Category: Грамматика русского языка

  • Классификация словарей

    Классификация словарей – принципы типологии словарей, то есть варианты объединения словарей в типы, позволяющие упорядочить разнообразную лексикографическую продукцию. При систематизации словарей приходится учитывать множество различных признаков и особенностей словарей разных типов, что мешает построению полной и непротиворечивой классификации таких сложных объектов. Иногда бывает, что один словарь, совмещая разнообразные признаки, может быть отнесен к разным типам словарей.

    Рассмотрим основные принципы классификации словарей.

    Одним из важнейших является деление словарей по содержанию на энциклопедические и лингвистические. Энциклопедические словари отражают представления об окружающем мире или об отдельных его фрагментах, понятиях определенной области знаний и т. п. Лингвистические словари описывают не окружающий мир, а языковые единицы – преимущественно слова, а также морфемы, фразеологизмы и др. Основным типом лингвистических одноязычных словарей являются толковые.

    Лингвистические словари могут использовать материал одного или нескольких языков. В зависимости от этого словари делятся на одноязычные, двуязычные и многоязычные. Одноязычные словари оперируют материалом одного языка. Двуязычные словари представляют материал двух языков. Такие словари активно используются при изучении иностранного языка, при переводе с одного языка на другой. Многоязычные словари содержат материал трех или более языков ).

    В особую группу можно выделить исторические словари, которые фиксируют историческое изменение лексической системы языка, морфемной структуры слов, грамматических и стилистических характеристик слов и т. п. Исторические лингвистические словари, как правило, описывают историю развития слова в определенный период, опираясь на памятники письменности, данные диалектов и родственных языков.

    Особой разновидностью исторического словаря является этимологический словарь, объясняющий происхождение слов. Поскольку происхождение слова и жизнь слова в языке обусловлены разнообразными социальными факторами, этимологические словари опираются на данные различных областей знания: используют сведения по истории народа, религии, культуре, археологии, этнографии и т. п.

    Существуют типы лингвистических словарей в зависимости от установления и описания системных отношений между словами. Структурная организация лексической системы языка отражается в словарях омонимов, синонимов, антонимов. Своеобразным отношениям между отдельными лексемами посвящены словари паронимов. Структура словообразования и словообразовательные связи лексем описаны в словообразовательных словарях.

    Словари могут отражать как общеупотребительную лексику, так и лексику особой сферы употребления, которая классифицируется по следующим параметрам:

      Разговорная лексика устной речи ; Ненормативная лексика, включающая элементы бранной и экспрессивной лексики, а также особая лексика социальных групп и ненормативной лексики); Диалектная лексика отдельных регионов ; Специальная лексика, используемая отдельными отраслями науки и техники ; Поэтическая лексика художественных произведений.

    Стилистическим характеристикам слов посвящен стилистический словарь. Разновидностями стилистических словарей являются словари особых средств художественной выразительности: эпитетов, метафор, сравнений и т. п.

    Особую группу словарей представляют нормативные словари, которые фиксируют норму современного литературного языка. Это словари-справочники, отражающие норму правописания, произношения и ударения. Нормативными являются также разнообразные словари, посвященные сложным случаям словоупотребления, связанным с семантическими и грамматическими особенностями некоторых слов русского языка ).

    В отдельную группу можно объединить словари, характеризующие особые разновидности слов:

      Словарь, объясняющий сокращения и аббревиатуры ; Словарь рифм ; Словарь, посвященный именам собственным ; Словарь, объясняющий значение слов, заимствованных из других языков.

    Особой разновидностью словарей такого типа могут быть справочники, характеризующие лексическую систему языка с точки зрения исторической перспективы: они отмечают слова, недавно появившиеся в языке или слова, вышедшие с течением времени из активного употребления.

    В отдельную группу можно выделить словари, характеризующие слова с точки зрения частоты их употребления.

    С точки зрения аспекта описания слов словари могут быть подразделены на следующие неравноправные группы:

      Словарь, который ставит своей задачей предоставление исчерпывающей грамматической информации о слове ; Словарь, который дает представление о системе понятий и представлений о действительности, об устройстве, свойствах, функционировании и взаимоотношениях предметов и явлений окружающего мира, то есть отражает мировоззрение носителей языка ; Словарь, который приводит сведения об ассоциациях, вызываемых отдельным словом у носителей языка ; Словарь, который представляет комплексное описание семантических и грамматических характеристик слова.

    Важно отметить, что большинство словарей являются справочниками, то есть ориентированы на пассивное восприятие лексики. В последнее время разрабатываются словари активного типа, которые позволяют носителям языка, опираясь на разнообразную словарную информацию, правильно употреблять слово для выражения определенного смысла, то есть обеспечивают переход от смысла к тексту.

    В перечисленных словарях основной единицей описания, как правило, является слово. Однако лингвистические словари могут представлять другие языковые единицы.

