Лермонтов «бичевал» не только людей «завистливого и душного» света, но и часть дворянской интеллигенции, не способную служить обществу. «Дума» — поэтическая исповедь, чистосердечная и печальная.
Стихотворение написано ямбом, по большей части шестистопным. Этот размер придает стиху плавность, некоторую задумчивость, неторопливость, что соответствует характеру раздумья. Но в тексте встречаются и пятистопные, и четырехстопные стихи. Пятистопный ямб:
Мы лучший сок навеки извлекли…
Четырехстопный ямб:
Как пир на празднике чужом.
При внимательном и правильном чтении нетрудно заметить, что укороченные пятистопные и четырехстопные стихи произносятся более энергично и резко. На них падает смысловое ударение.
Композиция стихотворения подчинена авторскому замыслу. В первом четверостиший высказано общее суждение о поколении 30-х годов:
Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее — иль пусто, иль темно, Меж тем, под бременем познанья и сомненья, В бездействии состарится оно.
В восьми последующих четверостишиях развивается и доказывается мысль, высказанная в начале «Думы». Поэта огорчает, что многие его современники живут «ошибками отцов и поздним их умом». Речь идет об отношении к идейному наследию декабристов. Мы помним, что Лермонтов встречался со ссыльными дворянскими революционерами на Кавказе и со многими из них разошелся в оценке деятельности самих декабристов и политики правительства Николая I.
Некоторые участники восстания на Сенатской площади, измученные каторгой, ссылкой и солдатчиной, примирились с самодержавием, признали революционную борьбу бесполезной.
Эти настроения части декабристов Лермонтов и называет «поздним их умом».
Поэт убежден в том, что свобода не приходит сама собой: за нее борются, страдают, идут на каторгу и гордо умирают. Лермонтов не может примириться с тем, что люди его поколения, усвоив «поздний ум» отцов, старятся в бездействии, живут без всякой цели, покорно склоняют головы перед темными силами реакции:
К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы, Перед опасностью позорно равнодушны И перед властию — презренные рабы.
Бессмысленны и занятия наукой, если добытые знания не переходят в непосредственное действие на благо общества:
Мы иссушили ум наукою бесплодной…
При моральном упадке, равнодушии ко всему окружающему не вдохновляет и искусство:
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят…
С тревогой и болью поэт говорит о том, что у его современников — образованных людей — нет ни сильных чувств, ни прочных привязанностей, ни твердых убеждений. Поэтому:
И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви…
Нравственно опустошенные, утратившие цельность мировоззрения, современники поэта не способны на труд и на подвиг. Стихотворение заканчивается убийственным выводом, подготовленным и оправданным всем ходом авторских рассуждений и оценок:
Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда.
Разобщенные и не в ладу с собой, люди 30-х годов составляют «угрюмую толпу». Поэт одновременно негодует и грустит. «Дума» — это и сатира, и элегия. Автор говорит от лица той прогрессивной интеллигенции, которая не хочет мириться с николаевским режимом, но ничего не может предпринять в эти тяжелые, мрачные годы. Вот почему Лермонтов употребляет местоимение «мы»: «Богаты мы… ошибками отцов» и т. д. Это принципиальный разговор поэта и с самим собой. «Дума» — не только осуждение. Это и призыв к активной деятельности, к пробуждению гражданской совести у поколения, старящегося в бездействии.