ЧТО ВЫЗЫВАЕТ АВТОРСКУЮ ИРОНИЮ В РОМАНЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА «ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА»?


ЧТО ВЫЗЫВАЕТ АВТОРСКУЮ ИРОНИЮ В РОМАНЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

«ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА»?

«История одного города» была написана в 1869 году. Это произведение по праву считается вершиной творчества выдающегося сатирика XIX века М. Е. Салтыкова-Щедрина.

«История одного города» — это пародия на летопись, сатирическое изложение истории России, представленное в, очерках. Главный герой романа — город Глупов, а сюжет — смена правителей этого города. Перед нами предстают полу — фантастические картины событий, развернувшихся в условном городе, очень напоминающем то «северную Пальмиру» — Петербург, стоящий на болотах, то расположенную на семи холмах Москву, то уездный городок со слободами и выгонами. Жизнь города Глупова на протяжении столетий — это «жизнь, находящаяся под игом безумия». Здесь все фантастично, невероятно, все смешно и вместе с тем страшно. На страницах романа Салтыкова-Щедрина в завуалированной форме впервые в русской литературе предметом гневного сарказма и язвительной авторской иронии стало российское самодержавие.

На рубеже 60-х и 70-х годов XIX века, когда Салтыков-Щедрин писал «Историю одного города», открытое осмеяние верховной самодержавной власти было крайне опасно, поэтому сатирик прибегнул к приему стилизации.

Начало романа напоминает старинную русскую летопись. Повествование выдержано в торжественном тоне, характерном для средневековой литературы. Оно представляет собой историческую хронику XVIII века, воспроизводящую «дела и дни» местных градоначальников, описывающую «лета» их правления, и ведется от имени летописцев города Глупова. Рукопись «глуповского летописца» нашел в архиве некий издатель, он же и предал ее огласке, периодически комментируя в своих «примечаниях» текст объемистой тетради. Основное повествование, таким образом, принадлежит летописцу и издателю, за которыми скрывается все видящий и все оценивающий автор. Несообразностью торжественной интонации и нелепостью описываемых событий достигается небывалый комический эффект. Используя манеру наивного летописца-обывателя, важные идеи автор передает в наивно-сказочной форме.

Основали город головотяпы в доисторические времена, добровольно променяв свободу на княжескую кабалу, за что и были прозваны глуповцами. Исторические времена города начались воплем князя «Запорю!».

В одном месте мы узнаем, что город был заложен на болоте, в другом — что построен он на семи холмах, подобно древнему Риму. Он является то в образе губернского города, то столицы, то оборачивается захудалым русским селом. А недалеко от города — слободы, обширные луга и навозные кучи.

Город Глупов имеет странную, причудливую архитектуру: улицы, разбегающиеся «вкривь и вкось», пустыри — то ли «беспорядочная куча хижин», то ли город. «Промышленные предприятия» — тараканий, большой и малый блошиные, клоповый и пивоваренный заводики — соседствуют в нем с аптеками, больницами, клубом, кондитерской и модным заведением девицы де Сан-Кюлот. На базарной площади идет бойкая торговля, бродят юродивые и блаженные…

«Небывальщина, — замечает сатирик, — гораздо чаще встречается в действительности, нежели в литературе». Смешением черт и примет Салтыков-Щедрин создает не просто образ города, а обобщенный образ России.

Глуповская летопись охватывает период с 1731-го по 1826 год, и в ней встречаются имена, факты и эпизоды, относящиеся к действительной истории России XVIII века. Так, писатель саркастически замечает, что «градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина — распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского — неизвестным происхождением и рыцарской отвагой. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтобы обыватели во всем положились на их отвагу». Упоминается и ряд дворцовых переворотов XVIII века, в результате которых на престол были возведены Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Анна Леопольдовна, Екатерина II. А когда речь идет о необычайных странствиях глуповских градоначальниц, имеется в виду знаменитое путешествие Екатерины II в Крым. Все это не оставляет никаких сомнений в том, что в образах градоначальников представлены российские цари и царские министры, а в образе несуществующего,- фантастического города Глупова — установленный ими государственный режим.

