Author: admin

  • Клюев Николай Алексеевич

    Отец – урядник, сиделец в винной лавке. Мать была сказательницей и плачеей. Учился в городских училищах Вытегры и Петрозаводска. Среди предков Клюева были староверы, хотя его родители и он сам (вопреки многим его рассказам) не исповедовали старообрядчества.

    Участвовал в революционных событиях 1905-1907 годов, неоднократно арестовывался за агитацию крестьян и за отказ от армейской присяги по убеждениям. Отбывал наказание сначала в Вытегорской, затем в Петрозаводской тюрьме.

    В автобиографических (или псевдоавтобиографических) заметках Клюева “Гагарья судьбина” упоминается, что в молодости он много путешествовал по России. Конкретные рассказы не могут быть подтверждены источниками, и такие многочисленные автобиографические мифы – часть его литературного образа.

    Клюев рассказывает и как послушничал в монастырях на Соловках; и как был “царем Давидом… белых голубей – христов”, но когда его хотели оскопить, сбежал; и как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, “полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев. Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христианстве обозначается словами: обретение Адама…”, затем же Али покончил с собой от безнадежной любви к нему; и как в Ясной Поляне беседовал с Толстым; и как встречался с Распутиным; и как трижды сидел в тюрьме; и как стал известным поэтом и “литературные собрания, вечера, художественные пирушки, палаты московской знати две зимы подряд мололи меня пестрыми жерновами моды, любопытства и сытой скуки”.

    Впервые стихи Клюева появились в печати в 1904 году. На рубеже 1900-х и 1910-х годов Клюев выступает в литературе, причем не продолжает стандартную для “поэтов из народа” традицию описательной минорной поэзии в духе И. З. Сурикова, а смело использует приемы символизма, насыщает стихи религиозной образностью и диалектной лексикой. Первый сборник – “Сосен перезвон” – вышел в 1911 году. Творчество Клюева было с большим интересом воспринято русскими модернистами, о нем как о “провозвестнике народной культуры” высказывались Александр Блок (в переписке с ним в 1907 году; оказал большое личное и творческое влияние на Клюева), Валерий Брюсов и Николай Гумилев.

    Николая Клюева связывали сложные отношения (временами дружеские, временами напряженные) с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. В 1915-1916 годах Клюев и Есенин часто вместе выступали со стихами на публике, в дальнейшем их пути (личные и поэтические) несколько раз сходились и расходились.

    Как указывает А. И. Михайлов, Александр Блок неоднократно упоминает Клюева в своих стихах, записных книжках и письмах и воспринимает его как символ загадочной народной веры. В одном из писем Блок даже заявил: “Христос среди нас”, и С. М. Городецкий отнес эти слова к Николаю Клюеву.

    Стихи Клюева рубежа 1910-х и 1920-х годов отражают “мужицкое” и “религиозное” приятие революционных событий, он посылал свои стихи Ленину (хотя несколькими годами раньше, вместе с Есениным, выступал перед императрицей), сблизился с левоэсеровской литературной группировкой “Скифы”. В берлинском издательстве “Скифы” в 1920-1922 годах вышли три сборника стихов Клюева.

    После нескольких лет голодных странствий около 1922 года Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения.

    С 1923 года Клюев жил в Ленинграде (в начале 1930-х переехал в Москву). Катастрофическое положение Клюева, в том числе и материальное, не улучшилось после выхода в свет его сборника стихов о Ленине (1924).

    Вскоре Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь, советская критика громила его как “идеолога кулачества”. После самоубийства Есенина он написал “Плач о Есенине” (1926), который был вскоре изъят. В 1928 году выходит последний сборник “Изба и поле”.

    В 1929 году Клюев познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени (преобладание воспевания мужской красоты над женской в поэзии Клюева всех периодов подчеркнуто филологом А. И. Михайловым).

    Сам Клюев в письмах поэту Сергею Клычкову и В. Я. Шишкову называл главной причиной ссылки свою поэму “Погорельщина” , в которой усмотрели памфлет на коллективизацию и негативное отношение к политике компартии и советской власти. Аналогичные обвинения (в “антисоветской агитации” и “составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений”) были предъявлены Клюеву и в связи с другими его произведениями – “Песня Гамаюна” и “Если демоны чумы, проказы и холеры…”, входящими в неоконченный цикл “Разруха”. В последнем стихотворении, например, упоминается Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключенных.

    Стихотворения из цикла “Разруха” хранятся в уголовном деле Н. Клюева как приложение к протоколу допроса.

    По воспоминаниям функционера И. М. Гронского (редактора “Известий ВЦИК” и главного редактора журнала “Новый мир”), Клюев все более переходил “на антисоветские позиции” (несмотря на выделенное ему государственное пособие), когда же он прислал в газету “любовный гимн”, предметом которого являлась “не “девушка”, а “мальчик””, Гронский изложил свое возмущение в беседе с Клюевым, но тот отказался писать “нормальные” стихи, после чего Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы (это распоряжение было санкционировано Сталиным). Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин.

    2 февраля 1934 года Клюев был арестован по обвинению в “составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений” (ст.58 10 УК РСФСР). Следствие по делу вел Н. Х. Шиваров. 5 марта после суда Особого совещания выслан в Нарымский край, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и возможно Горького переведен в Томск.

    5 июня 1937 года он был снова арестован и в конце октября расстрелян на Каштачной горе.

    Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году, однако первая посмертная книга в СССР вышла только в 1977 году.

  • “О сторона ковыльной пущи…”(по поэзии С. Есенина, А. Блока)

    С. Есенин и А. Блок принадлежат к числу самых великих поэтов XX века. Детство А. Блока проходило не только в петербургском доме его дедушки, но и в “благоуханной глуши” небольшой усадьбы Шахматово. Есенин еще маленьким мальчиком с восторгом бегал по зеленым цветущим лугам Рязанщины, замирал от величественного вида золотых полей, его волновало пение лесных и степных птиц. И сердце, и душа этих поэтов пропитаны любовью к родине, родной природе.

    О сторона ковыльной пущи,

    Ты сердцу ровностью близка,

    Но и в твоей таится гуще

    Солоноватая тоска.

    Природа не просто сосуществует рядом с человеком, она является выразителем его дум, чувств. А ведь известно, как переменчиво настроение поэта, как богат его внутренний мир: здесь и радость, и торжество, и тоска, и тревога, и грусть.

    Гроза прошла, и ветка белых роз

    В окно мне дышит ароматом…

    Еще трава полна прозрачных слез,

    И гром вдали гремит раскатом.

    Ни для кого не секрет, что окружающий нас многообразный мир – живой. Собственной загадочной жизнью живут леса и поля, небо и земля, горы и реки, дождь и снег. А еще умеют перевоплощаться и принимать удивительные, фантастические образы.

    За темной прядью перелесиц,

    В неколебимой синеве,

    Ягненочек кудрявый – месяц

    Гуляет в голубой траве.

    Даже переехав из села в город, поэты перевозят в своей душе и милые сердцу виды, пейзажи детства. А по ночам они, забыв повседневные заботы и печали, без цели мчатся на коне “в туман и луговые дали, навстречу ночи и луне!”

    И ты, как я в печальной требе,

    Забыв, кто друг тебе, кто враг,

    О розовом тоскуешь небе

    И голубиных облаках.

  • Анализ стихотворения А. А. Блока “Осенняя воля”

    Анализ стихотворения А. А. Блока “Осенняя воля”

    Социально-исторический контекст стихотворения сложен и противоречив. Это время начала страшных и трагических перемен в судьбе России, всего народа, которые не могли не отразиться в творчестве Александра Блока. Позже в знаменитой поэме Маяковского “Хорошо”, посвященной десятилетию революции, появятся строчки: “…кругом тонула Россия Блока”. “Тонуть”, то есть исчезать, разрушаться, привычный жизненный уклад начал гораздо раньше, в самом начале века. Поэтому одним из основных лейтмотивов стихотворения становятся гибель, утрата домашнего, интеллигентного, “теплого” жизненного начала, разрушение старой, традиционной культуры. Стихотворение “Осенняя воля” – одно из центральных, программных стихотворений второго тома. Вообще, творчество Блока циклично, и объединение стихов в циклы и тома является принципиальным для понимания подтекста каждого стихотворения. В первом томе царит культ Вечной Женственности, культ Прекрасной Дамы. Это волнующий и неопределенный образ, Женщина-божество, которому поклоняется верный рыцарь: Предчувствую Тебя. Года проходят мимо – Все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо, И молча жду, – тоскуя и любя. Второй том по традиции в критике называют “пьяным, мутным”. Отказавшись от идеала, Блок обращается к социальным аспектам бытия, которые, впрочем, были уже намечены в I томе (“Фабрика”). Через месяц после “Осенней воли” появится знаменитое “Девушка пела в церковном хоре…”. В “Осенней воле” Блок обращается к теме, которая впоследствии станет центральной для его творчества и позволит сформировать новый идеал, – к теме России. Название стихотворения не соотносится с датой его реального написания – июль. Дело в том, что слово осенний значительно изменяет, трансформирует свое языковое значение. Это не просто обозначение времени года, но попытка передать ощущение надвигающейся трагедии, тоски, смерти. Не случайно в стихотворении доминирует желтый цвет, столь не любимый Блоком: “Желтой глины скудные пласты”. Слово воля тоже впрямую не соотносимо со свободой. Это некая вольница: не случайно герой отправляется в путь “никем не званый”, это трагическая свобода с элементами анархии. Композиция стихотворения связана с пространственно-временным аспектом образа Руси-России. Все художественные средства не только подчинены главной идее, но и служат для создания внутренней динамики, ощущения движения, преодоления пространства. 1 строфа – своеобразное начало пути, на что указывает глагол “выхожу”. Беззащитность героя и пустынность пространства переданы при помощи оборота “открытый взорам”. В этой строфе возникает один из самых характерных для Блока образов – образ ветра, создающий ощущение трагической предопределенности. Если в первом томе ветер был легким, нежным (“Ветер принес издалека…”), то во втором томе (а тем более в третьем) ветер гнет, то есть это огромная, неподвластная человеку сила стихии. Пейзаж тосклив и убог: Выхожу я в путь, открытый взорам, Ветер гнет упругие кусты, Битый камень лег по косогорам, Желтой глины скудные пласты. 2 строфа стихотворения впрямую подводит читателя к теме прощания с “золотым веком” усадебной культуры: появляется тема смерти (“кладбища земли”). Возможно, не случайно появление красного цвета – это цвет крови, трагедии, смерти: “красный цвет зареет издали”. В 3 строфе намечен образ девушки, который у читателя ассоциируется с образом России. Это уже не прекрасная дама, а призывно машущая узорным, цветным рукавом девушка. Что за веселье пляшет и звенит в этой строфе? Это веселье русского мужика, часто пьяное, не “для радости”, а “от тоски”. 4 строфа целиком состоит из вопросов: кто позвал в путь? Попытка выяснения цели пути реализована в 5 строфе. Нет, иду я в путь никем не званый, И земля да будет мне легка! Буду слышать голос Руси пьяной, Отдыхать под крышей кабака. Читателю становится очевидна точка отправления – тюрьма, неволя, несвобода, трагедия. Итак, герой вышел в путь “никем не званый”. Здесь вновь намечено некоторое предчувствие смерти, ибо земля бывает “легка”, то есть “пухом” только для покойника. Продолжается тема прощания с “домашней культурой”: “Над печалью нив твоих заплачу, Твой простор навеки полюблю…” Герой вышел в бескрайние пространства России и готов полюбить этот простор, принять его. Если пространство 1 тома было пространством небесным, голубым, золотым и туманным, то теперь перед нами – реальное пространство – с камнями, глиной, тоской и грехом (Русь пьяная, кабак, в хмелю). В заключительной строфе вновь возникает тема смерти: “умирают, н
    е любя…”. Здесь впервые местоимение Я сменяется на МЫ. Почему? Блок уже не только говорит о себе, но обобщает судьбы русской творческой интеллигенции, говорит о русских писателях и поэтах: “свободных, юных, статных”. “Приюти ты в далях необъятных!” – это прямое обращение к России, без которой сама жизнь становится невозможной.

