Category: Грамматика русского языка

Обзор творчества М. И. Цветаевой. Стихотворения

“Рассвет на рельсах”

Стихотворение “Рассвет на рельсах” было написано в 1922 году. Цветаева не приняла и не поняла Октябрьскую революцию, и в мае 1922 года она вместе с дочерью уехала за границу к мужу. В эмиграции, на чужбине, и было создано это стихотворение. Центральная тема – тема тоски по родине. Ранним утром, до рассвета, “покамест день не встал”, лирическая героиня грезит о родном крае. Она “восстанавливает” его облик из сырости, серости, сирости и свай. Приметы родины

Печальны, но тем не менее она желанна и любима. Рельсы – символ пути в Россию, пока серо, сыро и не рассвело, кажется, что “Москва за шпалами”:

Так, под упорством глаз –

Владением бесплотнейшим

Какая разлилась

Россия – в три полотнища!

Но с другой стороны, “невидимые рельсы” – это еще и путь оттуда, по которому катятся “вагоны с погорельцами”. Эмигранты сравниваются с погорельцами, потому что их родины, их дома, той России, в которой они выросли, уже нет. Появилась другая, “новая” Россия, которую они не смогли принять.

КЛАССИКА

А. П. ЧЕХОВ

РАССКАЗ А. П. ЧЕХОВА “ИОНЫЧ” – ВЕЧНАЯ ТЕМА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

После смерти Чехова Л. Н. Толстой сказал: “Достоинство его творчества в том, что оно понятно и сродно не только всякому русскому, но и всякому человеку вообще. А это главное”. Предметом исследования Чехова становится внутренний мир человека. Чехов написал немало рассказов и по праву считается мастером короткого рассказа, на двадцати страницах ему удается поставить и раскрыть громадные проблемы, извечно стоящие перед человечеством, такие, как проблемы человеческого счастья, истинной любви, накопительства и равнодушия. Чехов вскрывает общественные язвы и нарывы, показывает миру их во всей своей отвратительной сущности. Писатель хочет разбудить в человеке все самое лучшее, иногда спящее под толстой черствой коркой равнодушия, эгоизма и обывательщины. В таких рассказах, как “Крыжовник”, “Ионыч”, Чехов показывает опасность возможного морального равнодушия, разложения, обывательского образа жизни. Из молодых и энергичных людей, которые могут сделать много полезного в жизни, возможно, даже преобразить мир, сделав его лучше, получаются жирные и обрюзгшие существа, апатичные и равнодушные ко всему, для которых вся жизнь превратилась в несколько аршинов земли или в хрустящие бумажки. Человек не может быть счастлив на клочке земли, ему нужен простор, ему нужен весь мир. Чехов призывает, чтобы всякий человек не был замкнут на своих мелких делах и проблемах, чтобы не оставался равнодушным к судьбам других. Надо, чтобы у каждого счастливого за дверью стоял человек с молоточком и напоминал, сколько много еще в мире остается несчастья.

В рассказе “Ионыч” описана деградация человека под влиянием среды: молодой талантливый и энергичный врач незаметно превращается в апатичного обывателя, накапливающего капитал.

От возвышенных идеалов юности ничего не остается, и Старцев мечтает только о спокойной и сытой жизни.

Старцев приезжает в город С. молодым талантливым врачом, с высокими идеалами и помыслами, с желанием чего-то незаурядного, он любил напевать: “Когда еще я не пил слез из чаши бытия…” Тогда Старцев всеми силами старался быть полезным людям, он почти не бывал в городе, все свое время отдавал работе. Работа составляла для него смысл жизни, ради нее он был готов пожертвовать свободным временем, отказываясь от развлечений. Он много работает, не зная отдыха, однообразные будни, наполненные бесконечными больными, поначалу совсем не раздражают Старцева. Ему советуют, как интеллигентному человеку, побывать в доме у Туркиных. На самом деле Туркины представляли собой типичную обывательскую семью, где хозяйка писала бездарные романы, а дочка играла на фортепиано весьма посредственно, шутки же отца были плоскими, избитыми. Так что “талантливость” самой образованной в городе С. семьи Туркиных на поверку была мнимой. Старцев влюбился в дочь Туркиных, Екатерину Ивановну, которую домашние звали забавным именем Котик. Дмитрий Ионыч ради своей любви был готов на многое, даже пошел на встречу вечером на кладбище, точно желторотый гимназист, но Котик отказала ему, вообразив себя блестящей пианисткой. Сцена ожидания Старцева полна трагизма. Как только луна ушла под облака, все потемнело, но потемнело не только вокруг, занавес опустился на душу Старцева, оставив только Ионыча.

