Имя “Геракл” означает “Слава богини Геры”. Звучало это имя иронически. Богиня Гера была небесной царицей, супругой верховного Зевса-громовержца. А Геракл был последним из земных сыновей Зевса: Зевс нисходил ко многим смертным женщинам, но после Алкмены, матери Геракла, – уже ни к кому. Геракл должен был спасти богов Олимпийцев в войне за власть над миром против восставших на них земнородных Гигантов: было пророчество, что боги победят Гигантов, только если к ним на помощь придет хотя бы один смертный человек. Таким человеком и стал Геракл. Гера должна была бы, как все боги, быть ему благодарна. Но она была законной женою Зевса, покровительницей всех законных браков, и внебрачный сын ее мужа, да еще и самый любимый, был ей ненавистен. Поэтому все сказания о земной жизни Геракла – это сказания о том, как преследовала его богиня Гера.
Главных таких сказаний было три. Во-первых, о двенадцати подвигах Геракла: Гера устроила так, чтобы могучий Геракл должен был отслужить двенадцать подневольных служб ничтожному царю Еврисфею. Во-вторых, о безумии Геракла: Гера наслала на него исступление, и он перебил из лука собственных детей, приняв их за врагов. В-третьих, о мученической смерти Геракла: Гера сделала так, чтобы жена Геракла, сама того не зная, подарила ему пропитанный ядом плащ, который так истерзал героя, что тот сам сжег себя на костре. О самосожжении Геракла Софокл написал свою трагедию “Трахинянки”. А о безумии Геракла Еврипид написал трагедию “Геракл”.
В разных концах Греции, как всегда, эти мифы рассказывались по-разному. В Средней Греции, в Фивах, где будто бы родился Геракл, лучше всего помнился рассказ о безумии. На юге, в Аргосе, где Геракл служил царю Еврисфею, лучше всего помнился рассказ о двенадцати подвигах. На севере, возле горы Эты, где был Гераклов погребальный костер, рассказывали о его самосожжении. А в Афинах говорили иначе: будто Геракл не сжег себя, а нашел последний приют от гнева Геры здесь, в Афинах, у своего молодого друга, афинского героя Тесея. Этот малораспространенный миф и взял Еврипид для развязки своей трагедии. А жену Геракла у него зовут не Деянира, а Мегара.
Небесным отцом Геракла был Зевс, а земным отцом Геракла был герой Амфитрион, муж его матери Алкмены. Амфитрион жил в Фивах; там родился и Геракл, там женился он на фиванской царевне Мегаре, оттуда ушел он в Аргос служить царю Еврисфею. Двенадцать лет – двенадцать служб на чужбине; последняя – самая страшная: Геракл должен был сойти под землю и вывести оттуда чудовищного трехглавого пса, сторожившего царство мертвых. А из царства мертвых – люди знали – никогда и никто не возвращался. И Геракла сочли погибшим. Этим воспользовался соседний злой царь Лик. Он захватил Фивы, убил фиванского царя, отца Мегары, а Мегару, и ее детей, и старого Амфитриона приговорил к смертной казни.
Здесь и начинается трагедия Еврипида. На сцене – Амфитрион, Мегара и трое маленьких безмолвных сыновей ее и Геракла. Они сидят перед дворцом у алтаря богов – пока они за него держатся, их не тронут, но силы их уже кончаются, а помощи ждать неоткуда. К ним приходят, опираясь на посохи, фиванские старцы, образуя хор, – но разве это помощь? Амфитрион в длинном монологе рассказывает зрителям, что здесь случилось, и кончает словами: “Только в беде познаем мы, кто друг и кто нет”. Мегара в отчаянии, и все же Амфитрион ее ободряет: “Счастье и несчастье сменяются чередой: а вдруг Геракл возьмет и вернется?” Но этому не верится.
Появляется злой Лик. “Не цепляйтесь за жизнь! Геракл не вернется с того света. Геракл вовсе и не герой, а трус; он и воевал-то всегда не лицом к лицу, мечом и копьем, а издали, стрелами из лука. И кто же поверит, будто он – сын Зевса, а не твой, старик! Мой теперь верх, а вам – смерть”. Амфитрион принимает вызов: “Зевсов ли он сын – спроси у павших Гигантов! Лучник в бою бывает опасней, чем латник. Фивы забыли, сколь многим они обязаны Гераклу, – тем хуже для них! А насильник за насилье поплатится”. И тут встает Мегара. “Довольно: смерть страшна, но против судьбы не пойдешь. Гераклу не ожить, а злодея не вразумить. Дайте мне одеть сыновей в погребальный наряд – и ведите нас на казнь!”