  • Краткое содержание Венера в мехах

    Л. фон Захер-Мазох

    Венера в мехах

    Венера простужена. Разглагольствуя о холодности Европы и европейцев, она беспрестанно чихает и кутает мраморные плечи в темные собольи меха. “Чем грубее женщина будет обращаться с мужчиной, тем больше будет она им любима и боготворима”. Приятная собеседница! Однако надо просыпаться – Северин уже ждет к чаю.

    “Странный сон!” – говорит Северин. Странный Северин! Тридцатилетний педант, живущий по часам, термометру, барометру, Гиппократу, Канту… но иногда вдруг настигаемый бешеными приступами страстности. Странный дом: скелеты, чучела, гипсы, картины, на картине – она: Венера в мехах. Вместо объяснений Северин достает рукопись, и во все время, пока мы читаем “Исповедь сверхчувственного”, сидит к нам спиной у камина, грезя…

    Перед нами – слегка подправленный дневник, начатый на карпатском курорте скуки ради. Гоголь, головная боль, амуры… – ах, друг Северин! Ты во всем дилетант! Курорт почти безлюден. Заслуживают внимания только молодая вдова с верхнего этажа и статуя Венеры в саду. Лунная ночь, вдова в саду, это она, Венера! Нет, ее зовут Ванда фон Дунаева. Ванда дает своей каменной предшественнице поносить свой меховой плащ и предлагает изумленному Северину стать ее рабом, шутом, ее игрушкой. Северин готов на все! Они проводят вместе дни напролет. Он живо рассказывает ей о своем детстве, о троюродной тетке в меховой кацавейке, однажды высекшей его – о, какое наслаждение! – розгами; он читает ей лекции о художниках, писавших женщин в мехах, о легендарных мазохистах, о великих сладострастницах. Ванда заметно возбуждена…

    Несколько дней спустя Ванда предстает перед потрясенным Севе-рином в горностаевой кацавейке с хлыстом в руках. Удар. Сострадание. “Бей меня без всякой жалости!” Град ударов. “Прочь с глаз моих, раб!”

    Мучительные дни – высокомерная холодность Ванды, редкие ласки, долгие разлуки: добровольный раб должен являться к госпоже только по звонку. Северин – слишком благородное имя для слуги. Теперь он – Григорий. “Мы едем в Италию, Григорий”. Госпожа едет первым классом; укутав ей ноги меховым одеялом, слуга удаляется в свой, третий.

    Флоренция, роскошный замок, расписной – Самсон и Далила – потолок, соболий плащ, документ – договор (любознательный читатель найдет в приложениях к роману аналогичный “Договор между г-жой Фанни фон Пистор и Леопольдом фон Захер-Мазохом” ). “Госпожа Дунаева вправе мучить его по первой своей прихоти или даже убить его, если ей это вздумается”. Северин скрепляет этот необычный договор и пишет под диктовку Ванды записку о своем добровольном уходе из жизни. Теперь его судьба – в ее прелестных пухленьких ручках. Далила в меховом плаще склоняется над влюбленным Самсоном. За свою преданность Северин вознагражден кровавой поркой и месяцем изгнания. Усталый раб садовничает, прекрасная госпожа делает визиты…

    Через месяц слуга Григорий наконец приступает к своим обязанностям: прислуживает гостям за обедом, получая оплеухи за неловкость, разносит письма госпожи мужчинам, читает ей вслух “Манон Леско”, по ее приказу осыпает ее лицо и грудь поцелуями и – “Ты можешь быть всем, чем я захочу, – вещью, животным!..” – влачит плуг по маисовому полю, понукаемый Вандиными горничными-негритянками. Госпожа наблюдает за этим зрелищем издали.

    Новая жертва “Львовской Венеры” (Ванда – землячка Захер-Мазоха) – немец-художник. Он пишет ее в мехах на голое тело, попирающей ногой лежащего раба. Он называет свою картину “Венера в мехах”, как это кому-то ни покажется странным.