Вернувшаяся Екатерина застала уже совсем другого Старцева, Старцева, которому становится неловко за прошлую любовь, мечты, надежды. Всякий раз, вспоминая, как он бродил по кладбищу или как ездил по всему городу в поисках фрака, Ионыч лениво потягивался и говорил: “Сколько хлопот, однако!” Нынешний Старцев уже думает лишь о приданом, у него главным увлечением является пересчитывание хрустящих бумажек. Тогда, в молодые годы, Старцев горевал только три дня после отъезда Котика. Во время второй встречи в саду в душе Старцева затеплился вроде маленький огонек, способный, разгоревшись, рассеять пелену в его душе, но мысль о бумажках, приятно шелестящих в руках, загасила этот огонек навсегда. В последующие несколько лет Старцев, еще больше пополнел, ожирел, теперь он тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. У него есть тройка, несколько домов и счет в банке. Теперь это обычный грузный обыватель, равнодушный и черствый, эдакий Ионыч.

Превращение энергичного Старцева в Ионыча происходит постепенно. Сначала он испытывает приятную истому, сидя в мягких креслах у Туркиных, ничего не делая. Старцев зарабатывает все больше и больше денег, его благосостояние растет. Он покупает бричку, перестает ходить пешком. Постепенно он втягивается в жизнь городского общества, состоявшего сплошь из обывателей, ранее столь презираемых им. Прежде выгодно отличавшийся от жителей города пылкостью чувств и горячими движениями души, Старцев в корне меняется, теперь он снисходительно смотрит на свои былые молодые порывы, ему смешны мысли о любви, о труде. Ожирение физическое подкрадывается незаметно, так же как и моральное. Та бездеятельная и бесполезная жизнь, которую вели сливки городского общества, не подходила Старцеву, зато она стала повседневностью существования Ионыча. Тем ужаснее выглядит деградация такого человека, как Старцев, ведь он вполне осознавал свое падение и не сопротивлялся ему. Жалуясь на окружающую среду, он тем не менее мирится с нею. Ионыча уже ничто не могло вывести из духовной спячки, но для Старцева был выход, он еще мог изменить свою жизнь, посвятив себя Екатерине и служению медицине, вовсе не превращая

Медицину в выгодное дело для своего кармана. Старцев мог очень достойно прожить свою жизнь. Нет ничего тоскливее и бесполезнее, чем жизнь таких, как Ионыч.

А. П. Чехов предостерег нас, читателей, от духовного разложения и отупения, подчеркнув, что нельзя подчиняться влиянию губительной среды. Ведь нет ничего ужаснее распада, разложения человеческой личности.

В рассказе “Ионыч” А. П. Чехов мастерски описал новую форму общественной болезни – деградацию личности.

A. H. Островский

Драма “Гроза”

Темы, мотивы, символы

В “Грозе” соединились и получили новую жизнь многие важнейшие мотивы творчества А. Н. Островского. Противопоставив “горячее сердце” – молодую, смелую и бескомпромиссную в своих требованиях героиню – “косности и окаменелости” старшего поколения, писатель шел по пути, началом которого были его ранние очерки и на котором он и после “Грозы” находил новые, бесконечно богатые источники захватывающего, жгучего драматизма и “крупного” комизма. В качестве защитников двух основных принципов (принципа развития и принципа косности) А. Н. Островский вывел героев разного склада и характера.

Нередко считают, что “рационализм”, рассудочность Кабанихи противопоставлены стихийности, эмоциональности Катерины. Но рядом с рассудительной “охранительницей” Марфой Кабановой А. Н. Островский поставил ее единомышленника – “безобразного” в своей эмоциональной неуемности Савела Дикого, а выраженную в эмоциональном порыве устремленность в неизведанное, жажду счастья Катерины “дополнил” жаждой познания, мудрым рационализмом Кулигина.

“Спор” Катерины и Кабанихи аккомпанируется спором Кулигина и Дикого, драма рабского положения чувства в мире расчета (постоянная тема А. Н. Островского – начиная с “Бедной невесты” вплоть до “Бесприданницы” и последней пьесы драматурга “Не от мира сего”) здесь сопровождается изображением трагедии ума в “темном царстве” (тема пьес “Доходное место”, “Правда хорошо, а счастье – лучше” и других), трагедия поругания красоты и поэзии – трагедией порабощения науки дикими “меценатами” (ср. “В чужом пиру похмелье”).

