Author: admin

Постоянные обращения к А. С. Пушкину – одна из важнейших особенностей всего творчества Ф. М. Достоевского. “Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему”, – признавался Достоевский. Он был первым, кто по-настоящему глубоко понял творчество Пушкина, проник в мир его идей. После речи Достоевского на открытии памятника Пушкину в Москве многие споры о поэте стали просто ненужными.

В своих произведениях Ф. М. Достоевский часто использует разнообразные мотивы произведений А. С. Пушкина. Достаточно вспомнить лейтмотив “Медного всадника”, тему бесов и многое другое. Но наиболее богат “пушкинизмами” роман “Преступление и наказание”: параллели с “Пиковой дамой”, разработка наполеоновской идеи. Но, на мой взгляд, наиболее важной точкой соприкосновения здесь будет пьеса из маленьких трагедий “Моцарт и Сальери”.

Действительно, именно А. С. Пушкин открывает в русской литературе тему сверхчеловека. Он не отрицает существование “сверхлюдей”. Моцарт, к примеру, – великий гений. Но эта “надличность” может проявляться именно в уникальном таланте, но никак не в возможности убивать. Моцарт становится жертвой музыкального ремесленника, человека, который не родился великим, а потому пытается доказать самому себе, что хоть в чем-то сравняется с Богом. Раскольников тоже изобретает свою теорию, чтобы в своих глазах подняться над толпой, над мелкими людишками, потому что другого способа выделиться у него нет. Кстати, сравнение Моцарта со старухой-процентщицей, которое, конечно, на первый взгляд может показаться нелепым, тоже несет в себе огромный смысл. Перед Богом все люди равны, нет важного убийства и убийства незначимого, подобно тому, как нет людей, которые могли бы себе убийство разрешить. Вспомним, кстати, что первые слова Сальери в пьесе – “Нет правды на земле. Но правды нет и выше”. Разумеется, смешно было бы говорить о Сальери-атеисте. Но эти его слова неизбежно порождают вывод: если выше человека правды нет, то правду надо искать в самом человеке, а следовательно – человек может позволить себе самому судить свои дела. Не сходно ли это с атеистическими убеждениями Раскольникова?

Слова Сальери о Микеланджело Буонаротти напоминают нам о довольно известной легенде, согласно которой Микеланджело, расписывая один из соборов Ватикана, умертвил натурщика, чтобы правдоподобнее изобразить муки умирающего Христа. Убийство ради искусства! Пушкин никогда бы этого не оправдал. А что говорит Раскольников? “Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь тут арифметика!” (Вспомним, кстати, что Сальери “поверил алгеброй гармонию”.) Кирпичик для общего счастья! Пожертвовать одной жизнью ради светлого будущего, то, что всегда оправдывали социалисты, с идеями которых всегда спорил писатель-гуманист, пожертвовать одной никчемной жизнью ради вечного искусства… Кто дал человеку право решать, имеет ли значение для человечества чужая жизнь? Есть ли у нас право распоряжаться хотя бы своей жизнью? И Достоевский, и Пушкин доказывают, что никакое убийство нельзя оправдать пусть даже кажущейся высокой целью.

И Сальери, и Раскольников хотят быть великими. Скорее, даже не быть, а казаться. Сальери сразу понимает, что велик он может быть только в том случае, если не будет Моцарта; Раскольников сам говорит, что “Наполеоном казаться хотел”. И в этом еще одно из доказательств того, что убийство не оправданно: даже цель убийства оказывается надуманной. Характерно, что и Сальери и Раскольников пытаются хотя бы частично оправдать себя тем, что представляют свою жертву в наиболее невыгодном свете.

От сходного понимания сущности преступления идет и частичное сходство в его художественном изображении. Сальери в трагедии многословен, Раскольников наделен пространными внутренними монологами, исповедями. Жертвам в произведениях уделяется гораздо меньше внимания. Из этого можно сделать два вывода: во-первых, авторов гораздо больше интересует личность преступника, философские корни преступления, а во-вторых, оба автора приходят к выводу, что преступник ищет выхода своей идее в словах. Сальери носит с собой яд уже 18 лет, Раскольников мучится своей идеей давно – статья с изложением идеи написана за полгода до убийства. Идея давит на человека изнутри, мучит его.