    Некоторые словари описывают морфемную структуру слова и разные типы морфем языка. Другие словари посвящены описанию различных типов сочетаний слов, моделей согласования, управления и т. п. . В последнее время появляются отдельные словари служебных слов, специальные словари описывают фразеологические сочетания слов. Особым типом словаря с точки зрения единицы описания является словарь жестов.

  • Почему Н. А. Добролюбов писал о пьесе “Гроза”, что ее “конец… кажется нам отрадным”?

    Почему Н. А. Добролюбов писал о пьесе “Гроза”, что ее “конец… кажется нам отрадным”?

    В качестве аргументов, подтверждающих мнение критика, приведите следующие: в пьесе происходит столкновение новых веяний и старого уклада, семейно-бытовых порядков и стремления к свободе, равноправию, из которого главная героиня выходит не столько жертвой, сколько победительницей; после гибели жены решается на бунт даже Тихон Кабанов. В связи с этим все происшедшее не кажется трагическим.

    Укажите, что главной героине пьесы “Гроза” Катерине свойственны внутренняя энергия, готовность к протесту против деспотизма и самодурства. Победив, пусть и ценой жизни, злую волю Кабанихи, она способствует пробуждению Тихона. Бежит из дома вместе с Кудряшом дочь Кабановой-старшей Варвара.

    Вспомните, что романтические порывы Катерины, которая провела свою юность в родительском доме “как птичка на воле”, нашли свое выражение в чувстве к Борису. Раскаяние в супружеской неверности разрушило их любовь, но ценою жизни героиня обрела нравственную свободу. Это был ее вызов домостроевскому укладу, символом которого стала Кабанова-старшая.

    Проследите, как развивается трагедия в купеческом доме Кабановых. За высокими заборами, закрытыми ставнями и крепко запертыми замками льются невидимые слезы, взывают к отмщению погубленные судьбы. И невестка, и сын Кабанихи стараются вести себя согласно обычаям, не давать повода для материнского гнева. Но глава дома сама ищет причины обрушиться с гневом на молодых. В “темном царстве” еще процветает суеверие, там готовы слушать рассказы странницы Феклуши о людях с песьими головами, о страшных предзнаменованиях. Кабаниха уверена в своей правоте: “Ведь от любви родители и строги-то бывают…” Во взаимоотношениях ее с Диким нет фальши, им нет надобности друг перед другом “куражиться”.

    Обратите внимание на расхождение мнения критиков по поводу главного конфликта пьесы (см. статью Д. И. Писарева “Мотивы русской драмы”, в которой критик настаивает на семейно-бытовом характере коллизии в пьесе и случайной смерти героини).

    В заключение отметьте, что Н. А. Добролюбов, автор ряда статей о пьесе А. Н. Островского, определял жанр “Грозы” как драму, а не как трагедию. О главной героине он с восхищением писал: “Она рвется к новой жизни, хотя бы ей пришлось умереть в этом порыве…”

  • Рассмотрите “петербургский текст” поэмы А. С. Пушкина “Медный всадник”

    Рассмотрите “петербургский текст” поэмы А. С. Пушкина “Медный всадник”.

    Создавая сочинение на предложенную тему, укажите, что тема Северной столицы стала сквозной для классической русской литературы. Вспомните произведения А. С. Пушкина, в которых Петербург предстает в самых разных образах и реалиях: светский и трудовой – в романе “Евгений Онегин”, город русской славы и грандиозный памятник самодержавию – в стихах и поэмах.

    Рассмотрите, какое отражение в пушкинском “Медном всаднике” находят два петербургских мифа, связанных с оценкой Петра как сверхъестественного существа: богоподобного царя-реформатора и антихриста. Установите, что описание Петербурга в поэме А. С. Пушкина соответствует библейскому сюжету сотворения мира, поскольку создает ощущение чуда:

    На берегу пустынных волн

    Стоял он, дум великих полн…

    Прошло сто лет, и юный град,

    Полнощных стран краса и диво,

    Из тьмы лесов, из топи блат

    Вознесся пышно, горделиво…

    Одически хвалебная песнь “Северной Пальмире” во “Вступлении”, к поэме:

    Красуйся, град Петров, и стой

    Неколебимо, как Россия…

    Неожиданно прерывается совсем иной интонацией:

    Была ужасная пора,

    Об ней свежо воспоминанье…

    Обозначьте трагические последствия разбушевавшейся водной стихии: горе мелкого чиновника Евгения, потерявшего любимых людей, загубленные жизни и несостоявшееся счастье. Покажите, как осознание этого привело героя поэмы к бунту: сошедший с ума Евгений грозит “горделивому истукану”, но он не в силах остановить “божью кару”.

    Возникает образ третьей силы – стихии разбушевавшейся Невы. Но вина творца города в трагедии “маленького человека” неоспорима:

    О мощный властелин судьбы!

    Не так ли ты над самой бездной,

    На высоте уздой железной

    Россию поднял на дыбы?