Вместе с тем “Гроза” была совершенно новым явлением в русской драматургии, невиданной до того народной драмой, привлекшей к себе внимание общества, выразившей современное его состояние, встревожившей его мыслями о будущем. Именно поэтому Н. А. Добролюбов посвятил ей специальную большую статью “Луч света в темном царстве”.

Между тем, сегодня “Грозу” читают не как борьбу “старого” и “нового”, а как “борьбу личности и толпы”.

Катерина – личность. Хотя у нее нет аналитического мышления, но у нее есть чувство особенности, чувство “Я”, ответственности за себя перед собой, то есть чувство личности. Катерина сама не осознает, но в ней есть ощущение: “Мне никто ничего не должен – я должна себе”. И чем больше Катерину обижают, тем сильнее в ней это чувство. Причем нарочно Катерину никто не обижает, но ей обидна формальность, принуждение, бессодержательность и т. д. Бориса она полюбила – “на безлюдье”, так как он смотрел на нее с уважением, восхищением, хотя как личность он ничего из себя не представляет. Катерина разрешила себя полюбить, так как это была возможность проявить, развить свое “Я”. В этой ситуации нравственная ситуация для нее важнее, чем условная: “Греха не побоялась, разве побоюсь людской молвы?”. Трагической развязкой является не то, что Катерина в реку кинулась, а гроза во время прогулки, во время которой Катерина осознает свой грех и принародно в нем признается. После грозы жизнь Катерины – сплошной ужас, так что даже робкий Тихон, жалея, пытается защитить ее от Кабанихи. И тогда выходом для Катерины становятся воды Волги.

Теория мотивов и ее вариации

Термин Мотив впервые появился в ХVIII веке как термин музыкальный, однако быстро прижился в литературоведческом лексиконе, и теоретики немецкого романтизма (начало ХIХ века) уже активно им пользовались. Однако подлинно научное значение он приобрел после фундаментальных исследований выдающегося русского филолога А. Н. Веселовского (1838 – 1906). Обладая широчайшей эрудицией и великолепно владея новейшими для того времени методологиями анализа, Веселовский создал стройное учение о зарождении и взаимопроникновениях разных элементов художественного сознания в любых – даже очень несхожих культурах. Веселовский предлагал по мере необходимости абстрагироваться от конкретных форм словесного творчества, сосредоточившись на фундаментальных моментах сходства (скажем, почему все культуры имеют сказки или лирические песни, и т. д.).

Применив этот метод к исследованию мировых сюжетов, Веселовский предложил вычленять Мотивы – простейшие, далее не членимые повествовательные единицы (например, представление солнца и луны мужем и женой, ставшее основой для огромного числа мировых сюжетов), и Сюжеты – темы, “в которых снуются разные положения-мотивы” .

Другими словами, сюжет – это причудливая комбинация мотивов, когда те же самые структурные элементы оказываются в разных позициях и разных связях (отсюда и глагол “снуются” – как челноки в ткацкой машине). Бесконечное разнообразие сюжетов ученый предлагал свести к относительно ограниченному числу комбинаций мотивов. “Простейший род мотива, – писал А. Н. Веселовский, – может быть выражен a + b: злая старуха не любит красавицу и задает ей опасную для жизни задачу. Каждая часть формулы способна видоизмениться, особенно подлежит приращению b; задач может быть две, три (любимое народное число) и более; по пути богатыря будет встреча, но их может быть и несколько. Так мотив вырастал в сюжет” .

Теория мотивов оказала огромное влияние на все европейское литературоведение. Русская наука восприняла ее непосредственно – в связи с авторитетом имени Веселовского; западноевропейская – более сложно, через последующие литературные школы, опирающиеся на идеи Веселовского. Прежде всего это уже упоминавшаяся нами формальная школа, развившая и в чем-то даже абсолютизировавшая теорию Веселовского. Кроме того, огромное влияние на западноевропейское литературоведение оказали идеи русского фольклориста В. Я. Проппа (1895-1970), воспринявшего и творчески переосмыслившего традицию теории мотивов. На этом построены знаменитые исследования Проппа: “Морфология сказки”, и “Исторические корни волшебной сказки”, оказавшие большое влияние на мировую науку.