Во сне к Раскольникову приходит смеющаяся старуха. Ее прототипом, конечно, является графиня из “Пиковой дамы”. Однако характерен тот факт, что лейтмотивом Моцарта в трагедии тоже является смех, который явно контрастирует с настроением Сальери. Смех жертвы перед лицом убийцы ужасен, ибо в нем – еще одно наказание преступника.

И в “Моцарте и Сальери”, и в “Преступлении и наказании” упоминаются трактиры: “Золотой лев” и “Хрустальный дворец”. У Пушкина название трактира соответствует духу времени. У Ф. М. Достоевского оно намекает на скрытую полемику с романом Н. Г. Чернышевского “Что делать?”, сном Веры Павловны. Но ни одно слово в произведениях А. С. Пушкина и Ф. М. Достоевского не может быть случайным. Прилагательные “золотой” и “хрустальный”, на мой взгляд, указывают на контраст внешнего и внутреннего. В романе Достоевского именно в трактире происходит принципиальный для развития “идеи” разговор с Заметовым, у А. С. Пушкина в его маленькой трагедии происходит страшное, тайное, некрасивое убийство, не дуэль, а предательство. Драматизм сцены усиливается звучанием “Реквиема”.

В разговоре с Порфирием Петровичем Раскольников тщательно обдумывает свои ответы, боится как-нибудь себя выдать. Схожее поведение героев можно наблюдать и у А. С. Пушкина. Моцарт говорит Сальери: “Прощай же!” – а Сальери в ответ – “До свиданья”, хотя он-то как раз точно знает, что больше не увидится с Моцартом, и следующие его слова: “Ты заснешь надолго, Моцарт”.

В трагедии “Моцарт и Сальери” А. С. Пушкин первым сделал вывод, который однозначно разбивал все теории “сверхлюдей”: “Гений и злодейство две вещи несовместные”. И А. С. Пушкина, и Ф. М. Достоевского волновали одни и те же проблемы, проблемы общечеловеческого масштаба.

Достоевский переосмыслил пушкинский вывод и, что самое главное, перенес идею “сверхчеловека” в современную ему действительность, во время, когда Россию будоражили социалистические идеи. Достоевский предупреждал людей: не допустите того, чтобы стремящиеся к власти люди позволили себе решать судьбу маленьких людей, чтобы из ваших сестер и матерей сделали кирпичик в доме будущего счастья. Удивительно, почему все мы так глухи к пророчествам великих мыслителей?

Вот те, которые дожили до седин.

Грибоедов.

“Горе от ума” было написано в годы острой борьбы между старым, реакционным барством и революционной дворянской молодежью, видевшей в крепостнических порядках бедствие страны. Борьба эта, борьба между прошлым и будущим, и явилась главной темой комедии. В “Горе от ума” получили отражение оба лагеря – отжившее, крепостническое фамусовское общество, олицетворяющее все затхлое, закоснелое и реакционное, что было в тогдашней России, и его горячие противники – Чацкий с немногочисленными сторонниками. “Фамусовское общество…” Но ведь слово “общество” происходит от слова “общий”. А что может быть общего между незнатным, бедным Молчаливым и “тузом” Максимом Петровичем, между представителем аракчеевской военщины Скалозубом и семейством князей Тугоуховских, между обломком екатерининских времен, старухой Хлестовой и светской дамой Натальей Горич, между княгиней-внучкой и Загорецким, приживалом и нахлебником в знатных домах? Почему объединяем мы этих людей, таких разных по своему возрасту, характеру, общественному положению? Что за признак определяет их общность?