    Петербург строился как вызов всем стихиям природы, т. к. создавался на непригодном для жилья месте ценой огромных усилий. Идея самодержавной власти превратилась в идола, “кумира на бронзовом коне”, которому приносятся человеческие жертвы.

    В заключение сделайте вывод о том, что петербургско-ленинградская тема найдет развитие в творчестве Н. В. Гоголя (“Петербургские повести”), Ф. М. Достоевского (“Белые ночи”, “Неточка Незванова”, “Преступление и наказание”, “Идиот”), Н. А. Некрасова (“Размышления у парадного подъезда”, “Еду ли ночью по улице темной…”, “Вчерашний день, часу в шестом…”), Л. Н. Толстого (“Война и мир”), А. Н. Толстого (“Хождение по мукам”, “Петр Первый”), поэтов ХХ-го века – А. А. Блока (“В ресторане”, “К Медному всаднику”, “Ночь, улица, фонарь, аптека…”, “Двенадцать”), А. А. Ахматовой (“Когда в тоске самоубийства…”, “Стихи о Петербурге”), О. Э. Мандельштама (“Петербургские строфы”, “Дворцовая площадь”, “Я вернулся в мой город…”), И. А. Бродского (“Стансы”, “Рождественский романс”).

  • Белинский В. Г

    Белинский В. Г О поэзии Пушкина

    Лирические произведения Пушкина в особенности подтверждают нашу мысль о его личности. Чувство, лежащее в их основании, всегда так тихо и кротко, несмотря на его глубокость, и, вместе с тем, так человечно, так гуманно! И оно всегда проявляется у него в форме, столь художнически спокойной, столь грациозной! Что составляет содержание мелких пьес Пушкина? Почти всегда любовь и дружба, как чувства, наиболее обладавшие поэтом и бывшие непосредственным источником счастья и горя всей его жизни. Он ничего не отрицает, ничего не проклинает, на все смотрит с любовью и благословением. Самая грусть его, несмотря на ее глубину, как-то необыкновенно светла и прозрачна; она умеряет муки души и целит раны сердца. Общий колорит поэзии Пушкина, и в особенности лирической, – внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность. К этому прибавим мы, что если всякое человеческое чувство уже прекрасно по тому самому, что оно человеческое (а не животное), то у Пушкина всякое чувство еще прекрасно, как чувство изящное. Мы здесь разумеем не поэтическую форму, которая у Пушкина всегда в высшей степени прекрасна; нет, каждое чувство, лежащее в основании каждого его стихотворения, изящно, грациозно и виртуозно само по себе: это не просто чувство человека, но чувство человека-художника, человека-артиста. Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве Пушкина. В этом отношении, читая его творение, можно превосходным образом воспитать в себе человека, и такое чтение особенно полезно для молодых людей обоего пола. Ни один из русских поэтов не может быть столько, как Пушкин, воспитателем юношества, образователем юного чувства. Поэзия его чужда всего фантастического, мечтательного, ложного, призрачно-идеального; она вся проникнута насквозь действительностью; она не кладет на лицо жизни белил и румян, но показывает ее в ее естественной, истинной красоте; в поэзии Пушкина есть небо, но им всегда проникнута земля. Поэтому поэзия Пушкина не опасна юношеству, как поэтическая ложь, разгорячающая воображение, – ложь, которая ставит человека во враждебные отношения с действительностью, при первом столкновении с нею, и заставляет безвременно и бесплодно истощать свои силы на гибельную с ней борьбу. И при всем этом, кроме высокого художественного достоинства формы, такое артистическое изящество человеческого чувства! Нужны ли доказательства в подтверждение нашей мысли? – Почти каждое стихотворение Пушкина может служить доказательством. Если бы мы захотели прибегнуть к выпискам, им не было бы конца.

  • В. А. Солоухин

    В. А. Солоухин

    С началом “оттепели” лиризм как повышенная субъективность художественного дискурса распространился на прозу и драматургию. Это была своеобразная переплавка обострившегося чувства времени, оживающей активности личности в структурное качество художественного текста – в наполнение слова энергией настроения, волевого напора, в “оличнение” текста, постепенное оттеснение безличного субъекта речи голосом живого человека, не умеющего и не желающего прятать за нейтральной фразой свое отношение к тому, что видит и описывает.

    Самые значительные и радикальные сдвиги под влиянием лирического сознания происходили в поэзии и прозе. В том, что лирическая экспансия подстегнула развитие поэзии, вообще-то нет ничего удивительного, новым и неординарным было то, что с начала “оттепели” лирическая тенденция распространилась на прозу, которая, как известно, традиционно предрасположена к оформлению эпического сознания. В прозе периода “оттепели” энергичное влияние лирического сознания привело к рождению новых жанровых и стилевых форм и даже к образованию целых художественных потоков.