Сегодня в мире существует огромная литература, посвященная теории мотива. Здесь много своих нюансов и тонкостей. Например, дискуссионным является вопрос о “неразложимости” мотива. В. Я. Пропп считал этот тезис А. Н. Веселовского неточным, ведь любой мотив можно “разбить” (скажем, пример Веселовского со злой старухой и красавицей не является неразложимым – старуха может быть мачехой, а может злой королевой; красавица может быть падчерицей, а может соперницей – и т. д.). Поэтому Пропп предпочитал термин Функция как более точный, во всяком случае, для древних сюжетов: запрет, нарушение, дарение и т. д. Однако, как позднее показал К. Леви-Стросс, и функция тоже не является абсолютно неразложимой. Очевидно, надо иметь в виду, что мотив как таковой не вычленяется в “чистом виде”, он всегда облекается конкретным содержанием, а “чистый” мотив – такая же теоретическая абстракция, как, например, “человек вообще”. Мы никогда не опишем “человека вообще” (ведь он всегда имеет определенный пол, возраст, национальность и т. д.), но это не означает, что человека не существует.

Вообще абсолютизация абстрактных схем, чем порой грешили теоретики формализма, – вещь коварная. В свое время замечательный филолог В. М. Жирмунский остроумно заметил, что с точки зрения “чистых схем” сюжет “Евгения Онегина” аналогичен сюжету басни о журавле и цапле: “А любит Б, Б не любит А: когда же Б полюбил А, то А уже не любит Б” . В то же время, замечает исследователь, “для художественного впечатления “Евгения Онегина” это сродство с басней является весьма второстепенным” . В связи с этим нельзя пренебрегать “тематическим наполнением сюжетной схемы” .

В то же время умелое использование методики анализа мотивов позволяет филологу увидеть неочевидные переклички самых разнородных сюжетов. Что, например, объединяет пушкинские “Сказку о золотом петушке”, драматическую сценку “Каменный гость”, поэму “Медный всадник” и стихотворение “Памятник”? Кажется, между этими произведениями нет ничего общего, их сюжеты совершенно различны. Однако задавший такой вопрос Р. О. Якобсон увидел неожиданную общность мотива: герой живет, пока не “оживает” статуя, но ожившая статуя влечет за собой смерть героя. Этот мотив преследует Пушкина постоянно, из произведения в произведение. Но что скрывается за этим? Поставив вопросы таким образом, Якобсон создал одно из самых блестящих исследований поэтики Пушкина. Именно эта способность отвлечься от конкретики, увидеть общее в разном, неожиданно сформулировать проблему является сильной стороной данной методики.

Включение понятие мотива в теорию сюжета совершило подлинный переворот в фольклористике. Оказалось, что разные сказки и мифы часто имеют однотипные структуры.

Разработка теории мотива позволила сделать более строгим и точным анализ отношений различных элементов в структуре сюжета, сама методология сюжетного анализа обрела научную четкость и доказательность.

Неоценима роль анализа мотивов при исследовании различного рода литературных влияний, традиций. В качестве примера можно привести исследование Вяч. Вс. Иванова “Темы и мотивы Востока в поэзии Запада”, где автор показывает не только существование “восточных” мотивов в западноевропейской поэзии, но и их трансформацию в другой (европейской) культуре.

Конечно, ясное понимание значения и возможностей анализа системы мотивов приходит со временем. Может быть, не стоит сейчас сразу пытаться заглянуть “и туда, и сюда”, чтобы полнее представить себе потенциал этой методологии. Пока важно понять, что анализировать сюжет можно с разных позиций и что эти методики не отменяют, а дополняют друг друга.

Веселовский А. М. Историческая поэтика. М., 1989. С. 305.

Там же. С. 301.

А. Греймас, К. Леви-Стросс, Т. Себеок, П. Маранда, Р. Барт, Цв. Тодоров – вот только некоторые из блестящей плеяды мировых филологов и культурологов, открыто признававших влияние идей В. Я. Проппа на свое научное мировоззрение. Подробнее об этом см., напр.: Леви-Стросс К. Структура и форма: размышления об одной работе Владимира Проппа // Семиотика. М., 1983., С. 400-428; Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Я. Проппа // Там же. С. 429-435.

Леви-Стросс К. Указ. соч. С. 416-422.

Жирмунский В. М. К вопросу о формальном методе // Жирмунский В. М. Указ. соч. С. 104.

Там же.

Там же.