Самое главное, объединяющее их всех свойство – все они крепостники. Крепостники – независимо от того, имеют они крепостных или нет, крепостники – потому что они живут по законам крепостничества. Крепостник и тот “Нестор негодяев знатных”, продавший преданных ему слуг за три борзые собаки, крепостник и тот “генерал”, который для крепостного балета согнал “от матерей, отцов отторженных детей” и распродал их “поодиночке”, чтобы избавиться от долгов. Крепостница и старуха Хлестова, которая просит накормить свою арапку наравне с собачкой. Крепостник и сам Фамусов, которому ничего не стоит унизить достоинство своего слуги или пригрозить сослать своих крепостных неизвестно за что “на поселенье”. Все они, ярко отстаивая крепостнические порядки, считают главным мерилом достоинств человека его богатство. Так, для Фамусова, у кого “наберется душ тысячки две родовых, – тот и жених”, будь он и “плохонький”. Таким желанным для Фамусова женихом его дочери является Скалозуб – “золотой мешок”, “не нынче – завтра генерал”, – короче, зять “с звездами да с чинами”, хотя самой Софье все равно, “что за него, что в воду”. И этим критерием достоинств человека пользуется не один Фамусов – так поступают “все московские”. Так, например, как только княгиня Тугоухов-ская узнает, что Чацкий не богат и “не камер-юнкер”, она сейчас же отказывается от знакомства с ним, хотя за несколько минут до этого прочила его в мужья одной из своих дочерей. Поклонение богатству, знатности, чинам пропитывает все фамусовское общество.

Но чинов можно достичь только служа. И поэтому для того, чтобы быть принятым в фамусовское общество, нужно прежде всего состоять на службе. “А главное – поди-тка послужи”, – говорит Фамусов Чацкому в ответ на его вопрос, согласится ли Фамусов на брак Чацкого с Софьей. Но, даже служа, представители фамусовского общества остаются верны своему главному “принципу” – стремлению к знатности и богатству. Служба для них – всего лишь средство достижения чинов. Поэтому служат они, перефразируя слова Чацкого, “лицам, а не делу”. Для достижения высокого положения они используют “многие каналы”, за исключением одного – честного, неформального отношения к службе. Представителем таких людей является Молчалин, который считает, что ему “надобно зависеть от других”, и который поэтому “угождает всем людям без изъятья”. Да и сам Фамусов считает, что если дело “подписано, так с плеч долой”. Недаром Чацкий говорит, что эти люди не служат, а “прислуживаются”. Из-за формального отношения к службе здесь процветает и семейственность. Члены фамусовского общества считают, что “как не порадеть родному человечку!”. И Чацкий с горечью восклицает, что бесполезно бороться со “знатными негодяями”, так как те нашли “защиту от суда” “в родстве”.

Еще одна черта, объединяющая всех членов фамусовского общества, – преклонение перед всем западным, особенно перед всем французским. Они считают, что “нет в мире лучше края”, чем Франция, искренне верят, что им “нет спасенья” без иностранцев, “хлопочут набирать полки” иностранных учителей. Они почти по-обезьяньи перенимают язык, культуру, обычаи французов, сами не сознавая, как нелепо это у них получается – ведь они уверены в том, что “иностранное нельзя поставить в параллель” с национальным. Поэтому на их собраниях господствует “смешенье языков: французского с нижегородским”, поэтому “французик из Бордо” не нашел в России “ни звука русского, ни русского лица”, поэтому же Наталья Горич восхищенно произносит слово “тюрлюрлю”, сама толком не зная, что оно означает.

Как мрак боится света, так и фамусовское общество смертельно ненавидит просвещение. Фамусов считает, что ученость – “чума”, и уверяет, что надо “забрать все книги бы, да сжечь”, а Скалозуб мечтает о школе, где “книги сохранят для больших оказий”.

В фамусовском обществе процветает сплетня, и поэтому даже самые богатые “тузы” ничего так не боятся, как мнения света. “В Москве прибавят вечно втрое”, – восклицает Фамусов, а Молчалин говорит, что “злые языки страшнее пистолета”, и боится больше всего именно этих “злых языков”, руководствуясь принципом: “грех не беда, молва нехороша”. И даже в минуты трагедии всей семьи Фамусова он ни о чем так не заботится, как о том, “что будет говорить княгиня Марья Алексевна!”.