    …Прогулка в парке. Ванда (фиолетовый бархат, горностаевая опушка) правит лошадьми сама, сидя на козлах. Навстречу на стройном горячем вороном – Аполлон в меховой куртке. Их взгляды встречаются…

    Григорий получает нетерпеливый приказ: узнать о всаднике все! Слуга докладывает Ванде-Венере: Аполлон – грек, его зовут Алексей Пападополис, он храбр и жесток, молод и свободен. Ванда теряет сон.

    Раб пытается бежать, раб хочет лишить себя жизни, раб кидается к реке… Пошлый дилетант! К тому же его жизнь ему не принадлежит. Насквозь промокший, Северин-Григорий ходит вокруг дома госпожи, он видит их вместе – богиню и бога: Аполлон взмахивает хлыстом и, разгневанный, уходит. Венера дрожит: “Я люблю его так, как никогда никого не любила. Я могу заставить тебя быть его рабом”.

    Раб взбешен. Немало лести и ласк расточает Ванда, чтобы – “Мы уезжаем сегодня ночью” – успокоить его и – “Ты совсем холоден, я чуточку похлещу тебя” – связать ему руки.

    И в то же мгновенье полог ее кровати раздвинулся, и показалась черная курчавая голова красавца грека.

    Аполлон сдирал с Марсия кожу. Венера смеялась, складывая меха в чемодан и облачаясь в дорожную шубу. После первых ударов раб испытал постыдное наслажденье. Потом, когда кровь залила спину, наслажденье отступило перед стыдом и гневом. Стук дверцы экипажа, стук копыт, стук колес.

    Все кончено.

    А потом?.. Потом – два года мирных трудов в отцовском поместье и письмо Ванды: “Я любила вас Но вы сами задушили это чувство своей фантастической преданностью Я нашла того сильного мужчину, которого искала… Он пал на дуэли Я живу в Париже жизнью Аспазии… Примите на память обо мне подарок Венера в мехах”.

    Вместе с письмом посыльный принес небольшой ящик. С улыбкой – “Лечение было жестоко, но я выздоровел” – Северин извлек из него картину бедного немца.

  • Краткое содержание Суламифь

    А. И. Куприн

    Суламифь

    Главные герои повести – царь Персии Соломон и его возлюбленная Суламифь. Повесть состоит из двенадцати частей.

    Первая часть обрисовывает перед читателем Персию во времена правления Соломона, рассказывает о Соломоне и его деяниях. Царю было около сорока пяти лет, когда слава о нем, о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни разнеслась далеко за пределами его страны. Царь был очень богат и щедр, настолько, что серебро в его дни ценилось не дороже простого камня. А для тех, кто окружал царя и берег его покой, Соломон ничего не жалел – щиты пятисот его телохранителей были покрыты золотыми пластинками.

    Вторая часть повести рассказывает читателю о том, каких женщин любил Великий царь. У него было семьсот жен и триста наложниц, а кроме этого – бесчисленное количество рабынь и танцовщиц. Среди них были и белолицые, и черноглазые, и высокие, и коренастые, и округлые, и стройные – всех очаровывал царь своею любовью, потому что бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных. Кроме того, разделял царь свое ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, самой красивой и мудрой женщиной в мире. Но больше всех любил Соломон Суламифь, бедную девушку из виноградника.

    Но за что же любили царя сами женщины? Говорили, что у царя была мраморная кожа, губы были точно яркая алая лента, волосы черны и волнисты, а руки его были настолько нежны, теплы и красивы, что одним прикосновением исцелял царь головные боли, судороги и черную печаль. Бог сделал царя Соломона способным понимать языки зверей и птиц, понимать причину людских поступков – плохих и хороших, отчего приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора. Таков был царь Соломон, и так живописали его историки тех дней.

    На южном склоне горы Ваал-Гамон был у царя виноградник, куда любил царь уединяться в часы великих размышлений. Так было и в этот раз: царь приказал на заре отнести себя к горе. Покинув носилки, царь сидел в одиночестве на простой деревянной скамье и, размышляя о чем-то, что было подвластно только его уму. Вдруг царь прислушался: где-то рядом раздался милый, чистый и ясный женский голосок, напевающий какую-то мелодию. Вскоре перед ним оказалась девушка в легком платье, но она не видела царя, занятая работой. Голос ее все больше завораживает царя, и, пока она подвязывает лозы, слух его наслаждается ее пением. Неожиданно царь выходит к ней и произносит: Девушка, покажи мне лицо твое! Девушка смотрит на царя, и начавшийся сильный ветер вдруг треплет на ней платье и плотно облепляет его вокруг тела. В это мгновение царь видит ее всю как нагую под одеждой, все ее прекрасное и стройное тело, все ее округлости и впадины, холмы и долины. Девушка подходит к царю и видит, как и он прекрасен, она с восторгом смотрит на него, и добавляет, что не заметила его. Царь говорит девушке, что она прекрасна, прекраснее всех на свете; просит сесть поближе к нему. Он узнает, что ее имя – Суламифь, и она помогает своим братьям охранять эти царские виноградники. Когда царь берет ее за руку, по телу ее пробегает дрожь восторга, а когда он запечатляет на губах сладостный поцелуй, девушка понимает, что только он может быть ее возлюбленным, только ему она подарит свое девство. Соломон говорит ей, что он царский повар и договаривается о свидании на следующую ночь у стен дома девушки. В этот день Соломон был особенно светел и радостен, и особенно много добра он сделал когда сидел на троне в зале суда.