Якобсон Р. О. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987. С. 147-180.

Исследования в этой области проливают свет не только на происхождение фольклорных жанров, но и позволяют глубже интерпретировать литературные тексты. Прекрасный пример этому – популярность работ О. М. Фрейденберг в среде филологов. См.: Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936. Именно анализ мотивов позволил другому выдающемуся филологу – Б. М. Гаспарову – очень глубоко и нестандартно прокомментировать многие “темные места” “Слова о полку Игореве”. См.: Гаспаров Б. М. Поэтика “Слова о полку Игореве”, М., 2000.

Чтобы почувствовать это, достаточно прочитать, например, “Теорию литературы” Б. В. Томашевского. Томашевский одним из первых попытался описать механизмы взаимодействия мотивов в структуре сюжета. См.: Томашевский Б. В. Указ. соч. С. 179-206.

См.: Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 3. М., 2004. С. 174-209.

Целые числительные – это числительные, обозначающие целые числа и обычно сочетающиеся со счетными существительными.

Целые числительные изменяются по падежам, имея, как правило, окончания какого-то одного числа – единственного или множественного. Числительное два изменяется не только по падежам, но и по родам: форма два может сочетаться с существительными мужского и среднего рода, а если существительное женского рода, то данное числительное ставится в форме две. Числительное один изменяется по падежам, родам и числам.

Склонение целых числительных представлено несколькими типами:

Два, три, четыре относят к смешанному склонению, отмечая при этом, что у этих числительных имеются некоторые особые флексии; Числительные от пяти до двадцати, тридцать и все, заканчивающиеся на – десят, склоняются по субстантивному III склонению; Числительные двести, триста, четыреста и все на – сот склоняются по субстантивному I склонению; Числительные сорок, девяносто, сто имеют по две падежные формы: именительный падеж, совпадающий с винительным, и одну форму для всех остальных падежей.

В словосочетаниях с именами существительными числительные ведут себя следующим образом:

Числительное один согласуется с существительным в роде, числе и падеже; В именительном падеже именно числительное оказывается главным словом, требуя от существительного формы родительного падежа – либо единственного числа, либо множественного числа ; Особый случай наблюдается с числительным два, где в именительном падеже мы имеем дело с взаимным подчинением одного слова другому, т. к. числительное требует от существительного формы родительного падежа единственного числа, а существительное, в свою очередь, управляет грамматическим родом числительного ; В других падежах существительное оказывается главным словом, требуя от числительного согласования в падеже; Числительные тысяча, миллион, миллиард, триллион в словосочетаниях ведут себя как существительные.

Дробные числительные – это числительные, обозначающие дробные числа. Они обычно состоят из двух частей: первая часть, называющая числитель дроби, представляет собой количественное числительное, вторая часть, называющая знаменатель, – чаще всего порядковое числительное, но может быть и существительное типа треть, четверть. Иногда этот разряд слов понимается достаточно широко – как любое название для дробных чисел, и тогда в качестве дробных числительных могут также рассматривать и целые словосочетания, например: пять с половиной, три целых две десятых. К дробным числительным относятся также слова полтора/полторы, полтораста.

Данная группа числительных имеет падежные формы. При их склонении изменяются обе части: одна вторая, одной второй, одну вторую и т. д.; три седьмых, трех седьмых, трем седьмым, тремя седьмыми и т. д. Числительное полтора имеет также форму женского рода полторы и одну форму для косвенных падежей – полутора.

Существительное, сочетающееся с дробным числительным, ставится в форме родительного падежа: две третьих круга, шесть десятых участка.

Порядковые числительные – это числительные, называющие порядковый номер предмета при счете. Формально почти все порядковые числительные образованы от соответствующих количественных числительных: шесть -> шестой, тридцать -> тридцатый, сорок -> сороковой и т. д.

В академической традиции, в отличие от школьных учебников, порядковые числительные часто рассматриваются как разновидность относительных прилагательных, поскольку они обозначают признак предмета, выражающий отношение к числу. И по своим синтаксическим свойствам этот разряд числительных совпадает с прилагательными: порядковые числительные обычно являются определениями или именной частью сказуемого и согласуются с существительными в роде, числе и падеже.

Количественные числительные – это числительные, называющие абстрактные числа или количество предметов и отвечающие на вопрос сколько? В некоторых контекстах количественные числительные могут обозначать порядковое место предмета при счете: вагон десять, место двенадцать; дом двадцать два, квартира пять.