В романе нашли отражение эпизоды и более отдаленных эпох русской истории: призвание варяжских князей, объединение разрозненных княжеств в единое государство в XV веке, появление в Тушино самозванца Лжедмитрия II. Это дало И. С. Тургеневу основание утверждать, что «История одного города» является сатирической историей современного российского общества. Да и сам автор подчеркивал, что его роман не является опытом «исторической сатиры». «Мне нет никакого дела до истории, — писал Салтыков-Щедрин, — я имею в виду лишь настоящее… те же самые основы жизни, которые существовали в XVIII веке, существуют и теперь». Под «основами жизни» писатель понимал тройное зло, нуждавшееся в искоренении: изжившее себя самодержавие, бюрократическое засилье в стране и крепостничество, тормозящее развитие страны по пути прогресса. Все это и вызывает авторскую иронию.

Осмеяние этих зол побудило Салтыкова-Щедрина создать ироническую летопись двадцати двух градоначальников, «в разное время в город Глупов от российского правительства поставленных», и вывести групповой образ самих глуповцев, живущих под началом этих градоначальников.

В городе Глупове царит не здравый смысл, а дикая стихия. У власти друг друга сменяют дураки и негодяи. Летописец предполагает, что золотыми днями для города были годы правления градоначальника Двоекурова, который «сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа», ввел пиво и медоварение, но самым главным его достижением стала «Записка о необходимости учреждения в Глупове академии». Тем не менее, этот просвещенный правитель «розог не жалел», постигнув тайну удивительного «нарастания» глуповцев, и гордился тем, что «первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением».

Каждому из глуповских градоначальников и градоначальниц есть чем «похвастаться». Так, майор Прыщ Иван Пантелеевич оказался с фаршированной головой, в чем и был уличен местным предводителем дворянства. Угрюм-Бурчеев, «бывый прохвост», прославился тем, что разрушил старый город и построил другой на новом месте. Архистратиг Стратилатович, майор, въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил все науки. Градоначальник Брудастый имел в голове некий механизм, который воспроизводил только два слова: «Не потерплю!» и «Разорю!», но и этих двух слов оказалось вполне достаточно, чтобы править в Глупове. При бригадире Фердыщенко глуповцы впервые поняли, что «жизнь без утеснения» не в пример лучше, чем жизнь «с утеснением». А при Беневоленском, занимавшемся лишь сочинением проповедей в доме купчихи Распоповой, глуповцы даже тучнеть стали.

Как видим, авторской иронии удостоены в романе не только правители фантастического и в то же время такого реального города Глупова. Сочувствуя и сострадая простому народу, автор не идеализирует его. Жители города отмечены теми же признаками очевидного идиотизма и абсолютного невежества: они то ликуют, ходят в кабак, рассказывают анекдоты и потрясают воздух благодарственными восклицаниями, адресованными очередному градоначальнику, то в иные времена обрастают шерстью, перестают ощущать стыд и сосут лапы, то в финале романа, в эпоху Угрюм-Бурчеева, «изнуренные, обруганные, униженные», начинают раздражаться и роптать… Салтыков-Щедрин иронично замечает, что произошли глуповцы от головотяпов, которые жили-враждовали с соседними племенами, а потом отправились искать себе князя. Но были они ни на что не способны, и потому все от них отказывались, пока, наконец, не согласился один обзавестись такими никчемными подданными и не прозвал их глуповцами.

Автор не только иронизирует над дремучестью обывателей, их рабской привычкой к повиновению нелепым и недостойным правителям, но и искренне сочувствует им. Изображая обывателей опутанными предрассудками и пребывающими в страхе и покорности, иронизируя над ними, живущими под «игом безумия», писатель таким образом стремится разбудить самосознание людей из народа и напомнить им об их человеческом достоинстве.