Но члены фамусовского общества сами понимают, как непрочна их позиция, как зыбка их власть. Отсюда их боязнь любого вольного слова, любой критики их нравов. Поэтому же Фамусов “так и ждет содома”, поэтому он “строжайше запретил бы” таким господам, как Чацкий, “на выстрел подъезжать к столицам”, поэтому же он называет Чацкого “карбонарием” только за то, что тот заявил, что служить надо “делу, а не лицам”.

Фамусовское общество, преклоняющееся перед богатством и чинами, ставящее превыше всего все западное, ярко защищающее крепостничество, олицетворяет все мракобесие, всю косность, всю реакционность, всю отсталость России XIX века. С этими-то “подлейшими чертами” прошлого и борется Чацкий – выразитель взглядов декабристов, провозвестник новых идей.

Недолог век человека, а особенно век поэта. Ведь поэт живет в двух измерениях: в обыденной жизни, как все нормальные люди, и в искусстве, где он соприкасается с тайнами мироздания, прислушивается к самым тонким движениям души, ощущает глубинное родство со всем живым.

Великий русский поэт А. С. Пушкин прожил всего тридцать восемь лет. “Читая его творения, можно великолепным образом воспитать в себе человека”, – писал о нем В. Г. Белинский. Вся жизнь человеческая, ее мечты и обольщения, ее надежды и страдания, буйство, напор молодых чувств и умудренная зрелость проходят перед нами в произведениях А. С. Пушкина:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье…

Эти слова пушкинского “Пророка” могут быть отнесены и к самому автору этих строк. О “всемирной отзывчивости” А. С. Пушкина писал Ф. М. Достоевский. Жизнь для поэта – безусловная и абсолютная ценность, это единство, в котором нет ничего отдельного и лишнего, и даже ее конечность приемлется поэтом:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Какое изящество, тонкость чувств, поистине великий союз “волшебных звуков, чувств и дум”.

М. Ю. Лермонтов прожил двадцать семь лет. Его “железный стих, облитый горечью и злостью” воспевал внутреннюю свободу человеческой личности, говорил о трагическом одиночестве и гармонии природы, недостижимой для человека:

Кругом меня цвел божий сад;

Растений радужный наряд

Хранил следы небесных слез,

И кудри виноградных лоз

Вились, красуясь меж дерев…

Природа в лирике М. Ю. Лермонтова полна одушевления, огромной и таинственной жизни. Голоса природы “речь свою вели о тайнах неба и земли”. Лишь человек не чувствует полного слияния с природой, и потому удел его трагичен.

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды.

Желанья? Что пользы напрасно и вечно желать…

Лирика М. Ю. Лермонтова – это исповедь бесконечно одинокой, мужественной и бунтующей души.

Коротка была жизнь выдающегося поэта XX века С. А. Есенина – всего тридцать лет.

Читая его стихи, мы любуемся красотой зелени, испытываем огромную любовь к родине, к жизни, ко всему живому, чувствуем кровную связь с окружающим миром.

О Русь! – малиновое поле

И синь, упавшая в реку.

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску.

Величие есенинской поэзии – в предельной искренности, в остроте философских и нравственных проблем, в том, что в каждой строке, в каждом слове чувствуется что-то очень близкое, родное.

Трагически сложилась жизнь поэта Н. Гумилева. Он прожил всего тридцать пять лет. Он – романтик и мечтатель, певец конкистадоров, капитанов, воинов. Ему грезились экзотические гроты, африканские жирафы, сказочные павильоны:

Среди искусственного озера

Поднялся павильон фарфоровый,

Тигриною спиною выгнутый,

Мост яшмовый к нему ведет…

Но гармония и красота оказываются хрупкими и преходящими. Во многих его произведениях слышны отчаянье, надлом, предчувствие гибели:

Вывеска… кровью налитые буквы

Гласят – зеленная, – знаю, тут

Вместо капусты и вместо брюквы

Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом, как вымя,

Голову срезал палач и мне…

Коротка была жизнь поэта, но прошла она не зря: о нем вечно будут помнить потомки. Искусство – это живая память, оно передает из поколения в поколение мысли и чувства, боли и радости, обретения и разочарования – все, чем живет человек.

