НЕКРАСОВ И ПОЭТЫ-ДЕМОКРАТЫ 60-80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В “Кому на Руси жить хорошо” полнее и ярче, чем в других произведениях, выступает основной герой поэзии Некрасова – народ. Поэт показывает его жизнь всесторонне – и в горе, и в “счастье”. Подчеркивая зависимость всех слоев общества от крестьянства, его исключительное значение в жизни общества. Некрасов устами Якима Нагого из деревни Босово рассказывает о титанической тяжести труда, который несут крестьянские массы.
Рисуя типические явления современной ему действительности, Некрасов говорит о целых селениях нищенствующих крестьян:
Пускай народу ведомо,
Что целые селения
На попрошайство осенью,
Как на доходный промысел,
Идут…
Поэт рисует различные типы крестьян. Значительная часть крестьянства, выросшего в условиях крепостнического
Общества, представляла собой пассивную массу, которая отличалась долготерпением, в ответ на “обиды”, чинимые угнетателями, была способна лишь “разводить безнадежно руками” и ограничиваться покорным восклицанием: “Суди его бог”. Правда, и эта категория крестьян не всегда была неизменной, терпеливой, все переносящей: в моменты массового крестьянского движения и она принимала в волнениях большее или меньшее участие. Однако в случае неудач она быстро отступала, “труса праздновала”.
Некрасов выводит не только пассивную массу, но и сознательных и активных крестьян, протестующих и борющихся со своими эксплуататорами. Даже “холоп примерный – Яков верный”, холивший, ублажавший, оберегавший барина, наконец потерял всякое терпение: в ответ на издевательства помещика он кончил жизнь самоубийством на глазах этого изверга. Самоубийство Якова – это еще пассивная, жалкая попытка отомстить помещику.
Яким Нагой, обнаруживая таящуюся в народе ненависть, бросает грозное обвинение всему помещичьему строю:
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди – стоят три дольщика:
Бог, царь и господин.
Но вот в главе “Савелий, богатырь святорусский” крестьянский протест превращается в бунт, завершающийся убийством угнетателя. “Осьмнадцать лет терпели” крестьяне притеснения и обиды, но терпению пришел конец – и “вдевятером”, “голодные”, в колодезную яму “всей гурьбой” бросили они ненавистного тирана.
Правда, их расправа с немцем-управителем носит пока еще стихийный характер, но ведь такова была действительность крепостнического общества: крестьянские бунты возникали стихийно, как ответ на жестокие притеснения помещиков и управляющих их имениями.
Таких людей, как Савелий, было тогда немного, но его образ был типичен, так как выражал протест крестьянства “во времена досюльные”, то есть до отмены крепостного права. С течением времени по мере расширения крестьянского движения такой тип приобрел все большее и большее распространение и в жизни.
Словами Савелия “недотерпеть – пропасть, перетерпеть – пропасть” Некрасов предостерегает народ от излишней терпеливости, а словами “наддай! наддай!” призывает к открытому революционному восстанию.
Образы крестьянских женщин, выведенных поэтом в произведениях, написанных до поэмы “Кому на Руси жить хорошо”, кажутся только эскизами к нарисованному во весь рост портрету Матрены Тимофеевны. Если в 40-х годах, да и позднее Некрасов изображает в крестьянских женщинах преимущественно терпение, забитость (“ты вся – воплощенный испуг, ты вся – вековая истома”), покорность (“до гроба рабу покоряться”), то теперь поэт показывает зарождение в русской крестьянке гнева, стремления избавиться от покорности, смирения как печального наследия векового рабства.
Матрена рассказывает семи странникам глубоко волнующую повесть своей жизни. Тяжел ее путь: сначала короткая радость детских лет, потом быстро промелькнувшее девичество, затем замужество, а далее – горькая участь невестки в мужниной семье, смерть первенца-сына, голодный год. Этапы этой многострадальной жизни запечатлены в чудесных народных песнях, которыми перемежается повествование Матрены. Крестьянка перечисляет перенесенные ее семьей бедствия: дважды – пожар, трижды – сибирская язва и т. д., сопровождая описание своего “счастья” словами:
Ногами я не топтана,
Веревками не вязана,
Иголками не колота…
Чего же вам еще?
Повесть Матрены Тимофеевны заканчивается притчей о потерянных “ключах от счастья женского”, которая символизирует безысходность тяжелой доли крестьянки. Матрена, на основе своего жизненного опыта, решительно заявляет:
Не дело – между бабами
Счастливую искать!
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте…
После рассказа о перенесенных ею в жизни тягчайших испытаниях Матрена Тимофеевна признается странникам:
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу…
Самый ужасный грех, по мнению Некрасова, которому нет прошения, – это предательство своего брата мужика. Глеб – староста по жадности согласился закрепостить восемь тысяч душ, сжегши вместе с наследником-барином вольную:
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все орошает бог, а Иудин грех
Не прощается.
Крепостное право – вот та почва, на которой могут появляться предатели из крестьян, подобные Глебу “окаянному”:
Всему виною крепь!
Нет крепи – Глеба нового
Не будет на Руси!
В поэме есть образ шпиона, Егорки Шутова. К нему народ относится с лютой враждебностью: где бы ни появился шпион, крестьяне всюду его преследовали.
Сатирически показывает Некрасов лакейство, холопство дворовых. Таковы Ипат, затем бывший лакей и “любимый раб” Переметьева, наконец, даже Клим, фиктивный бурмистр князя Утятина. Дворовые, по характеристике Некрасова, отличаются от крестьян – они испорчены близостью к помещикам.