Уже Белинский говорил о том, что «Герой нашего времени» — целостное произведение. Впервые в русской литературе оно объединило социально-психологическую и нравственно-философскую проблематику. Для философско-психологического проникновения в природу «героя времени» и потребовался синтез повествовательных жанров: путевые записки, очерк, светская повесть, дневники, исповедь. Ни одна из этих форм, отдельно взятая, не была достаточна для объяснения противоречивой природы современного человека. Жанровое своеобразие романа «Герой нашего времени» заключается также в наличии элементов исповеди и авантюрности в сюжете.
Уникальность жанровой природе этого произведения придает сочетание черт реализма социально-психологического романа и романтизма, проявляющегося в его построении и стилистике. Черты романтизма в романе «Герой нашего времени» заключаются в особой близости автора и героя, лиризме повествования, пристальном внимании к «внутреннему человеку», неясности прошлого героя, исключительности его натуры и многих ситуаций, близости сюжета «Бэлы» романтическим поэмам и повышенной экспрессивности стиля, что особенно чувствуется в «Тамани». Реализм романа заключается в постановке важнейших проблем современности и создании образа «героя времени», типичного представителя эпохи -«лишнего человека», а также в стремлении автора психологически достоверно и точно объяснить особенности натуры героя, связав их с условиями окружающей жизни. При этом типичностью обладают и другие — второстепенные — персонажи романа. Отношения личности и общества воссоздаются в нем во всей их сложности и противоречивости. Действительность предстала здесь разными своими сферами, разными типами быта, характеров и с разных точек зрения.
Еще одну отличительную жанровую особенность романа Лермонтова определяют слова из авторского предисловия: «история души человеческой». Они показывают сознательную установку на открытый психологизм произведения. Вот почему «Герой нашего времени» — первый психологический роман в русской литературе, хотя психологизм был присущ и другим произведениям, появившимся ранее, как, например, роману «Евгений Онегин». Задача, которую поставил перед собой Лермонтов, состояла не столько в изображении внешней жизни Печорина, его приключений, хотя такой элемент авантюрности здесь тоже присутствует, сколько показать внутреннюю жизнь и эволюцию героя, для чего используются самые разнообразные средства.
Главным среди них является особая композиция романа. Особенность ее заключается в том, что роман состоит из пяти повестей с самостоятельными сюжетами, объединенных общим героем и идеей. Они расположены с нарушением хронологической последовательности событий. При этом имеются разнообразные источники, из которых мы узнаем о Печорине, а также несколько повествователей, излагающих события с разных точек зрения.
Диапазон этих точек зрения на героя очень широк. Сначала мы узнаем о Печорине от простого русского офицера Максима Максимыча, человека доброго, честного, долгое время проведшего вместе с Печориным и доброжелательно к нему относящегося, но совершенно отличного от него по духу и воспитанию. Он может лишь отметить особенности поведения «странного человека», оставшегося для него загадкой. В повести «Максим Максимыч» рассказчик меняется: это офицер, попутчик и слушатель Максима Максимыча в «Бэле», явно более близкий Печорину по возрасту, развитию, социальному положению, а главное — сходный по духу и умонастроению. Он делает попытку как-то объяснить особенности этого необычного человека. И, наконец, мы знакомимся с дневниками героя, его своеобразной исповедью, которая позволяет увидеть его душу как бы «изнутри», путем самораскрытия, досконального анализа и обнажения глубинных причин поведения героя, особенностей его характера.
С точки зрения временной последовательности изложения событий, мы наблюдаем скрещение двух хронологических движений. Одно из них идет в соответствии с расположением частей романа: «Бэла», «Максим Максимыч», предисловие к «Журналу» Печорина, за которым следует этот журнал: «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист». При таком построении мы постепенно узнаем, как некий офицер-повествователь выезжает на Кавказ, встречается в первый раз с Максимом Максимычем, затем во второй, когда получает от него дневники Печорина, успев при этом увидеть и их автора, и, наконец, узнав о его смерти, публикует эти записки. Другая линия — хронология событий для Печорина, то есть его биография. С этой точки зрения части надо было бы расположить так: «Тамань», «Княжна Мери», «Бэла», «Фаталист», «Максим Максимыч», предисловие к «Журналу». Но тогда романа не получилось бы. Белинский отмечал, что прочитав все части в другой последовательности, мы получим несколько прекрасных рассказов и две замечательные повести, но не роман как единое произведение. Особое построение романа дает возможность постепенно ввести читателя в душевный мир героя и создать множество острых ситуаций — вроде встречи автора со своим будущим героем и преждевременного сообщения о его гибели.