О русском купечестве говорили многие писатели конца XIX века. Интересовало авторов и положение женщины в купеческой семье. Этой теме посвящены пьеса “Гроза” А. Н. Островского и очерк “Леди Макбет Мцен-ского уезда” Н. С. Лескова. Эти произведения имеют известное сюжетное сходство: у обеих героинь желание любить вызвано скукой и неудовлетворенностью жизнью, в результате – конфликт с окружающим миром, вплоть до преступления, развязка – смерть в речной пучине. Даже имена героинь одинаковы – обеих зовут Катеринами.

Героинь обоих произведений жизнь толкает на неправедный путь – путь греха: Катерину Кабанову – на грех прелюбодеяния и самоубийства, Катерину Измайлову – также на грех прелюбодеяния и грех многократного убийства. Характерна для того времени причина, толкнувшая женщин на грех прелюбодеяния: “скука русская, скука купеческого дома, от которой весело… удавиться”. Обе они вышли замуж не по любви, да и муж неласков, еще больше усугубляет ситуацию бездетность. Обе они воспитывались на свободе, сформировавшей в них пылкость характера. Однако их чувства и мировосприятие различны. О многом говорит уже сам выбор: Катерина Кабанова влюбляется в Бориса потому, что он не похож на окружающих ее людей, а Измайлова выбирает Сергея лишь из-за его красивой внешности. Первая любит одухотворенной любовью, вторая, напротив, испытывает скорее физическое влечение, которое перерастает во всепоглощающую страсть. Катерина Измайлова уже не слышит предупреждений Аксиньи о непостоянстве “подлеца”, не замечает сухости, с которой разговаривает с ней Сергей. “Катерина Львовна теперь готова была за Сергея в огонь, в воду, в темницу и на крест”. Чувства героинь различны, но они достигают такой силы, что “с ним и каторжный путь цветет счастьем”, “вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отнимут, а больше мне ничего не надо”.

Сильные чувства толкают их на грех, но героини неосознанно ищут оправдания своим поступкам. Для Кабановой, по-моему, это момент, когда Тихон отказывается взять ее с собой – будто сам толкает на измену. Катерина Измайлова перед убийством Зиновия Борисыча ждет от него повода, который разъярил бы ее, чтобы окончательно оправдать для себя убийство мужа.

Катерина Островского, несмотря на импульсивность, не способна на убийство, у нее другие моральные устои. Измайлова же совершает злодейство с поразительным хладнокровием, потому что считает свою любовь полным оправданием преступлению. В то же время Катерина Кабанова считает уже само свое чувство грехом. Противоречия между чувством и долгом перед мужем, Богом, обществом, искреннее раскаяние сводят ее с ума. Окончательно толкает к самоубийству отказ от нее Бориса, молодая женщина доходит до крайней степени отчаяния, когда ей “что домой, что в могилу – все равно”. Катерина Измайлова не испытывает мук совести, но жутка ее ревность: “затряслась и позеленела. В глазах у нес стало темно; все суставы ее заныли и расслабели”. И это состояние женщины, у которой во время убийства лишь холодели руки. Несмотря на всю тяжесть душевных и физических мук, она остается в ясном сознании, мысль о самоубийстве ей чужда – только месть. Когда она бросается в воду, увлекая за собой Сонетку, то, по-моему, даже не думает о том, что погибнет сама.

Итак, героини свой “путь греха” проходят по-разному. Можно сказать, что более слабая Кабанова не выдерживает кары за счастье, которая является естественной на этом пути. Несмотря на религиозность, она предпочитает уход из жизни. А Катерина Измайлова воспринимает свои страдания как проигравший игрок. Нет у нее ни малейшего следа раскаяния, она последовательна на пути греха и не сходит с него до конца. Слабые натуры колеблются в выборе жизненного пути, сильные же не сворачивают с выбранного, пусть это и путь зла. С другой стороны, “слабость” Катерины Островского можно объяснить ее жизненными принципами – во всем винить себя, не причинять горя окружающим, “сила” же героини Лескова – в ее беспринципности.