    Есть определенная закономерность в том, что одним из характерных явлений в прозе второй половины 1950-х годов стали лирические дневники, написанные поэтами. Почти одновременно увидели свет “Владимирские проселки” (1957) Владимира Солоухина, “Дневные звезды” (1959) Ольги Берггольц, “Ледовая книга” (1959) Юхана Смуула.

    Профессиональные литераторы, поэты со сложившейся репутацией, носители книжной культуры, в которой не только спрессован жизненный опыт, но и окаменели художественные клише и шаблоны, избрали независимо друг от друга жанр лирического дневника как форму, которая должна знаменовать выход за пределы беллетристических канонов, общение с жизнью напрямую, непосредственно, осязание ее “в сыром виде”. Сами авторы дневников чувствуют, что корка литературных шаблонов стала мешать им видеть окружающую жизнь объемно и полно.

    Книга Солоухина подчеркнуто биографична. Биографизм в ней выступает не только в качестве жизненной основы, он становится особой стилевой метой лирического дневника, создавая атмосферу доверительности, прямого, неофициозного общения с читателем. В такой атмосфере органично звучат и исповедь, и проповедь. А во “Владимирских проселках” эти обе формы речевых интенций вступают в тесный контакт – исповедь незаметно переходит в проповедь. При этом дидактическая интенция, свойственная проповеди, скрадывается здесь самой формой лирического дневника, которая предполагает раскованность и непосредственность высказывания субъекта, свободу от какой бы то ни было сюжетной заданности. На самом же деле вызываемый хронологически упорядоченной цепью впечатлений от увиденного поток ассоциаций, вроде бы вольно текущих, не скованных ни временной, ни пространственной зависимостью, создает некий тайный сюжет – со своей интригой и своим драматизмом.

    Это книга открытий, и собственно интрига состоит в том, что герой совершает открытие в знакомом и, казалось бы, хорошо известном мире. Одно из первых по-своему парадоксальных открытий, которое совершают, причем совершают, что называется, походя, без удивления, герои всех

    Лирических дневников 1950-х годов, – это открытие неразрывной связи своей собственной, частной биографии и ее перипетий с биографией страны, с тем, что происходило в масштабах Большой истории. Физически совершая путешествие в пространстве, они душою совершают путешествие во времени. Рассказывая о себе, они рассказывают о времени, о своих отношениях со своей эпохи.

    И всегда в той или иной мере внутренним нервом лирического повествования становится процесс проверки лирическим героем своих прежних представлений о действительности, о стране, об ее истории – а в общем, это процесс пересмотра той системы духовных ценностей, которая сложилась в сознании советского человека. Герой “Владимирских проселков” открывает в близком, в сущности повседневно знакомом мире подмосковных, владимирских деревень полузабытый огромный материк отечественной истории и восстанавливает духовную связь со своими корнями.

    Лирический дневник – исповедь о преодолении героем канонических, окаменелых, привычных представлений о советской действительности; они свидетельствовали о его приближении к реальности, которая оказалась богаче, сложнее и драматичнее книжных клише и шаблонов.

  • Б. А. Ахмадулина

    Б. А. Ахмадулина

    Поэты среднего (“шестидесятнического”) поколения переместили акмеистическую поэтику в измерение элегической традиции: наиболее показательно в данном случае творчество Беллы Ахмадулиной, Александра Кушнера и Олега Чухонцева. Элегичность этих поэтов не одинакова. Ахмадулина наиболее близка к романтической элегии: ее зрение сосредоточено на том, как “старинный слог”, напор ассоциаций, уходящих, а точнее, уводящих в память культуры, преображает настоящее, в сущности, пересоздает время по воле вдохновенного поэта. Ахмадулина создала романтический вариант неоакмеизма.

    У Ахмадулиной всегда и обязательно “в начале было слово”: именно слово наполняет природу красотой и смыслом. Возникает характерная для романтического сознания оппозиция между миром, созданным магией слова, и реальностью, которая всего лишь “материал” для волшебных трансформаций. Не может быть сомнений в том, какой из миров дорог и близок поэту. Однако в полном соответствии с романтической традицией лирическая героиня Ахмадулиной не совершает окончательный выбор, а остается “на пороге как бы двойного бытия” (Тютчев): “”Я вышла в сад”, – я написала. Я написала? Значит, есть хоть что-нибудь? Да, есть и дивно, что выход в сад – не ход, не шаг. Я никуда не выходила, Я просто написала так: “Я вышла в сад””… Сама эта концовка стихотворения показательна: с одной стороны, признается хрупкая условность “выхода в сад”; с другой, именно это призрачное действие (“Я никуда не выходила. Я просто написала так…”) замыкает текст стихотворения в кольцо – в устойчивую и стабильную структуру, не случайно символизирующую вечность, состояние, прямо противоположное мимолетному и преходящему.

    Стихотворение “Сад” вполне может быть прочитано как ключ к эстетике Ахмадулиной, так как во многих других ее текстах прослеживаются аналогичные мотивы.