    В шестой части повести автор живописует перед читателем томления Суламифы, ждущей ночью своего возлюбленного. Вечером продала она ювелиру свое единственное украшение – праздничные серьги из серебра ювелиру, и купила у продавца благовоний на вырученные деньги мирру. Суламифь, эта прекрасная тринадцатилетняя девушка, хотела, чтобы тело ее пахло сладостью мирры, когда будет его касаться ее возлюбленный. Долго она лежала на своем ложе в ожидании, пока не услышала шаги. Когда Суламифь выглянула, возле дома никого не оказалось. В страхе и надежде побежала девушка к виноградникам, в которых встретила утром того, кого же успела полюбить всем сердцем. Когда она добежала до виноградников, счастью ее не было предела: царь ждал ее и протягивал к ней свои руки. Губы их сливаются в поцелуе, а через некоторое время царь спрашивает, не жалеет ли она? Суламифь с улыбкой смущения и счастья отвечает ему: Братья мои поставили меня стеречь виноградник, а своего виноградника я не уберегла. В эту ночь Соломон признается девушке, что он царь. Утром Суламифь привозят во дворец, купают в бассейне с благовонной водой, прекрасное тело ее одевают в легчайшие египетские ткани, а волосы обвивают жемчугом.

    Семь дней и шесть ночей наслаждаются они любовью друг с другом. Семь дней лицо царя освещает радость и осыпает он Суламифь драгоценностями с ног до головы. В это время в храме Изиды совершается великое тайнодействие. Когда-то Мать богов Изида потеряла мужа, Озириса. Его украл злобный Сет, запрятал в гроб, а потом, когда Изида нашла тело, снова выкрал его и, разорвав на четырнадцать частей, рассеял по всему миру. Тринадцать частей отыскала богиня Изида, кроме одной – священного фаллоса. Жрецы стегают себя плетками, разрывают кожу свою и рвут рты в бешеном экстазе, пока один из них, высокий и худощавый старик с криком восторга делает какое-то движение и бросает к ногам богини обесформленный кусок мяса. Мгновенно воцаряется тишина. Жертвоприношение совершено. А царица Астис, верховная жрица храма, задумывает в это время черное дело. С тех пор, как царь охладел к ней, в ее сердце поселилась черная ненависть, а теперь, когда она узнала о том, что прекраснейший Соломон проводит дни и ночи с некой Суламифью, она задумала зло. Астис подзывает к себе Элиава, начальника царской стражи. Она знает, что он давно пылает к ней страстью и обещает ему стать царем над ней, если он умертвит Суламифь. Без слов Элиав выходит из храма. Он идет к дворцу Соломона и прячется у дверей царской спальни. В эту, седьмую ночь, Суламифь не может наслаждаться от всего сердца любовью Соломона. Душу девушки гложет печаль, она говорит царю, что где-то рядом ее смерть. Неожиданно раздается шорох, и вскочившая с ложа Суламифь, вдруг оказывается пронзенной мечом. Элиав убегает, но Соломон приказывает схватить его и умертвить. В тот же день Соломон требует отправить в Египет и царицу Астис, чтобы более не видеть ее в Персии. Сам царь до глубоких вечерних теней сидит возле тела Суламифи, и о том, какие мысли посещают его, никто не знает…

  • Сатирическое изображение Москвы 30-х годов в романе М. Булгакова (2)

    “МАСТЕР И МАРГАРИТА” (2)

    Роман “Мастер и Маргарита” принес автору посмертную мировую славу. Это произведение является достойным продолжением традиций русской классической литературы, и прежде всего, сатирических – Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина. Эта традиция утверждает соединение фантастики и гротеска, реализма и ирреальности. Сатирическое начало романа связано с событиями, развернувшимися в Москве 30-х годов.

    Сатирическое начало в романе выражается прежде всего в критике конкретных человеческих пороков. Варенуха, Семплеяров, Степа Лиходеев, Никанор Иванович – эти герои воплощают различные отрицательные черты. И история с директором варьете Лиходеевым, наказанным за пьянство, и разоблачение Никано-ра Босого, взяточника и доносчика, и осмеяние жадности людей во время сеанса черной магии доказывают нам: зло должно быть наказано.

    Кульминационным моментом в обличении зла, безусловно, являются те эпизоды, где описан бал Сатаны, на который являются отравители, доносчики, предатели, безумцы, развратники. Эти темные силы, если дать им волю, погубят мир. И они разительно похожи на жуликов, взяточников, пьяниц в современной писателю московской жизни.

    Но с другой стороны, обличение человеческих пороков не оставляет в романе ощущения безнадежности. Конечно, пошлость и жадность достигают апогея, когда на изумленных зрителей сыплется “денежный” дождь”. Из-за денег люди готовы были наброситься друг на друга. И как тут не вспомнить слова знаменитой арии Мефистофеля: “Люди гибнут за металл! Сатана там правит бал!” Однако когда Воланд лишает головы конферансье Бенгальского, сердобольные женщины требуют вернуть голову на место. Воланд говорит, что “милосердие иногда стучится в их сердца”-действительно, пороки и добродетели в людях переплетены, свя ны воедино жестокость и милосердие.