С. С. Чахотин, крупнейший мыслитель начала XX века, охарактеризовал первые годы нового столетия словами о том, что “родина больна, болезнь идет своим порядком”, а “русская интеллигенция, мозг страны, не имеет права стоять в стороне и ждать, чем кончится кризис: выздоровлением или смертью”. В его размышлениях отразилась философия целого поколения патриотов, сделавших своей целью восстановление прежней силы и могущества России. Среди самых деятельных сторонников был Алексей Максимович Пешков – известный публицист, любимый народом писатель и драматург Максим Горький. Одной из своих задач он сделал обличение социальных конфликтов и противоречий в общественной жизни страны и вместе с тем представление читателю духовного потенциала, сокрытого в русском человеке, причем не в избалованных судьбой привилегированных слоях, а в “униженных и оскорбленных” босяках. Вершиной творчества писателя стала социально-философская драма “На дне”, героями которой он сделал обитателей ночлежки, нищих и бездомных.

Судьба свела вместе совершенно разных, отличающихся характерами, потребностями и восприятием жизни людей. Тем не менее все они были поставлены в одинаковое положение по отношению к обществу и, считаясь изгоями, должны были существовать в грязных каморках, мириться с отсутствием работы и безнадежностью поисков постоянного занятия, постепенно спиваясь, постоянно находясь в обществе воров и убийц. Некоторые из них (Сатин, Бубнов) – образованные, начитанные люди, некогда имевшие собственное дело и обладавшие в прошлом правом выбора и принятия решения. Труженик Клещ, который “с малых лет работает”, готов до последней минуты служить на фабрике или заводе самому сложному и опасному делу. Актер – талантливый человек, оступившийся однажды и уже потерявший надежду на возвращение в театр. В каждом из них – большой запас невостребованных сил и энергии, которые могли бы быть израсходованы на благо государства. Однако в мире царящего в России беззакония и несправедливости для человека невозможна самореализация, очень многим с самого начала отказано в поддержке любых стремлений и начинаний. Так в произведении выявляется проблема сложных общественных отношений в государстве и нездоровой атмосферы, в которой оно развивалось. Единственный представитель правопорядка в пьесе, Медведев, оказывается слабым и бесхарактерным человеком. Многие проступки и злодеяния “ночлежников” он упрощает из трусости и нежелания иметь дело с решительными, отчаянными и опасными людьми. Одновременно с этим полицейский также беззащитен и уязвим перед бродягами – закон не может обеспечить ему безопасность. Вследствие этого неизбежно возникает проблема человеческих отношений, невозможности слабых по своему социальному положению людей противостоять побеждающему злу. В жестоком мире каждый вынужден самостоятельно, в одиночестве бороться за свои интересы, и жители ночлежки не привыкли уважать и доверять друг другу. Каждый из них беззащитен, но все по-разному относятся к своему положению: Бубнов – высмеивает, Сатин – анализирует, Клещ – жалуется и ворчит. Бродяги зависят и от хозяев, требующих плату за нары, и от Медведева, так как не имеют постоянного занятия, и даже от Васьки Пепла, который часто одалживает “ночлежникам” деньги на их развлечения в притонах и кабаках. Однако это не мешает босякам смеяться над жадным Костылевым и за его спиной распространять сплетни о связи его жены, Василисы, с вором. Речи некоторых босяков полны цинизма и равнодушия, в них нет ни капли жалости и понимания. Ужас заключается в том, что такая же жестокость не является следствием черствости души, а указывает на горький жизненный опыт каждого обитателя ночлежки. Многие, испытав лишения и потери, стали жестче, приняли страшную действительность как норму человеческих отношений и перестали надеяться на изменение своего положения. Разобщенность босяков показана Горьким с помощью полилога – совмещения реплик героев. В начале произведения он сознательно поражает читателей несогласностью диалогов действующих лиц: Бубнов лениво обращается к Сатину, тот “рычит” в ответ, Настя читает роман о любви, который пытается у нее забрать Барон; стонет Анна, Квашня объявляет о своем нежелании выходить замуж за Медведева. Люди чужды друг другу; безразличие делает их жизнь одинокой и пустой.