    У Ахмадулиной Поэт как бы заменяет собой воспетый им мир. Но и сам Поэт, создавая свои слова, непременно соотносит их с окружающим миром-текстом, и потому сочинение стихов ни в коем случае не противоположно миру, а, наоборот, посвящено разгадке заложенных в него культурой смыслов, их усилению, актуализации.

    Этому мирообразу соответствует избранная Ахмадулиной стилевая тональность. Поэта нередко упрекали и упрекают в манерности. Дело в том, что она обнаруживает искусственное – т. е. производное от искусства – за всем тем, что кажется естественным, рутинным и даже природным. Эту важную работу выполняет ее “манерный” стиль. К тому же в ее стиле всегда присутствует ощутимая самоирония, призванная передать откровенную и обнаженную хрупкость поэтической утопии красоты и счастья, разлитых в мире повсеместно. Оборотной стороной этой иронии оказывается трагический стоицизм: поэт пересоздает мир в красоту, вопреки всему страшному, происходящему вокруг: “А ты – одна. Тебе подмоги нет И музыке трудна твоя наука – не утруждая ранящий предмет открыть в себе кровотеченье звука” (“Уроки музыки”, 1963); “Слова из губ – как кровь в платок. Зато на век, а не на миг” (“Песенка для Булата”, 1972).

    По поэтической логике Ахмадулиной, всякий настоящий поэт одновременно обладает мифологической силой, ибо наполняет реальность ценностью и значением и окружен трагическим ореолом, так как создаваемое им или ею мироздание принципиально хрупко и беззащитно – таким же, абсолютно беззащитным перед историей и судьбой оказывается и сам поэт, распахнувший свою душу вовне. Трагическая плата за поэзию проступает и в постоянном для Ахмадулиной мотиве муки, пытки творчеством: “Я измучила упряжью шею. Как другие несут письмена – я не знаю, нет сил, не умею, не могу – отпустите меня” (“Это я…”, 1967). Трагически в трепетный и теплый мир Ахмадулиной вступает тема творчества и неотлучная от нее тема немоты. Немоты, если молено так выразиться, “физиологической”, немоты страха: ведь каждый звук, чтоб быть

    Верный, должен быть обеспечен болью, и надо загодя накапливать муки, дабы свершилась “казнь расторжения горла и речи*.

    Ахмадулина не скрывает страха перед трагической миссией поэта. Она предпочитает роли “человека-невелички” (“Это я – человек-невеличка, всем, кто есть, прихожусь близнецом…”), светской дамы, подруги всех своих друзей или, в крайнем случае, плакальщицы и послушницы в храме погибших поэтов. Но “привычка ставить слово после слова” превращается в “способ совести” – “и теперь от меня не зависит”.

  • Непостоянные признаки прилагательного

    Что такое непостоянные признаки прилагательных?

    Непостоянные морфологические признаки прилагательных – ряд изменяемых грамматических категорий. Их значение зависит от грамматических признаков существительного, с которым прилагательное согласуется. В отличие от постоянных, непостоянные признаки прилагательных свойственны всем словам данной части речи, не зависимо от того, к какому разряду по значению они относятся.

    Примеры прилагательных с непостоянными признаками в словосочетаниях: спелый арбуз, шерстяного одеяла, синим карандашом, в хрустальной вазе, о лесных зверях.

    Какие бывают непостоянные признаки прилагательных?

    В русском языке существует три непостоянных грамматических признака прилагательных:

      Род – признак, указывающий на родовую принадлежность прилагательного.

        Мужской ; Женский ; Средний.

      Число – признак, указывающий на количество предметов, которым присуще называемое прилагательным качество.

        Единственное ; Множественное.

      Падеж – категория, определяющая синтаксические отношения прилагательного с существительными. Краткие прилагательные не склоняются по падежам.

        Именительный ; Родительный ; Дательный ; Винительный ; Творительный ; Предложный.
  • Местоимения-прилагательные

    Что такое местоимения прилагательные?

    Местоимения прилагательные – это разряд местоимений, которые имеют лексические, грамматические и синтаксические признаки прилагательных:

      Называют признак предмета; Отвечают на вопросы Какой? Чей?; Изменяются по числам, родам и падежам, то есть склоняются так же, как прилагательные; В словосочетаниях согласуются с существительными; В предложениях, как правило, выступают определением, но если заменяют существительное, то могут выполнять роль подлежащего или дополнения, в редких случаях употребляются в качестве части составного сказуемого.

    Примеры Местоимений-прилагательных в словосочетаниях: другие люди, самый хороший совет, каждый день, ничьи туфли, мои карандаши, та картина.

    Типы местоимений-прилагательных

    В русском языке выделяют шесть групп местоимений прилагательных, различающихся по значению:

    Притяжательные – указывают на принадлежность предмета какому-либо лицу:

      Первому лицу – мой, наш; Второму лицу – твой, ваш; Третьему лицу – его, ее, их ; Возвратное – свой.

