и сказка. Давайте более подробно остановимся на втором. Животворные воды сказки омывают историческую твердь романа. Они приносят с собой поэзию. Сказка просачивается в жизнь семейства Буэндиа. В романе постоянно встречаются и сказочные сюжеты, и сказочно-поэтические образы, ассоциации. Во всемогущем Джеке Брауне просвечивает сказочный колдун-оборотень. А в солдатах, вызванных на расправу с забастовщиками, – “многоголовый дракон”. Есть в романе и более масштабные ассоциации. Мрачный город, родина Фернанды, где до улицам бродят привидения и колокола тридцати двух колоколен каждодневно оплакивают свою судьбу, обретает черты царства этого волшебника.
По страницам романа протянулись сказочные дороги. По ним приходят цыгане в Макондо, по ним от поражения к поражению скитается непобедимый полковник Аурелиано, по ним в поисках “самой красивой женщины на свете” странствует Аурелиано Второй.
В романе есть и хорошо знакомая Габо, “домашняя” разновидность сказочного пророчества – карточные гадания и предсказания судьбы. Эти пророчества поэтичны, загадочны, неизменно добры. Но у них есть один недостаток – реальная жизненная судьба, которой ведает писатель Гарсиа Маркес, складывается им наперекор. Так, Аурелиано Хосе, которому карты наобещали долгую жизнь, семейное счастье, шестерых детей, взамен этого получил пулю в грудь. “Эта пуля, очевидно, плохо разбиралась в предсказаниях карт”, – грустно иронизирует писатель над гибелью очередной жертвы гражданской войны.
В романе есть и положенные сказке по чину смерть и призраки. Но смерть здесь отнюдь не карнавальная, гротескная маска с ее обязательными атрибутами: черепом, скелетом, косой. Это простая женщина в синем платье. Она, как в сказке, приказывает Амаранте шить себе саван, но ее, тоже как в сказке, можно обмануть и затянуть шитье на долгие годы. Призраки здесь также “одомашнены” и “офункционированы”. Они олицетворяют угрызения совести (Труженсио Агилар) или родовую память (Хосе Арнадио под каштаном).
В романе присутствуют и арабские сказки из “Тысячи и одной ночи”. Эти сказки приносят цыгане, и только с цыганами они связаны.
По своему происхождению сказка либо дочь мифа, либо его младшая сестра, поэтому в мифологической табели о рангах она стоит на ступеньку ниже мифа с его величием, абсолютностью, универсальностью. Однако между ними существуют родственные связи. Миф – “частица человечества”. Но на это название может претендовать и сказка, хотя она до некоторой степени ограничена национальными рамками.