    Кроме того, сатическое начало проявляется в своеоора логике абсурда. Абсурд возникает уже в первой главе романа, когда дьявол спрашивает у Берлиоза, существует ли дьявол, и, услышав отрицательный ответ, сетует: “Да что же это у вас, чего ни хватишься – ничего нет”. И далее абсурд нарастает от главы к главе. Вот трамвайная кондукторша, видя кота, садящегося в трамвай и покупающего себе билет, кричит: “Котам нельзя! Слезай, а то милицию позову!” К милиции же собирается прибегнуть Берлиоз, чтобы выяснить, кто же на самом деле Воланд. Но милиция не может помочь навести порядок, потому что нарушение общественного порядка – лишь выражение беспорядка в головах.

    Поэтому центральная сатирическая метафора булгаковского романа – повреждение головы, безумие. Вначале людям просто отрывают головы – достаточно вспомнить печальную судьбу Берлиоза, а затем – конферансье Бенгальского. Затем выясняется, что самое главное место в романе – клиника Стравинского, туда с песнями отправляется целое учреждение, там же встречаются мастер и Иван Бездомный. Это место – для скорбных головою, и в абсурдной ситуации ясно проявляется безумие того мира, в котором живут эти герои.

    Герои московских глав романа предстают как ряженые, люди, делающие не свое дело, люди, чья наружность совершенно не соответствует их сущности. Костюм, сидящий за столом и подписывающий документы, – символическое выражение сути этих героев. Поэтому так легко Воланду и его свите внести в их жизнь неразбериху, поэтому так легко становятся они игрушками в их руках.

    Итак, мы убедились, что абсурдные ситуации в романе не выражение авторского произвола, а проявление более глубоких, скрытых от поверхностного взгляда особенностей человеческой жизни. Такая закономерность характерна для лучших произведений русской литературы.

  • ВСЕ ПРОФЕССИИ ВАЖНЫ

    Говорят, что в мире существует более двух тысяч профессий. И это чудесно! Ведь каждый может выбрать себе будущую профессию, исходя из своих способностей и возможностей. Хотя принять такое решение довольно трудно.

    Каковы главные причины выбора будущей профессии? Во-первых, она должна быть интересной. Захватывающее занятие, которое действительно приносит удовольствие, – это одна из составляющих человеческого счастья. Также нужно учесть необходимость зарабатывать на жизнь: принесет ли будущая профессия вам желаемый доход. Я уже сейчас задумываюсь о том, кем хочу стать в будущем. Пару лет назад я хотела стать врачом, как и моя мама. Я считаю, что это очень благородная профессия. Ведь ее представители помогают людям, несут добро и надежду. Но быть врачом – это также и очень большая ответственность. Ведь от профессионализма и чуткости доктора зависят здоровье, а часто и жизнь его пациентов. Моя мама всегда говорила, что врач должен быть благородным, добрым и внимательным. Мой папа – инженер, и он считает, что его профессия тоже очень важна. Ведь без инженера не может быть построено ни одно здание. Я согласна с папой.

    Но сейчас я все больше задумываюсь о том, чтобы стать учителем. Я знаю, что хорошим учителем быть непросто. Нужно в совершенстве знать свой предмет, быть хорошим психологом и эрудитом, обладать талантом рассказчика, чтобы увлечь учеников. Учитель, педагог, наставник – это настоящее призвание, а не просто профессия. Это и огромная ответственность, и умение увидеть в каждом ученике индивидуальность, найти к нему свой подход. Для меня и для многих профессия учителя ассоциируется с гуманностью и благородством.

    “Все профессии важны, все профессии нужны” , – говорится в старой поговорке. И это правда. Самое главное – среди множества профессий найти свою, совершенствоваться в ней и приносить пользу людям.

  • ЖУКОВСКИЙ Василий Андреевич

    ЖУКОВСКИЙ Василий Андреевич (1783-1852) – русский поэт. Жуковский родился в имении Мишенское под Тулой; он был сыном старого барина Бунина, фамилию же свою получил от крестного отца, небогатого дворянина.

    Жизнь Жуковского была благополучной и обеспеченной. Начальное образование он получил в Туле – сперва в частном пансионе, потом в народном училище. Когда мальчику исполнилось 14 лет, его отвезли учиться в Московский университетский благородный пансион. Воспитанники пансиона, юноши из дворянских семей, получали хорошее гуманитарное образование – это и определило дальнейшую поэтическую деятельность Жуковского.

    Учился он хорошо и за 3 года окончил пансион. Имя Жуковского – “лучшею из лучших” учеников – было написано золотыми буквами на мраморной доске в зале пансиона.

    Следующие несколько лет Жуковский занимается самообразованием: много читает, изучает русскую и иностранную литературу и начинает писать стихи.

    Сам Жуковский считал началом своего творческого пути 1802 г. Именно тогда на страницах журнала “Вестник Европы”, издаваемого Н. М. Карамзиным, был напечатан его вольный перевод элегии английского поэта Т. Грея “Сельское кладбище”. Эта работа выдвинула его в первые ряды крупнейших поэтов того времени. Своим учителем в поэзии Жуковский считал Карамзина.

    В 1808 г. поэт издает свою первую балладу “Людмила” – подражание балладе немецкого поэта XVI11 в. Бюргера “Ле-нора”. Сюжет произведения весьма мрачен: умерший жених является к своей безутешной невесте и увлекает ее с собой в могилу. Успех “Людмилы” способствовал распространению балладного жанра в России.