В ряде работ предлагается выделять два типа количественных числительных – определенно-количественные и неопределенно-количественные. Вторая группа слов в школьной традиции обычно трактуется как местоимения. Эти слова обладают признаками обеих частей речи, т. к. у них есть значение количества, но они это количество конкретно не называют, а лишь указывают на него. Количественные числительные подразделяются на целые, дробные и собирательные.

Простые числительные – это однокомпонентные числительные, представляющие собой одно слово. Они могут быть как непроизводными, так и производными.

Сложные числительные – это числительные, имеющие в своем составе более одного корня. В некоторых работах их рассматривают как разновидность простых числительных.

При склонении сложных числительных от пятидесяти до восьмидесяти, а также от двухсот до девятисот изменяются обе части: семьдесят, семидесяти, семьюдесятью и т. п.; четыреста, четырехсот, четыремстам, четырьмястами и т. п.

Составные числительные – это многокомпонентные числительные, состоящие из нескольких слов, каждое из которых является простым или сложным числительным.

В составных количественных числительных склоняются все слова, их образующие: триста двадцать два, трехсот двадцати двух, тремстам двадцати двум и т. д.; три восьмых, трех восьмых, трем восьмым и т. д. В составных порядковых числительных склоняется только последнее слово: триста двадцать второй, триста двадцать второго, триста двадцать второму и т. д.

Собирательные числительные – это числительные, обозначающие количество предметов в их совокупности, как единое целое. В отличие от других разрядов количественных числительных, собирательных слов насчитывается немного. Наиболее употребительные – это двое, трое, четверо, пятеро, шестеро, семеро; иногда к этому разряду относят местоименное слово оба/обе. Числительные данного разряда не могут быть названиями чисел, и они не используются при счете.

Особенностью собирательных числительных является их употребление скорее в разговорной, чем в литературной речи, а также их ограниченная сочетаемость. Собирательные числительные могут сочетаться:

С названиями лиц мужского пола или с существительными общего рода, с существительными женского рода встречается только слово обе; Со словами лица, люди, дети, ребята, людишки, детишки, ребятишки ; С названиями детенышей ; С существительными, имеющими только множественное число, – pluralia tantum ; С существительными, называющими парные предметы ; С личными местоимениями.

Составное именное сказуемое – такое сказуемое, которое выражено двумя компонентами – личной формой глагола-связки, имеющей грамматическое значение, и именной присвязочной частью, указывающей на лексическое значение. В ряде случаев глаголы-связки могут отчасти сохранять и свое лексическое значение.

Глаголы-связки принято разделять на три основные группы:

Отвлеченная, или незнаменательная, или “чистая” связка – это глагол быть в разных грамматических формах. В составе именного сказуемого он лишен своего вещественного значения и имеет только грамматические значения, указывая на категории лица, числа, времени и наклонения: Здесь будет город заложен назло надменному соседу ; Моя мама всегда была хорошей хозяйкой. В русском языке связка быть, как правило, опускается при указании на настоящее время изъявительного наклонения: Моя печаль светла. В этой связи в лингвистической литературе представлены две точки зрения: такое сказуемое могут признать простым именным или же считать, что это составное именное сказуемое с нулевой связкой ; Полуотвлеченные, или полузнаменательные связки – это глаголы, сохраняющие, пусть и ослабленное, лексическое значение, они дополняют или конкретизируют лексическое значение именной части сказуемого. К данной группе относятся такие глаголы, как бывать, состоять, оказаться, заключаться, делаться, слыть, считаться, казаться, стать, становиться, представляться и др.: Московский воздух стал чище; Собака бывает кусачей только от жизни собачей ; Строка из старого стиха слывет ненастоящей ; Знаменательные, или вещественные связки – это глаголы, которые полностью сохраняют в составе сказуемого свое лексическое значение. Чаще всего к ним относятся глаголы, называющие движение, состояние, вид деятельности – такие, как идти, ходить, лететь, бежать, вернуться, сидеть, лежать, стоять, работать, служить, родиться, умереть и др.: Он стоял очарованный ее красотой; Никто не родится героем, солдаты мужают в бою ; Когда я на почте служил ямщиком.

