“Я два раза пожал ее руку… во второй раз она ее выдернула, ни говоря ни слова.
Я дурно буду спать эту ночь, – сказала она мне, когда мазурка кончилась.
Этому виноват Грушницкий.
О нет! – И лицо ее стало так задумчиво, так грустно, что я дал себе слово в этот вечер непременно поцеловать ее руку.
Стали разъезжаться. Сажая княжну в карету, я быстро прижал ее маленькую ручку к губам своим. Было темно, и никто не мог этого видеть.
Я возвратился в залу очень доволен собой”.
В этой сцене как в капле воды отразился весь замысел Печорина относительно княжны Мери и Грушницкого. Здесь же великолепно выразился летящий психологизм самого М. Ю. Лермонтова. Каждая фраза, несмотря на их внешнюю бессодержательность, подразумевает целое направление мысли и скрываемых желаний. На наших глазах происходит переплетение светской игры с реальными чувствами. Печорин направляет мысли и чувства княжны “от противного”, заставляя ее сначала выдергивать руку, а после отрицать свои слова. Этим он маскирует собственное руководство событиями, узнает меру погружения княжны в предложенную им игру и подчеркивает, как нежелательное, имя Грушницкого. При этом совершенно неважно, что княжна не согласилась с его утверждением, важно было косвенно указать на соперничество Печорина с Грушницким, убедить девушку на уровне почти НЛП-программирования, что Печорин на самом деле включился в борьбу за ее сердце.