    Наибольшую известность приобрела баллада “Светлана”, написанная поэтом в 1812 г. Именно в этом году Наполеон вторгся в Россию. Автор элегий и баллад, В. А. Жуковский записался добровольцем в ополчение, “потому что в это время всякому должно было быть военным”, – написал он и перестроил свою лиру на военный лад.

    После войны поэт снова возвращается к балладам и элегиям. Жуковского приглашают преподавателем русского языка к супруге будущего императора Николая I. а в 1826 г. он стал наставником наследника-цесаревича. Друзья боялись, что в придворной атмосфере Жуковский зазнается, но поэт сумел сохранить безупречную честность и прямоту характера. Он хлопотал об опальном Пушкине, о декабристах, сосланных в Сибирь, об освобождении Баратынского от солдатчины, Тараса Шевченко – от крепостной зависимости. В эти годы он создал ряд оригинальных произведений, перевел трагедию Шиллера “Орлеанская дева”.

    Жуковский умел ценить все прекрасное: в 1820 г., когда Пушкин закончил поэму “Руслан и Людмила”, он подарил ему свой портрет с надписью – “Победителю-ученику от побежденного учителя”. Пушкин действительно считал Жуковского своим учителем; он писал:

    Его стихов пленительная сладость

    Пройдет веков завистливую даль.

    С 1841 по 1852 г. Жуковский, вышедший в отставку, жил за границей. В последние годы он написал несколько стихов для детей: “Птичка”, “Котик и козлик”, “Мальчик с пальчик”, сказки “Иван Царевич и серый волк”, “Спящая царевна”, “Кот в сапогах”. Жуковский был одним из лучших переводчиков своего времени, в частности – он перевел поэму Гомера “Одиссея”. Смерть помешала ему закончить “Илиаду”. Скончался поэт в Баден-Бадене, похоронен в некрополе Александре-Невской лавры в Петербурге.

  • Живописность и строгость бунинской прозы (по рассказам “Господин из Сан-Франциско”, “Солнечный удар”)

    И. А. Бунина принято считать продолжателем чеховского реализма. Для его творчества характерен интерес к обыкновенной жизни, умение раскрыть трагизм человеческого существования, насыщенность повествования деталями.

    Реализм Бунина отличается от чеховского предельной чувственностью, живописностью и в то же время строгостью. Как и Чехов, Бунин обращается к вечным темам. Для него важна природа, однако, по его мнению, высшим судьей человека является человеческая память. Именно память защищает бунинских героев от неумолимого времени, от смерти.

    Для прозы Бунина раннего периода характерен лирический стиль, живописное воспевание природы. Он глубоко чувствовал ее красоту, превосходно знал быт и нравы деревни, ее обычаи, традиции и язык. Бунин – лирик.

    Его книга “Под открытым небом”, написанная 11897 г., – лирический дневник времен года, от первых признаков весны до зимних пейзажей, сквозь которые проступает близкий сердцу образ Родины.

    Рассказы Бунина 1890-х гг., созданные в традициях реалистической литературы XIX в., открывают мир деревенской жизни. С безжалостной правдивостью автор рассказывает о жизни интеллигента-пролетария с его душевными смутами, об ужасе бессмысленного прозябания людей “без роду-племени” (“Привал”, “Учитель”, “Вести с родины”).

    В1900-х гг. лирический стиль прозы Бунина меняется. Она приобретает, наряду с живописностью, более строгай характер, наполняется пессимистическим настроем во взглядах на перспективы народной жизни.

    Наибольшую известность писателю в этот период принесли его суровые реалистические повести и рассказы, посвященные деревенскому быту (“Деревня”, “Суходол”, “Веселые дни”, “Иоанн-рыдалец”). Вследствие близости к народу Бунин первым в русской литературе по-настоящему смог показать деревню и крестьянство. В отличие от других писателей, у него никогда не было комплекса отчужденности при общении с народом, он говорил с крестьянами, как с равными. Зная народ, он никогда не идеализировал его, предпочитая показать горькую правду вместо сладкой лжи.

    На протяжении своей долгой жизни Бунин объездил много стран, что помогло ему приобрести богатый материал для его путевых ^очерков (“Храм солнца”, “В Иудее”, “Тень птицы”) и рассказов (“Братья” и “Господин из Сан-Франциско”).

    Рассказ “Господин из Сан-Франциско” явился своеобразным откликом на Первую мировую войну, которую писатель сравнивает с начальными страницами Библии: “Земля была пуста и неустроена” – и определяет ее как “беспримерную катастрофу”.

    Уже первая фраза Господина (не имеющего собственного имени) о выборе маршрута для увеселительного круиза обрисовывает состояние всего мира, она насыщена глубоким смыслом: “Карнавал он думал провести в Нице, в Монте-Карло, куда в это время стекается самое элитное общество – то самое, от которого зависят все блага цивилизации… где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято считать флиртом, а четвертые – стрельбе в голубей…”. В этой фразе сосредоточено все: “философия” Господина, “антигуманность” цивилизации, образ прекрасной, но жестоко подавляемой природы.

    С удивительной живописностью осуществил Бунин символизацию мотивов и деталей. Корабль назван “Атлантидой” (название – предвестник гибели), разные слои плывущих: блестящие салоны, обслуга, кочегары “адской” топки – модель неправового, разобщенного мира. Чувство реальной катастрофы читается в обычном будто бы описании.