Из всего этого следует, что композиция романа строится не столько на связи событий, сколько на анализе чувства и мысли Печорина, его внутреннего мира. Самостоятельность отдельных частей романа обусловлена в значительной мере избранным автором углом зрения: он не выстраивает биографию героя, а ищет разгадку тайны души, причем души сложной, раздвоенной, в известном смысле незавершенной. История такой души не поддается строгому, логически последовательному изложению. Поэтому и порядок входящих в роман повестей не соответствует последовательности событий в жизни Печорина. Таким образом, можно сказать, что композиция романа «Герой нашего времени» играет значительную роль в раскрытии образа Печорина, «истории души человеческой», так как ее общий принцип заключается в движении от загадки к разгадке. Она является одним из основных средств создания достоверного портрета «героя времени».
Система образов. Композиция романа построена так, что все сюжетные линии оказываются стянуты к одному персонажу, оказывающемуся в самом центре системы образов, — Печорину. Все остальные герои, сколько бы яркими и запоминающимися они ни были, служат, главным образом, для раскрытия разнообразных черт личности «героя времени». Второстепенные образы представляют собой целый ряд персонажей: Максим Максимыч, Грушницкий, Вернер, Вулич и другие герои романа. Линия Печорин — Максим Максимыч помогает понять характер главного героя по отношению к рядовому человеку, обладающему «золотым сердцем», но лишенному аналитического ума, способности к самостоятельному действию и критическому отношению к действительности. В соотношении с Грушницким выявляется истинный романтизм характера Печорина, противостоящий ложному романтизму Грушницкого, берущего лишь внешнюю сторону романтизма, но по сути являющемуся человеком пошлым и заурядным. Вернер обладает не меньшим скептицизмом, чем Печорин, ему также присущ аналитический ум, но он, в отличие от «героя времени», не способен к активному действию. Соотношение с Вуличем помогает прояснить отношение Печорина к проблеме фатализма. Линия Печорин — горцы и Печорин — контрабандисты выявляет соотношение «героя времени» и традиционных героев романтической литературы: они оказываются слабее его и на их фоне фигура Печорина приобретает черты не просто личности исключительной, но, порой, демонической. В противопоставлении Печорина и «водяного общества» раскрывается проблема социальных взаимоотношений «героя времени» с людьми его круга.
Особое место занимают в раскрытии личности «героя времени» женские образы: Вера, Бэла, княжна Мэри, Ундина. Все они имеют вспомогательный характер по отношению к центральному герою, хотя каждая обладает своей неповторимой индивидуальностью Еще современники Лермонтова отмечали некоторую блеклость женских образов в романе, что справедливо лишь отчасти. Яркий и выразительный характер гордой горянки представлен в Бэле; загадочна, таинственна Ундина; очаровательна в своей чистоте и наивности княжна Мэри; самоотверженна и бескорыстна Вера в ее всепоглощающей любви к Печорину. Но все эти замечательные женские образы объединяет одно: среди них нет той, что могла бы встать вровень с Печориным, составив противостоящий герою идейнонравственный центр романа, как Татьяна в «Евгении Онегине». У Лермонтова Печорин сохраняет свой приоритет во всех сюжетных линиях, именно в нем сосредоточен главный авторский интерес.
Известно, что Лермонтов задумывал создать образ своего современника в противовес характеру Онегина. В Печорине нет того разочарования, что ведет к «тоскующей лени», наоборот, он мечется по свету в поисках истинной жизни, идеалов, но не находит их, что и приводит его к скепсису и беспощадному отрицанию существующего миропорядка. Он жаждет деятельности, постоянно, неустанно стремится к ней, но то, чем он занят в жизни, оказывается мелочным, бессмысленным и бесполезным даже для него самого, поскольку не может развеять его скуку.
Но во всем этом виноват не столько сам герой, личность яркая и неординарная, выделяющаяся на общем фоне людей того времени, способная на подлинную свободу мысли и дела. Скорее вина лежит на том мире, обществе, в котором он живет, где «распалась связь времен». Что надлежит делать человеку в такой ситуации? Печорин со всей своей энергией стремится решить этот вопрос, но ответа не находит. А потому, несмотря на все отличия Печорина от Онегина, это еще один «русский Гамлет», человеческий и социальный тип, обреченный быть «умной ненужностью», «лишним человеком». Он явился реалистическим отражением в литературе того социально-психологического типа человека 30-х годов XIX века, который сохранил и пронес в себе неудовлетворенность существующей жизнью, всеобъемлющий скепсис и отрицание, которые стали основой пересмотра старых мировоззренческих и философских систем и открыли тем самым путь в будущее. Таким образом, этот герой явился естественным звеном в развитии русского общества.