    Указательные – служат для выделения определенного предмета или признака. Определительные – обозначают обобщенный признак предмета. Вопросительные – указывают на предметы или признаки, которые не известны говорящему, в речи чаще всего используются в вопросах или в предложениях с подчинительной связью. Неопределенные – называют неизвестный либо неточно известный говорящему предмет или признак. Отрицательные – обозначают отсутствие предмета или признака.

  • ЧИЧИКОВ – ЗАГАДОЧНЫЙ ГЕРОЙ В ПОЭМЕ Н. В. ГОГОЛЯ “МЕРТВЫЕ ДУШИ”

    КЛАССИКА

    Н. В. ГОГОЛЬ

    ЧИЧИКОВ – ЗАГАДОЧНЫЙ ГЕРОЙ В ПОЭМЕ Н. В. ГОГОЛЯ “МЕРТВЫЕ ДУШИ”

    В момент назревшего слома устоев в жизни общества и государства перед лицом грядущих реформ создает поэму “Мертвые души” Н. В. Гоголь. Перелом этот, перемены, идущие за ним, затронут не только политическую систему Российской империи, но и преобразят самого россиянина.

    Предвидя это, Гоголь был обеспокоен тем, что же будет из себя представлять новый человек. Показать его, нового, пока еще набирающего силу, – вот одна из целей написания поэмы “Мертвые души”.

    Начинается поэма с появления Чичикова, главного ее героя, в губернском городе NN. И что же мы видим?

    “Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным”.

    Интересно, что Чичиков въехал в город NN незаметно, тихо, не производя ни малейшего фурора своим приездом.

    Город NN с окрестностями олицетворяет собою старую Россию, Россию крепостную и барскую, Россию ленивую, инертную, затянутую паутиной скуки. Жизнь в ней течет медленно, без потрясений.

    Новый класс в России нарождается так же незаметно, как незаметно Чичиков прибывает в NN. И так же, как NN олицетворяет собой Россию, Чичиков олицетворяет собою новый тип человека. Внешность у него крайне невыразительна. Ведь он – не личность, а лишь тип.

    Так что же собою представляет этот новый человек? Посмотрим на Чичикова снаружи.

    “Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод”.

    Как видно, внешне он самый заурядный, так называемый средний человек и ничем не выделяется из гущи NN-ских обитателей, не отличаясь ни ростом, ни красотою, впрочем, и уродством тоже. Он – такой, как все.

    Но это лишь внешне.

    У него коренным образом изменен менталитет. Система

    Ценностей у этого человека совершенно иная, нежели у толпы, с которой он смешался.

    Для того чтобы понять, что стал представлять собою Чичиков в зрелом возрасте, мне думается, необходимо заглянуть в его детство, понять, как формировались его характер и образ мысли, под чьим влиянием это происходило.

    Маленький Павлуша Чичиков родился в семье маленького чиновника. Все его детство до школы (училища) прошло в четырех стенах, в убогой обстановке, в затхлой атмосфере. Окна в доме никогда не открывались, и в доме царило тяжелое удушье. К тому ж отец Чичикова, человек хронически больной, всегда сидел дома, беспрестанно вздыхал, ходил по комнате и плевал в стоящую в углу песочницу, являя собой воплощение уныния.

    Любые попытки хоть чуть-чуть нарушить порядок вещей, хотя бы, выписывая буквы, приделать к ним закорючку или хвост, сурово карались отцом, который старательно отбивал у маленького Павлуши всякую склонность к фантазии и свободной мысли.

    Разумеется, такое детство искалечило нежную, легко ранимую, еще только формирующуюся психику Павлуши. И вместе с бледными воспоминаниями о детстве, о тесноте и убогости обиталища и вообще о самом образе жизни своей семьи Чичиков вынес желание жить не так, жить лучше, но касалось это лишь материального благополучия.

    И гидом его на пути к достижению желаемого положения стали неверные, заведомо ложные догмы, привитые ему отцом перед вступлением Чичикова в самостоятельную жизнь и жадно впитанные Павлушей.

    “Смотри же, Павлуша, учись, не дури и не повесничай, а больше всего угождай учителям и начальникам. Коли будешь угождать начальнику, то хоть и в науке не успеешь и таланту бог не дал, все пойдешь в ход и всех опередишь”.

    И еще одна отцовская идея, ставшая основным чичиковским жизненным принципом: “…а больше всего береги копейку: эта вещь надежнее всего на свете… Все прошибешь копейкой”.

    Вот оно!

    Копейка, возведенная в идолы.

    Чичиковский золотой телец.

    Чичиковский эрзац счастья.

    Главная ценность всего поколения, всего класса, который я рискну назвать медицинским термином “новообразование”, – деньги.

    Деньги. Цель и средство одновременно.

