НЕКРАСОВ И ПОЭТЫ-ДЕМОКРАТЫ 60-80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В «Кому на Руси жить хорошо» полнее и ярче, чем в других произведениях, выступает основной герой поэзии Некрасова — народ. Поэт показывает его жизнь всесторонне — и в горе, и в «счастье». Подчеркивая зависимость всех слоев общества от крестьянства, его исключительное значение в жизни общества. Некрасов устами Якима Нагого из деревни Босово рассказывает о титанической тяжести труда, который несут крестьянские массы.
Рисуя типические явления современной ему действительности, Некрасов говорит о целых селениях нищенствующих крестьян:
Пускай народу ведомо,
Что целые селения
На попрошайство осенью,
Как на доходный промысел,
Идут…
Поэт рисует различные типы крестьян. Значительная часть крестьянства, выросшего в условиях крепостнического
Общества, представляла собой пассивную массу, которая отличалась долготерпением, в ответ на «обиды», чинимые угнетателями, была способна лишь «разводить безнадежно руками» и ограничиваться покорным восклицанием: «Суди его бог». Правда, и эта категория крестьян не всегда была неизменной, терпеливой, все переносящей: в моменты массового крестьянского движения и она принимала в волнениях большее или меньшее участие. Однако в случае неудач она быстро отступала, «труса праздновала».
Некрасов выводит не только пассивную массу, но и сознательных и активных крестьян, протестующих и борющихся со своими эксплуататорами. Даже «холоп примерный — Яков верный», холивший, ублажавший, оберегавший барина, наконец потерял всякое терпение: в ответ на издевательства помещика он кончил жизнь самоубийством на глазах этого изверга. Самоубийство Якова — это еще пассивная, жалкая попытка отомстить помещику.
Яким Нагой, обнаруживая таящуюся в народе ненависть, бросает грозное обвинение всему помещичьему строю:
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди — стоят три дольщика:
Бог, царь и господин.
Но вот в главе «Савелий, богатырь святорусский» крестьянский протест превращается в бунт, завершающийся убийством угнетателя. «Осьмнадцать лет терпели» крестьяне притеснения и обиды, но терпению пришел конец — и «вдевятером», «голодные», в колодезную яму «всей гурьбой» бросили они ненавистного тирана.
Правда, их расправа с немцем-управителем носит пока еще стихийный характер, но ведь такова была действительность крепостнического общества: крестьянские бунты возникали стихийно, как ответ на жестокие притеснения помещиков и управляющих их имениями.
Таких людей, как Савелий, было тогда немного, но его образ был типичен, так как выражал протест крестьянства «во времена досюльные», то есть до отмены крепостного права. С течением времени по мере расширения крестьянского движения такой тип приобрел все большее и большее распространение и в жизни.
Словами Савелия «недотерпеть — пропасть, перетерпеть — пропасть» Некрасов предостерегает народ от излишней терпеливости, а словами «наддай! наддай!» призывает к открытому революционному восстанию.
Образы крестьянских женщин, выведенных поэтом в произведениях, написанных до поэмы «Кому на Руси жить хорошо», кажутся только эскизами к нарисованному во весь рост портрету Матрены Тимофеевны. Если в 40-х годах, да и позднее Некрасов изображает в крестьянских женщинах преимущественно терпение, забитость («ты вся — воплощенный испуг, ты вся — вековая истома»), покорность («до гроба рабу покоряться»), то теперь поэт показывает зарождение в русской крестьянке гнева, стремления избавиться от покорности, смирения как печального наследия векового рабства.
Матрена рассказывает семи странникам глубоко волнующую повесть своей жизни. Тяжел ее путь: сначала короткая радость детских лет, потом быстро промелькнувшее девичество, затем замужество, а далее — горькая участь невестки в мужниной семье, смерть первенца-сына, голодный год. Этапы этой многострадальной жизни запечатлены в чудесных народных песнях, которыми перемежается повествование Матрены. Крестьянка перечисляет перенесенные ее семьей бедствия: дважды — пожар, трижды — сибирская язва и т. д., сопровождая описание своего «счастья» словами:
Ногами я не топтана,
Веревками не вязана,
Иголками не колота…
Чего же вам еще?
Повесть Матрены Тимофеевны заканчивается притчей о потерянных «ключах от счастья женского», которая символизирует безысходность тяжелой доли крестьянки. Матрена, на основе своего жизненного опыта, решительно заявляет:
Не дело — между бабами
Счастливую искать!
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте…
После рассказа о перенесенных ею в жизни тягчайших испытаниях Матрена Тимофеевна признается странникам:
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу…
Самый ужасный грех, по мнению Некрасова, которому нет прошения, — это предательство своего брата мужика. Глеб — староста по жадности согласился закрепостить восемь тысяч душ, сжегши вместе с наследником-барином вольную:
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все орошает бог, а Иудин грех
Не прощается.
Крепостное право — вот та почва, на которой могут появляться предатели из крестьян, подобные Глебу «окаянному»:
Всему виною крепь!
Нет крепи — Глеба нового
Не будет на Руси!
В поэме есть образ шпиона, Егорки Шутова. К нему народ относится с лютой враждебностью: где бы ни появился шпион, крестьяне всюду его преследовали.
Сатирически показывает Некрасов лакейство, холопство дворовых. Таковы Ипат, затем бывший лакей и «любимый раб» Переметьева, наконец, даже Клим, фиктивный бурмистр князя Утятина. Дворовые, по характеристике Некрасова, отличаются от крестьян — они испорчены близостью к помещикам.