Читая Александра Блока

Когда мы на уроках литературы изучали творчество Александра Блока, в классе разгорелся спор между некоторыми учениками и нашей учительницей. Касался он в первую очередь поэмы “Двенадцать”. Ребята утверждали, что поэма лишена всякого смысла, язык вульгарный, пошлый. И в доказательство приводили такие строчки:

Холодно, товарищи, холодно!

А Ванька с Катькой – в кабаке…

У ей керенки есть в чулке!

Ванюшка сам теперь богат…

Был Ванька, сукин сын, буржуй!

Мою, попробуй, поцелуй!

Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

Катька с Ванькой занята –

Чем, чем занята?

Тра-та-та!

Учительница, соглашаясь в какой-то степени со спорщиками, вспоминала, что поэма произвела двойственное впечатление на современников: и белые, и красные считали ее своей. Ребята приводили высказывание Ивана Алексеевича Бунина: “Блок задумал воспроизвести народный язык, народные чувства, но вышло нечто совершенно лубочное, неумелое, сверх всякой меры вульгарное”.

До хрипоты в голосе доказывали свою правоту и в оценке финала поэмы. Учительница утверждала, что Христос появился во главе двенадцати красноармейцев, поскольку Блок увидел в революции нечто новое, очищающее, “божественное”. А наши знатоки соглашались с Максимилианом Волошиным, утверждавшим, что красноармейцы преследуют, распинают Христа.

К консенсусу, как сейчас принято говорить, не пришли. А может, это и хорошо, что у каждого читателя есть своя точка зрения о Блоке и его творчестве, что кому-то он нравится, а кто-то его попросту не понимает? Ведь прошло то время, когда мы все единодушно одобряли или единодушно осуждали чье-то творчество.

Но у Александра Блока есть вещи, которые, на мой взгляд, понравятся всем, – это прежде всего его любовная лирика.

Предчувствую тебя. Года проходят мимо –

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне – я ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.

(“Предчувствую Тебя”, 4 июня 1901 г.)

Теперь-то мы знаем, что большинство любовных стихов Блока навеяны его чувством, к Любови Дмитриевне Менделеевой. И это чувство в душе художника преломляется в нечто священное, проникнутое философскими мыслями:

Смотрю за темную вуаль

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

(“Незнакомка”, 24 апреля 1906 г.)

Но, конечно, поэзия Блока – это не только сплошная любовная лирика. В некоторых его стихах звучат мотивы, характерные, например, для Достоевского:

В соседнем доме окна желты,

По вечерам – по вечерам

Скрипят задумчивые болты,

Подходят люди к воротам.

(“Фабрика”, 24 ноября 1903 г.)

Но наиболее близки мне стихи Александра Блока о России. Нельзя не восторгаться такими строчками:

Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю – и за дремотой тайна,

И в тайне – ты почиешь, Русь.

(“Русь”, 24 сентября 1906 г.)

Действительно, нынче много забот затуманили прекрасный лик России. Но ведь “нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.”

Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!..

(“Скифы”, 30 января 1918 г.)

Когда 10 августа 1921 года литературный Петроград прощался с Александром Блоком, казалось, что с его кончиной уходила в прошлое целая эпоха. Как будто время подводило некую важную черту, за которой следует ожидать новых испытаний и новых жертв.

Рожденные в года глухие,

Пути не помнят своего.

Мы – дети страшных лет России –

Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!

(“Рожденные в года глухие…”, 8 сентября 1914 г.)

Эти восемь строк кажутся написанными сегодня. И в этом – вечность Блока. Дай Бог, пройдут “испепеляющие годы”, останутся люди и Русь, наша и блоковская. И поэтому стоит читать Блока. Не пожалеет!