В роли именной части сказуемого могут использоваться:

Имена существительные – чаще в формах именительного или творительного падежа, реже – в других падежных формах как с предлогами, так и без предлогов ; Имена прилагательные – как в полной, так и в краткой форме; как в положительной, так и в сравнительной или превосходной степени сравнения ; Причастия в краткой или полной форме ; Различные разряды местоимений ; Победа будет наша!) Разные разряды числительных ; Наречия ; Междометия ); Фразеологически связанные сочетания слов.

Какие поэты ХХ-го века в своем понимании искусства оказались близки автору “Определения поэзии” и кто выразил иной взгляд на эту философско-эстетическую проблему?

Раскройте развитие указанной темы в лирике А. А. Блока, С. А. Есенина, В. В. Маяковского, А. А. Ахматовой, Е. А. Евтушенко и др.

Охарактеризуйте, как в блоковском стихотворении “Поэты” перед нами предстает ироничный образ собратьев творца Прекрасной Дамы. Вдохновение изображается как “всемирный запой”, но даже такая циничная и отталкивающая картина выше и лучше обывательского существования. А в лирическом произведении “О, я хочу безумно жить…” провозглашается творческое кредо поэта:

Все сущее – увековечить,

Безличное – вочеловечить,

Несбывшееся – воплотить!

Объясните, какое содержание получает заявленная тема в творчестве В. В. Маяковского. Девиз из произведения “Необычайное приключение, бывшее с поэтом Владимиром Маяковским летом на даче”:

Светить всегда,

Светить везде,

До дней последних донца –

Позволяет сопоставить светоносную силу звезды и творца стихов. Озарение в буквальном и переносном значении переплавляется в развернутую метафору искусства как такового. Поэта Маяковский оценивает как активного участника переустройства мира, а в стихотворении “Разговор с фининспектором о поэзии” сравнит ее с добычей радия (“в грамм – добыча, в год – труды”); в поэме “Во весь голос” найдет для себя емкую, но не исчерпывающую личность творца формулу: “Агитатор, горлан, главарь”.

Раскройте, как в есенинском стихотворении “Быть поэтом – это значит тоже…” автор рисует иную, менее оптимистичную картину творчества, связанного с мукой:

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Покажите, как в цикле А. А. Ахматовой “Тайны ремесла” рождается оригинальное представление о загадке вдохновенья:

Но в этой бездне шепотов и звонов

Встает один, все победивший звук.

… И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь.

Укажите, что концепция поэта-пророка, мастера находит отражение в лирических автобиографиях Б. Л. Пастернака “Нобелевская лекция” и И. А. Бродского “Я входил вместо дикого зверя в клетку..”

Обобщая сказанное, отметьте разнообразие в подходах к пониманию и изображению природы поэзии, рождения ее плодов у названных авторов. Такая многогранность прежде всего связана с основами мировоззрения стихотворцев.

Антонимы – слова, относящиеся к одной части речи, противоположные по значению: широкий – узкий, правда – ложь, войти – выйти.

По внутренней структуре антонимы бывают однокоренные

и разнокоренные.

По характеру противопоставления выделяются разные виды антонимов:

Градуальные – это антонимы, обозначающие разные степени проявления признака или разные грани какого-то явления, которые предполагают наличие промежуточных понятий: начало – конец, бедный – богатый, молодой – старый ; Дополнительные – это антонимы, как бы дополняющие друг друга и не предполагающие наличия между ними какого-то промежуточного элемента: да – нет, жизнь – смерть, женатый – холостой; Векторные – это антонимы, обозначающие противоположно направленные действия или свойства: вперед – назад, восход – заход, удалять – приближать.

Антонимия тесно связана с такими явлениями, как синонимия и полисемия, поскольку и в антонимические, и в синонимические отношения слова вступают отдельными лексическими значениями. Многозначное слово достаточно редко может иметь всего один многозначный антоним – такой, чтобы противоположность наблюдалась сразу во всех значениях. Как правило, для разных значений многозначного слова в языке имеются разные антонимы, например: острый – тупой, острая – пресная, острое – слабое ; легкий – тяжелый, легкое – трудное, легкое – крепкое, легкий – сильный, легкий – плотный, легкий – глубокий. В некоторых случаях слово в одних своих значениях может иметь антонимы, а в других – нет: день как часть суток противопоставлен ночи, а день в значении ‘дата’ антонима не имеет.

Звук и буква: звук – единица звучащей речи, а буква – графический знак для обозначения звука речи на письме.