    Универсальное мерило всех ценностей. Олицетворение благополучия, стабильности, надежности, безопасности, гарант общественной любви и уважения.

    Вот что такое копейка для Чичикова и для миллиона других Чичиковых, идущих ему вслед.

    Отцовские деньги он не только не растранжирил, а еще и преумножил, пускаясь при этом на немыслимые ухищрения.

    И вырос из Чичикова совершенно новый для той эпохи тип человека.

    Делец.

    Даже не честно работающий предприниматель, а именно делец.

    Презрение, вкладываемое Гоголем в это слово, раскрывается нам после того, как автор рифмует его со словом “подлец”.

    Вот раскрывается и его натура.

    Делец – подлец.

    Беспринципный, ни с чем не считающийся, преодолевающий и моральные, и физические преграды в погоне за копейкой.

    Ему не тошно прислуживаться, льстить, давать и брать взятки, помыкать и быть помыкаемым. Его психологию можно сравнить с психологией манновского Дидриха. Это – рабская психология. Он самовлюблен. Достаточно вспомнить эпизод, когда, разглядывая себя в зеркале, Чичиков, не сдержав умиления, потрепал себя за подбородок и ласково сказал: “Ах ты мордашка эдакой!”

    Он умен, изобретателен, находчив. Но весь свой ум он использует крайне однобоко, идя по пути обогащения.

    Он крайне беден духовно, не имеет никаких моральных принципов, достаточно силен, чтобы устранить со своего пути любое препятствие.

    Вот он, новый человек. Таким рисует его Гоголь.

    Мне видится, что сам автор презирает своего героя, иронизирует над ним (хотя бы в сцене с самолюбованием) и опасается за будущее – неужто Россия превратится в страну бездушных дельцов, в страну Чичиковых?

    Проблема, поднятая еще Гоголем, неожиданно актуальной становится в нашу эпоху, когда перелом политического строя привел к краху сложившихся моральных устоев, к утрате духовными ценностями своей значимости и к росту влияния и значимости материальных благ.

    Сама собою напрашивается параллель между Чичиковым и явлением “новых русских”.

    Смотря в прошлое, я могу сказать, что опасения Гоголя в отношении перерождения русского человека не подтвердились.

    Оправдаются ли наши?

    И закончить мне хотелось бы фразой, которая воистину подходит на все времена:

    “Русь, куда ж несешься ты?”

  • Время создания и жанр

    М. А. Булгаков. Роман “Белая гвардия”

    Время создания и жанр

    Сам писатель относил формирование замысла романа к 1922 году. Закончено произведение было в 1925 году.

    Жанр. “Белая гвардия” начинается как семейный роман, но развитие ситуации приводит к расширению романного пространства и постановке общечеловеческих, философских проблем. Таким образом, жанр “Белой гвардии” следует определять как философский роман.

    Сюжет

    Действие романа происходит зимой 1918-1919 года в некоем Городе, в котором явно угадывается Киев. Город занят немецкими оккупационными войсками, у власти стоит гетман “всея Украины”. Однако со дня на день в Город может войти армия Петлюры.

    В центре повествования – “белая гвардия”: семья Турбиных (врач Алексей Турбин, его младший брат Николка, унтер-офицер, их сестра Елена) и друзья семьи – поручик Мышлаевский, подпоручик Степанов и поручик Шервинский. Муж Елены, капитан генерального штаба Тальберг, объявляет жене о том, что немцы оставляют Город и он уезжает вместе с ними. Для защиты от наступающих войск Петлюры в Городе начинается формирование русских военных соединений. В одно из них вступают Карась, Мышлаевский и Алексей Турбин. Однако на следующую ночь гетман и генерал Белоруков бегут из Города и дивизион распускается. Алексей, которому не сообщили о роспуске дивизиона, натыкается на петлюровцев и получает ранение. Его укрывает у себя в доме незнакомая ему женщина по имени Юлия Рейсс, а на следующий день отвозит его домой. Одновременно с Алексеем к Турбиным приезжает из Житомира племянник Тальберга Ларион, переживший личную драму.

    Тем временем полковник Най-Турс получает приказ охранять Политехническое шоссе. Поняв, что он и его солдаты оказались в западне, полковник отдает приказ бежать, а сам погибает. Свидетелем его гибели оказывается Турбин-младший. Спустя три дня Николка сообщает матери и сестре Ная подробности его гибели, помогает найти и похоронить полковника. Рана Алексея воспаляется, кроме того, начинается сыпной тиф. Он чудом остается в живых.

    В ночь со 2 на 3 февраля начинается выход петлюровских войск из Города. Слышен грохот орудий большевиков, подошедших к Городу.

    Тематика и проблематика

    Роману предпосланы два эпиграфа, во многом помогающие понять его замысел. Первый взят из “Капитанской дочки” Пушкина: “Пошел мелкий снег, и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. – Ну, барин, – закричал ямщик, – беда, буран!” Образ разбушевавшейся стихии становится в романе одним из сквозных и связан с булгаковской трактовкой истории.

