Борис Пастернак родился в интеллигентной еврейской семье, которая была весьма далека от общественных проблем и вопросов. Однако отец поэта настоял на том, чтобы его сын получил блестящее образование, выбрав стезю юриста. На рубеже 19 и 20 веков уже было очевидно, что мир меняется, и далеко не в лучшую сторону. Поэтому семья Пастернака справедливо полагала, что творчеством зарабатывать себе на жизнь их дети вряд ли смогут.
Несмотря на то, что Борис Пастернак проявил недюжинные математические способности и блестяще зарекомендовал себя, как будущий юрист, он не хотел хоронить свой литературный дар. Именно по этой причине процесс самоопределения занял у него довольно много времени. Даже в тот момент, когда нужно было заниматься наукой, Пастернак продолжал помимо своей воли создавать стихи, которые рождались спонтанно. Именно так появилось на свет произведение “Я в мысль глухую о себе…” , написанное в 1910 году на полях философского трактата Дэвида Юма. Не исключено, что эта работа натолкнула поэта на переосмысление своей роли в обществе и помогла понять, что юристами могут стать многие, приложив к достижению своей цели определенные усилия, а литературные дарования есть лишь у избранных.
Тем не менее, мысли о собственной судьбе не дают Пастернаку покоя, они напоминают ему гипсовую маску, в которую он ложится, словно в гроб – настолько все кажется 20-летнему философу мрачным и беспросветным. Логика подсказывает ему, что следует быть материалистом, а душа рвется к неизведанным мирам, именуемым поэзией. Однако пока автор не видит выхода из сложившейся ситуации, считая: “И это – смерть: застыть в судьбе”. Пастернак отдает себе отчет, что никогда не ослушается родителей, так как понимает, что они желают ему лишь добра. Но и юристом в общепринятом смысле этого слова, который изо дня в день занят бумажной волокитой, он себя не видит.
Годы учебы скоротечны, и автор это прекрасно понимает. Он знает, что пройдет совсем немного времени, и ему придется примерять к себе роль чиновника. Поэтому в словах Пастернака сквозит неприкрытая тоска: “Горько разрешен я этой думою о жизни”. Пока еще автор не умеет плыть против течения и сопротивляться тому, что навязывается извне. Да и в своих литературных способностях он до конца не уверен, считая стихи юношеским увлечением. “Мысль о себе – как капюшон, чернеет на весне капризной”, – признается поэт и продолжает биться над дилеммой – кем же ему быть? Очень скоро он получит ответы на свои вопросы и выберет единственно верный путь. Однако до того момента, когда будет опубликовано это стихотворение, пройдет еще долгих 3 года.