Вместе с тем, Печорин разделил пороки и болезни своего века. Его «болезнь» — это пренебрежение к чувствам других людей, демонизм и эгоцентризм, стремление сделать окружающих игрушкой в своих руках, что отразилось в истории с Максимом Максимычем, смерти Бэлы, в страданиях Мери, гибели Грушницкого и многом другом. Но, по его собственным словам, неся страдания другим, сам он при этом оказывается не менее несчастлив.
Странность и двойственность характера Печорина фиксируются с самого начала. Печорин сам признается в раздвоенности: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его». Такова одна из основных черт героя. Она получила название рефлексии. Это самонаблюдение, осмысление человеком своих действий, чувств, ощущений. Состояние рефлексии для человека ужасно, поскольку доскональный разбор убивает живое чувство. В эпоху 30-х г. XIX века рефлексия стала отличительной чертой поколения, скрупулезный самоанализ которого оставляет в душе «холод тайный» и в то же время является необходимым этапом в развитии самосознания русского общества в целом.
Тем не менее из «Журнала» Печорина мы узнаем, что герой знает и состояние покоя, простоты, ясности. Наедине с собой он способен ощутить «запах цветов, растущих в скромном палисаднике». Он чувствует, что только в ясных и простых словах есть истина, и потому Грушницкий, говорящий «скоро и вычурно», ему несносен. Вопреки аналитическому уму, душа Печорина готова ждать от людей прежде всего добра. Но осуществить свое «назначенье высокое», применись свои «силы необъятные» Печорин не может. Лермонтов открывает трагическое расхождение между внутренним богатством, наполненностью личности и ее реальным существованием. Самоутверждение Печорина неизбежно оборачивается предельным индивидуализмом, приводит к трагической отъединенности от людей.
А в результате — опустошенность души, уже не способной откликнуться живым чувством, даже в таком малом, что требовалось от него в последнюю встречу с Максимом Максимычем. И самому ему понятна бесцельность и гибельность новой и последней поездки в Персию. Казалось бы, круг жизни героя трагически замкнулся. Но роман завершается другим — философской повестью «Фаталист», ставящей вопрос о свободе человеческой воли и действия и открывающей в Печорине новую и очень важную сторону.
Фаталист — человек, верящий в предопределенность всех событий в жизни, в неотвратимость судьбы, рока. В духе своего времени, подвергающего пересмотру коренные вопросы человеческого существования, Печорин пытается решить вопрос, предопределено ли высшей волей назначение человека или человек сам определяет законы жизни и следует им. Он ощущает в себе, в своем времени освобождение от слепой веры предков, принимает и отстаивает открывшуюся свободу воли человека, однако знает при этом, что его поколению нечего принести на смену «слепой вере» предыдущих эпох.
По мере развития действия «Фаталиста» Печорин получает троекратное подтверждение существования предопределения, судьбы. Но вывод его звучит так: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера; напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда знаю, что меня ожидает». Повесть как будто оставляет открытым вопрос о существовании предопределения. Но Печорин все-таки предпочитает действовать и собственными поступками проверять ход жизни. Фаталист повернулся своей противоположностью: если предопределение и существует, то это должно делать поведение человека только активнее. Быть просто игрушкой в руках судьбы унизительно. Лермонтов дает именно такое толкование проблемы, не отвечая однозначно на мучивший философов того времени вопрос.
Таким образом, философская повесть «Фаталист» играет в романе роль своеобразного эпилога. Благодаря особой композиции романа, он заканчивается не смертью героя, о которой было сообщено в середине произведения, а демонстрацией Печорина в момент выхода из трагического состояния бездействия и обреченности. Здесь впервые герой, разоружающий пьяного казака, убившего Вулича и опасного для других, совершает не какое-то надуманное действие, призванное лишь развеять его скуку, а общеполезный поступок, притом не связанный ни с какими «пустыми страстями»: тема любви в «Фаталисте» выключена вовсе. На первый план вынесена главная проблема — возможностей человеческого действия, взятая в самом общем плане. Именно это и позволяет закончить на мажорной ноте, казалось бы, «грустную думу. .. о поколении» 30-х годов XIX века, как назвал роман «Герой нашего времени» Белинский. Критик также отметил, что дух «героя времени» «созрел для новых чувств и новых дум. Но он не находит разумного применения своим недюжинным силам, для него все старое разрушено, а нового еще нет».