    Как всегда у Бунина, царству зла противопоставлено царство прекрасного. Писатель не забывает о человеческих чувствах: тяготение дочери Господина к восточному вельможе суетно, но прекрасно то нежное, сложное чувство, что пробудила в ней встреча с принцем. Автором развенчано мертвое царство, которое мешает цветению и пробуждению человеческой души.

    Особый характер у Бунина носит и любовное чувство. Именно этому “святому” чувству писатель посвятил огромное количество рассказов. Такова и тематика рассказа “Солнечный удар”, написанного в 1925 г. Здесь показано мимолетное, на первый взгляд, бурное чувство. Мы видим двух героев – его и ее, путешествующих по Волге. Ясный, солнечный день, зеркальная гладь вод, близость прелестной женщины ударили в голову герою, подобно солнечному удару. Он полюбил “прекрасную незнакомку”, так легкомысленно подчинившуюся внезапному чувству и так и не сказавшую ему своего имени. “Солнечный удар” – символ реалистичности бунинского чувства.

    И. А. Бунин – один из крупнейших представителей русского критического реализма, тесно связанного с традициями классической литературы. Он во – шел в историю русской литературы как певец Родины, нищих деревень, умирающих дворянских усадеб, великой русской природы и благородных и возвышенных проявлений души человеческой.

  • Повесть И. С. Тургенева “Ася” и статья Г. Чернышевского “Русский человек на Rendez – vous”

    Когда я перевернула последнюю страницу повести И. С. Тургенева “Ася”, у меня появилось ощущение, что я только что прочла стихотворение или услышала нежную мелодию. Все было так красиво: каменные стены древнего города, серебряный ночной Рейн… Вообще-то нет смысла пересказывать своими словами тургеневские пейзажи. Для меня “Ася” – это “тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами…”. Это ощущение спокойного мира, в котором человек может быть счастлив, если только сам не разрушит возникшей гармонии.

    И вот я стала читать статью Н. Г. Чернышевского “Русский человек на rendez-vous”, которая появилась вскоре после публикации тургеневской повести. Сначала мне показалось, что критик воспринял “Асю” примерно так же, как я. Он пишет: “Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных сторон жизни. Вот, думал я, отдохнет и освежится душа”.

    Но выяснилось, что Чернышевский вовсе не собирается отдыхать душой и наслаждаться тургеневским стилем. Статья была посвящена разоблачению главного героя повести – господина N. Для меня он был прежде всего не очень опытным в жизни, мечтательным молодым человеком, который больше всего на свете боялся совершить неблагородный, недостойный поступок. Другими словами, я оценивала его как настоящего интеллигента. Его счастье с Асей не состоялось, потому что он боялся, не мог позволить себе злоупотребить ее доверием, ответить злом на дружеское отношение ее брата.

    Кроме того, и девушка, и рассказчик стали жертвами общественных предрассудков прошлого столетия. Брат Аси, Гагин, был уверен, что господин N не женится на ней, ведь она незаконнорожденная. Он писал: “Есть предрассудки, которые я уважаю…” Главный герой повести даже не сразу понял, о чем шла речь. “Какие предрассудки? – вскричал я, как будто он мог меня слышать. – Что за вздор!” Тургенев с горечью писал о том, что люди не понимают друг друга, неверно толкуют чужие слова и поступки и этим разрушают собственное счастье.

    Но Чернышевский увидел в повести совсем другое. Для него господин N чуть ли не злодей, по крайней мере, безнадежно дурной человек. Самое удивительное, что критик считает эти качества не личными, а общественными. Он утверждает, что рассказчик – общественный портрет русской интеллигенции, а она изуродована отсутствием гражданских свобод. “…Сцена, сделанная нашим Ромео Асе… только симптом болезни, которая точно таким же пошлым образом портит все наши дела, и только нужно нам всмотреться, отчего попал в беду наш Ромео, мы увидим, чего нам всем, похожим на него, ожидать от себя и ожидать для себя во всех других делах… Без приобретения привычки к самобытному участию в гражданских делах, без приобретения чувства гражданина ребенок мужского пола, вырастая, делается существом мужского пола средних, а потом пожилых лет, но мужчиною он не становится… Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, пробуждаемых участием в них”.

    Получается, что господин N отверг и обидел Асю, потому что не имел опыта в общественных делах? Для меня это звучит абсурдно. Но зато я гораздо лучше поняла, что такое “метод реальной критики”. Используя его, можно любую книгу связать с общественными, политическими вопросами.

    Намного яснее я представила себе и самого Чернышевского. В 1858 году, когда была опубликована повесть Тургенева и появилась статья “Русский человек на rendez-vous”, набирали силу революционные демократы. Они во всем искали практический смысл, пользу и были уверены, что писать о любви, о природе, о красоте – совершенно ненужное занятие. Чернышевскому было важно накануне великих общественных реформ убедить читателей, что надо быть активными гражданами, бороться за свои права и свое счастье. Это, конечно, достойная цель для публициста. Но мне все-таки жалко повесть Тургенева “Ася”. Она не имеет никакого отношения к борьбе за гражданские свободы. Ее героиня запоминается тем, что по-своему видит мир. “Вы в лунный столб въехали, вы его разбили, – закричала мне Ася”. Такие образы не устаревают, в отличие от политических намеков Чернышевского. И, по-моему, сегодня, через сто сорок лет, лучше читать эту повесть как прекрасные стихи.