В жизни каждого человека бывают случаи, которые никогда не забываются и которые надолго определяют его поведение. В жизни Андрея Болконского, одного из любимых героев Толстого, таким случаем стало аустерлицкое сражение. Уставший от суеты, мелочности и лицемерия высшего света, Андрей Болконский едет на войну. От войны он ждет многого: славы, всеобщей любви. В своих честолюбивых мечтах князь Андрей видит себя спасителем земли русской. Он хочет стать таким же великим, как Наполеон, а для этого Андрею нужен свой Тулон. И в бою под Аустерлицем этот Тулон наступает. Князь Андрей в какой-то степени действительно становится героем-спасителем. В ходе боя французы нанесли внезапный удар по русской армии: “Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами”. Началась паника, неразбериха, русские бросились бежать. И в ту минуту князь Андрей понял, что вот он, его Тулон, именно сейчас суждено сбыться его честолюбивым мечтам: “Вот она, наступила решительная минута!” И как бы подтверждая эти мысли Болконского, Кутузов “дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом” обратился за помощью именно к князю: “Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?” А князь Андрей хватает знамя, бежит в атаку, солдаты следуют его примеру. “Вот она!” – думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно направленных против него”. Но честолюбивым мечтам князя не суждено было сбыться. Его ранили. Предположим, что Андрея не ранили бы. Что было бы тогда? После удачного боя он получил бы орден, повышение, славу и уважение как герой, храбрый человек. Его гордость, честолюбие были бы удовлетворены, и, наверное, с войны бы вернулся герой-эгоист Андрей Болконский, довольный своей славой, но жаждущий еще более великой славы. Но не таков Толстой, чтобы допускать подобное. Его любимые герои должны пройти нравственное очищение через потери, страдания, испытания. И это ранение сделало Андрея совсем другим человеком. Андрей упал, и его глазам открылось высокое аустерлицкое небо: “Над ним не было ничего уже, кроме неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками”. Болконский понял свою ничтожность перед вечностью, всю мелочность своих мечтаний и честолюбивых порывов, всю бессмысленность этой человеческой войны. В мире есть что-то, что главнее, важнее и выше всего этого: “Да, все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба”. “Да, я ничего, ничего не знал до сих пор”. И именно в этот момент Болконский увидел своего кумира – Наполеона, увидел тот идеал, к которому он так стремился. Перед Андреем “был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему ничтожным человеком…” Это высокое небо Аустерлица помогло Андрею увидеть самого себя, того, прежнего. Теперь Андрей изменился, ему уже не был интересен Наполеон и все связанное с ним, потому что он теперь иначе понимал жизнь: “Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих”. На аустерлицком поле князь Андрей как бы заново родился, обновился. Начиналась новая жизнь, полная исканий, надежд, “начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение”.