    Второй эпиграф носит библейский характер: “И судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими”. Этот эпиграф взят из “Откровения” Иоанна Богослова, книги, известной под названием Апокалипсис. Апокалиптическая тема приобретает значение стержневой, она все время возникает на страницах романа, заставляя читателя соотносить все происходящее с картинами Страшного суда. С помощью этого эпиграфа Булгаков вводит все события, развивающиеся в романе, в зону вечного времени.

    Мотив эпиграфов развивает начало романа. В первой главе возникает тема заблудившихся в буране революции людей, которые должны будут сделать свой выбор, найти свое место в новой России.

    Тема романа – судьба интеллигенции (“белой гвардии”) и шире – человека вообще в период исторических катаклизмов. В центре произведения семья Турбиных, воплощение цвета русской интеллигенции, сохранившая в непростое время, в котором им довелось жить, вечные, незыблемые ценности. Именно поэтому их дом притягивает к себе близких, друзей и знакомых. К ним сестра Тальберга посылает своего сына, Лариосика. А сам Тальберг, глубоко чуждый Турбиным по духу человек, напротив, оставляет их дом. Сюда, как к спасительной пристани, прибывают Мышлаевский, Шервинский, Карась.

    Жизнь героев неразрывно связана с их домом, с той обстановкой, в которой они воспитывались. Изразцовая печка, бронзовые часы, играющие гавот, и другие, бьющие башенным боем; ковры – на одном из них изображен царь Алексей Михайлович с соколом на руке, лампа под абажуром, лучшие на свете шкафы с книгами.

    Конфликт

    Конфликт произведения состоит в столкновении Дома (малого пространства) и Города (шире – Мира, большого пространства).

    Дом Турбиных – островок спокойствия и уюта в “страшном” мире, где происходят войны, революции и льется кровь. “Скатерть, несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна… Полы лоснятся, и в декабре, теперь, на столе, в матовой, колонной вазе голубые гортензии и две мрачных и знойных розы”. Сюда приходят замерзший Мышлаевский, Шервинский, Карась, нелепый Лариосик. Именно он точно выразил самую суть Дома, противостоящего эпохе жестокости и насилия, сказав, что здесь, в этом доме, оживаешь душой: “и в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя оторванным от внешнего мира… А он, этот внешний мир… согласитесь сами, грозен, кровав и бессмыслен”.

    Но в то же время дом – часть Города, в котором царят разрушение, ужас и смерть. Город предстает в романе в двух обличьях. Раньше он был “прекрасный в морозе и в тумане на горах, над Днепром”. Но облик его резко изменился, сюда бежали “…промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные и алчные, трусливые. Кокотки, честные дамы из аристократических фамилий…” и многие другие. И город зажил “странною, неестественной жизнью…”

    Турбины и все остальные герои произведения оказываются перед необходимостью решать вопрос, как жить дальше. Старая Россия погибла, а с ней – и незыблемая система ценностей. Для “белой гвардии” одной из центральных оказывается проблема долга и чести. Они – русские офицеры, которые присягали на верность царю и отечеству. Но как следовать своему долгу и сохранить честь, когда исчезла империя, царь, армия – все то, чему они обещали служить?

    Каждый из героев решает эту проблему по-своему. Елена, хранительница семейного очага, воплощение женственности, всеми силами старается сохранить прежнюю атмосферу дома. Алексей, на которого, как на старшего, падает основной груз ответственности, выглядит наиболее растерянным. Но и он не изменяет своим прежним морально-нравственным ценностям: не подает руки Тальбергу, записывается в дивизион. Най-Турс спасает юнкеров от бессмысленной смерти, Никол – ка Турбин, рискуя жизнью, помогает семье Най-Турса найти его тело и т. д.

    Много внимания Булгаков уделяет выяснению позиции Тальберга. Это антипод Турбиных, человек, лишенный моральных устоев и нравственных принципов. Ему ничего не стоит поменять свои убеждения, если это выгодно для карьеры. Во время Февральской революции он первым нацепил красный бант, принимал участие в аресте генерала Петрова. Но в городе часто менялись власти, и Тальберг не успевал оценить ситуацию. Сделав ставку на гетмана, он прогадал и вынужден был бежать. Спасая собственную шкуру, Тальберг подло бросает свою жену Елену, дом, семью, очаг.

    Турбины же смогли сохранить свой дом, сберечь жизненные ценности, сумели устоять в водовороте событий, охвативших Россию. Они ни в чем не изменяют себе, не меняют своего образа жизни. Ежедневно в их доме собираются друзья, которых, как и прежде, встречают свет, тепло, накрытый стол. Турбины перед лицом смертельной опасности сумели остаться верными вечным нравственным ценностям, которые существуют вне времени.

    Герои – накануне новой жизни; они верят, что все худшее осталось в прошлом: “Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?”