При общем бесправии босяков положение женщины кажется особенно тяжелым. Еще в XIX столетии интеллигенция начала проповедовать идею освобождения дам, и многие передовые представительницы этого направления посещали курсы при университете, занимались естественными науками и участвовали в подпольной деятельности революционеров. Однако нищета лишила этой возможности женщин из ночлежки, которых общество признало падшими и неспособными к полезной деятельности и лишило прав личности.

Анна, больная и умирающая, до последней минуты заботится о муже, хоть и не чувствует доброго и сострадательного отношения к себе с его стороны. У странника Луки она просит возможности “поговорить”, лишенная до этого общения и внимания. Наташа, с ее чистой, ранимой душой, терпит жестокие побои от ревнивой сестры. Настя, которая должна была бы являть образец распущенности и развращенности, читает наивные романы о красивой любви, выдумывает и ждет своего избранника. Эти женщины, с их внутренним богатством, с заботливостью и добротой, не имеют возможности реализоваться как хозяйки собственного дома, матери и жены. Если девушка доведена до отчаяния и постоянно терзается замечаниями и насмешками, ее семья не может быть крепкой и дружной. Союз, призванный соединить любящих людей, основывается на порабощении и жестокости. Семья в. классической литературе часто олицетворяет собой страну. В пьесе “На дне” за этой проблемой скрывается еще более серьезная, государственного масштаба. Автор говорит о разрушении естественных отношений в обществе, неизбежно ведущем и к гибели думающих, волевых людей. Так в произведении задается проблема сильных личностей, какими являются Бубнов, Сатин и Барон. Когда человек опускается на дно жизни, он постепенно перестает испытывать потребность в целенаправленном мышлении, умственном развитии, движении вперед. Жизнь для него замирает, и он продолжает бездуховное существование до последней минуты на земле. Однако сильную личность всегда отличает особая смелость и решимость, способность изменить ход исторических событий, вступить в борьбу со стихиями. Бубнов сознательно разрывает все связи с буржуазным миром, преданный близкими людьми и разочарованный в вечных истинах. Общество построено на недоверии и лжи, в нем “все люди лишние”, они скрыты друг от друга за темными “масками”, босяком же быть намного проще и естественнее. У Достоевского в “Преступлении и наказании” проводилась мысль об искажении сознания сильного человека под влиянием страшных явлений действительности. Жизнь “ночлежников” рождает философа зла и ставит героев перед нравственным выбором, это проявляется во время спора о человеке Сатина и странника Луки. Лука убеждал босяков о необходимости смирения и веры, духовном равенстве людей. Он сравнивает людей с блохами – “все черненькие, все прыгают”. Человеческие организмы существуют для “лучшей” личности, которая, как Молох, требует жертв и поклонения. Сатин, не согласный с идеей всепрощения и сострадания, унижающей достоинство человека, произносит знаменитый монолог: “Все в человеке! Все – для человека!” Он требует уважения к личности и гор дости за нее, но сам скоро возвращается к реалиям босяцкой жизни, не борется за свои идеи. Дело в том, что невозможность самореализации принуждала людей отказываться от самых светлых надежд и помыслов, вести почти животный образ жизни. Ум и душа не были востребованы, были обречены на гибель в беспросветном мраке будущего.

Дно жизни – земной ад, откуда уже нет возврата, затягивающий омут нищеты и униженности, трагедия смерти при жизни. Вспоминаются последние слова Базарова: “Я нужен России… Нет, видно, не нужен”. Тургеневский герой мучается бессилием и отчаянием, чувствует опасность и гибельность выбранного Россией пути. Это же волнует и Горького; его пьеса – произведение о настоящем и будущем государства, в котором многие современники читали призыв к уничтожению социальной нестабильности и созданию здорового общества.