Хор поет песнь во славу подвигов Геракла: как он побил каменного льва и диких кентавров, многоглавую Гидру и трехтелого великана, поймал священную лань и укротил хищных коней, победил амазонок и морского царя, поднял на плечи небо и принес на землю золотые райские яблоки, спустился в край мертвецов, а оттуда выхода нет… Мегара с Амфитрионом выводят Геракловых сыновей: “Вот они, одному он завещал Фивы, другому Аргос, третьему Эхалию, одному львиную шкуру, другому палицу, третьему лук и стрелы, а теперь им конец. Зевс, если хочешь их спасти, – спаси! Геракл, если можешь нам предстать, – явись!”
И Геракл является. Он только что вышел из царства мертвых, глаза его не привыкли к солнцу, он видит детей, жену, отца в погребальных одеждах и не верит сам себе: в чем дело? Мегара и Амфитрион, взволнованные, торопливо объясняют ему: сейчас Лик придет вести их на казнь. “Тогда – все во дворец! и когда он войдет, то будет иметь дело со мной. Я не побоялся адского пса – побоюсь ли жалкого Лика?” Хор славит молодую силу Геракла. Входит Лик, шагает во дворец, хор замирает; из-за сцены раздается стон гибнущего Лика, и хор поет победную, торжественную песню. Он не знает, что самое страшное – впереди.
Над сценой возникают две богини. Это Ирида, вестница Геры, и Лисса, дочь Ночи, божество безумия. Пока Геракл вершил двенадцать подвигов, он был под защитой Зевса, но подвиги кончены, и теперь Гера возьмет свое. Безумие нападет на Геракла, как охотник на добычу, как наездник на коня, как хмель на пьяного. Богини исчезают, на сцене только хор, он в ужасе, из-за сцены – крики, гремит музыка, дрожит земля, выбегает перепуганный вестник. Он рассказывает: сразив Лика, Геракл стал приносить очистительную жертву, но вдруг замер, глаза налились кровью, на губах выступила пена: “Это не он, не Еврисфей, а мне нужен Еврисфей, мой мучитель! Вот его дети!” И он бросается на собственных сыновей. Один прячется за колонну – Геракл поражает его стрелой. Другой бросается к нему на грудь – Геракл крушит его палицей. С третьим Мегара убегает в дальний покой – Геракл взламывает стену и разит обоих. Он оборачивается к Амфитриону и готов убить отца – но тут возникает могучая богиня Афина, покровительница Геракла, ударяет его огромным камнем, он валится и погружается в сон, и тогда лишь домочадцы связывают его и прикручивают к обломку колонны.
Внутренние покои дворца: Геракл спит у колонны, над ним – несчастный Амфитрион, вокруг – тела Мегары и детей. Амфитрион и хор оплакивают его как мертвого. Геракл медленно пробуждается, он ничего не помнит и не понимает – может быть, он снова в аду? Но вот он узнает отца, вот слышит о случившемся, ему развязывают руки, он видит свое преступление, понимает свою вину и готов казнить себя, бросившись на меч. И тут появляется Тесей.
Тесей молод, но уже славен: он освободил целый край от разбойников, он убил на Крите человека-быка Минотавра и спас свои Афины от дани этому чудовищу, он спускался в царство мертвых, чтоб добыть для друга подземную владычицу Персефону, и лишь Геракл вызволил его оттуда и вывел на белый свет. Он услышал, что злой Лик свирепствует в Фивах, и поспешил на помощь, но появился слишком поздно. “Я должен умереть, – говорит ему Геракл. – Я навлек на Фивы гнев Геры; я затмил всю славу моих подвигов ужасом этого преступления; лучше смерть, чем жизнь под проклятием; пусть торжествует Гера!” “Не надо, – отвечает ему Тесей. – Никто не безгрешен: даже Олимпийцы в небе грешны против своего отца-Титана, Все подвластны злой судьбе, но не всякий в силах ей противостать; ты ли дрогнешь? Покинь Фивы, живи у меня в Афинах, но живи!” И Геракл уступает. “Только в беде познаем мы, кто друг и кто нет, – повторяет он. – Никогда Геракл не плакал, а теперь роняет слезу. Простите, мертвые! А вы, фиванцы, плачьте и о мертвых, и обо мне, живом: всех Гера нас в один связала узел”.
И, опираясь на друга, Геракл уходит со сцены.