Российская империя первой четверти 19 века была великой державой. Русская армия разгромила Наполеона и взяла Париж. Император Александр диктовал свои условия всей Европе. До восстания декабристов было еще далеко. Казалось, Россия вступила на новый блестящий этап своего существования…
Где-то в далеком губернском городке течет размеренная жизнь, законы которой установились, пожалуй, полвека назад. Губернатор – сиятельный отец народа, полицеймейстер – добрейший покровитель купцов, прокурор – благонамереннейший страж законности… Этот список можно продолжить. В городе чрезвычайно уютно. Общественная жизнь здесь просто кипит. Замечательный город, не так ли? И вот в губернский город NN въезжает бричка, в которой обычно ездят те, кого называют господами средней руки… Так начинается действие романа “Мертвые души”.
Гоголь не соотносит начало повествования “Мертвых душ” с определенным годом, однако исследователи в один голос утверждают, что это приблизительно 1816 -1820 год. Послевоенная жизнь уже прочно устоялась, а точнее, Отечественная война, по-видимому, мало затронула этот тихий уголок Руси. Здесь ничто не нарушает заведенного течения дел, а основные занятия помещиков и чиновников – накопление капитала, игра, балы и приемы. “До чего грустна наша Россия!” – помните это пушкинское восклицание?
Гоголь мастерски создает образ мертвящей российской действительности. Деталь цепляется за деталь, подробность следует за подробностью, и перед читателем возникает обобщенная и довольно неприглядная картина провинциального существования первых десятилетий 19 века.
Главная достопримечательность города NN – чиновники. Главная достопримечательность его окрестностей – помещики. И те, и другие живут за счет труда других людей. Это трутни. Лица их усадьб – это их лица, а их деревни – точное отражение хозяйственных устремлений хозяев.
Русская природа небогата красками, ей не присущи мгновенные изменения. На этом скупом фоне Гоголь рисует мир, который окружает губернский город, питает и одновременно отравляет его.
Андрей Донатович Синявский, талантливый исследователь творчества Гоголя, заметил, что образы помещиков напоминают манекены, фигуры из паноптикума, настолько они мертвы и безжизненны. Нельзя, конечно, сказать, что жизнь в них никак не проявляется. Например, Собакевич много заботится о благосостоянии своих крестьян, ведь это его личное благосостояние. Коробочка чрезвычайно богомольна, и даже простое упоминание черта пугает ее до смерти. Ноздрев обожает собак и лошадей – гораздо меньше он ценит своих крепостных. Но подобные качества только подчеркивают душевную пустоту гоголевских помещиков. Если присмотреться, то каждый персонаж поэмы напоминает куклу, которая хоть и способна двигаться, но все же остается пустой и мертвой внутри. На безжизненность гоголевских персонажей указывали многие исследователи. Так, писатель-символист Дмитрий Мережковский находил в “Мертвых душах” модернистские тенденции, в частности при изображении помещиков.
Работая над своей поэмой, Гоголь не стремился произвести внешний эффект, однако так называемый “мир вещей” его произведения рельефен, ярок и незабываем. Изображение “мертвых” помещиков напоминает о принципах классицистской комедии: “человек-страсть”, персонаж, одержимый одной идеей, одним желанием.
Мир поэмы состоит из “мертвых” и “спящих”. Народ, творческая сила которого могла бы составить контраст инертности помещиков-крепостников, изображен здесь в довольно неприглядном виде. Крестьяне неразвиты, слуги развращены. Пьянство, лень, дикость, – все эти черты “русского национального характера” очень верно схвачены Гоголем. “Тяжкий сон”, овладевший “черной Россией”, то есть народом, готов превратиться в кошмар.
Одна только “Русь” – художественная условность, обобщение, абстракция, изобретенная Гоголем специально для “Мертвых душ” и не раз возникающая в позднейших его произведениях, – кажется в поэме живой и подвижной. Но лирические отступления, которые нарушают пугающе-подробное описание “мертвой России”, звучат лишь в сознании писателя…