Звуки произносятся и слышатся, а буквы пишутся и читаются. Звучащая речь – естественный способ существования языка, его материальное выражение, а письменность – искусственное, созданное человеком средство фиксации, записи звучащей речи при помощи графических знаков. Звуки есть в любом языке, независимо от того, имеется ли письменность на этом языке, так как звучащая речь первична по отношению к письму.

Итак, звучащая речь фиксируется на письме при помощи букв. При этом предполагается, что каждый звук должен иметь свое графическое обозначение – букву. Так, например, слово дом состоит из трех звуков -, , – и на письме, соответственно, представляет собой последовательность трех букв – д, о, м. Если каждый произнесенный звук записывается отдельной буквой, то в основе письменности лежит фонетический принцип -“пишу, как слышу”. Однако очевидно, что русское письмо устроено по-другому.

В русской звучащей речи трудно найти два совершенно одинаковых звука: звуки могут заметно меняться в зависимости от позиции, могут меняться и под воздействием соседних звуков. Тем не менее, на письме эти разные звуки часто обозначаются одной буквой. Например, в слове кот мы слышим звук и пишем букву о, а в слове кота мы произносим и слышим звук в корне, но пишем ту же букву о. Или на конце слова пруд мы пишем букву д, хотя произносим не звук, как в слове пруда, а звук.

Иногда, наоборот, мы одинаковые звуки обозначаем разными буквами. Например, в первом предударном слоге слов леса, лиса, вязал мы произносим и слышим один и тот же звук, но на письме используем разные буквы: е, и, я.

Кроме того, иногда буква обозначает два звука: я, ю и т. п., а иногда один звук передается буквосочетанием: ль. Есть буквы, которые вообще не отражают никакого звука: твердый знак ъ и мягкий знак ь.

Итак, очевидно, что взаимоотношения звуков и букв иногда могут быть очень сложными. Понятно, что не каждый звук речи должен обозначаться на письме специальной буквой, потому что в таком случае букв было бы очень много. Однако в любом языке есть определенные звуки, чрезвычайно важные для языка, и эти звуки обязательно должны отражаться на письме. Такие звуки выполняют смыслоразличительную функцию и называются фонемами. Русское письмо почти целиком построено на фонематическом принципе, то есть буквы отражают на письме не звуки, а фонемы.

Идеально, если алфавит отражает фонемный состав языка, то есть для каждой фонемы имеется специальная буква. Отсутствие специальных букв для фонем создает огромные трудности, поэтому алфавит одного языка приходится специально приспосабливать к системе другого языка.

В каких еще эпических произведениях русской литературы ХХ-го века представлена тема подвига и в чем заключается сходство и различие ее художественного решения с “Судьбой человека”?

Включите рассказ “Судьба человека” в контекст военно-исторической прозы ХХ-го века. Отметьте, что в эпопее М. А. Шолохова “Тихий Дон” представлен подлинный героизм центрального героя Григория Мелехова,

Заслужившего звание Георгиевского кавалера. Первый свой Георгиевский крест он получил, когда вынес с поля боя раненого офицера.

Подчеркните, что литература о Великой Отечественной войне начала свое развитие в 1940-е гг. В 1945-50-е гг. главной стала тема победы. Произведения этого времени отличались героическим пафосом, романтизацией подвига, идеализацией характеров. В 1960-е гг. появилась проза психологического драматизма, обозначившая новый этап в развитии литературы о войне. Ее создавали писатели-фронтовики, которых интересовали не битвы и торжества, а правда об отступлении, поражениях, злоупотреблениях (дезертирстве, мародерстве).

Отметьте, как изображается война в романе В. П. Некрасова “В окопах Сталинграда”. Через призму восприятия автобиографического героя, военного инженера Керженцева, проходят картины военных будней: крови, грязи, пота. Ему чужды романтика и ложный патриотизм. “Окопная правда” рассказывает об ошибках и ‘злоупотреблениях на войне. Так, начальник штаба Абросимов, горячий фанатик, приказывает идти в атаку на пулеметы. Помощник по тылу Калужский уверен, что все приближается к концу, поэтому избавляется от знаков отличий, готовит для себя гражданскую одежду: “А себя надо сохранить – мы еще можем пригодиться родине”. Бывший аспирант Фарбер сожалеет о том, что до войны вел страусовый образ жизни, да и все остальные мало себя готовили к ней, отлынивали отлетных сборов. Из уст Фарбера звучит справедливая оценка стратегии Абросимова: “Храбрость не в том, чтоб с голой грудью на пулемет лезть… Траншеи, придуманные Ширяевым, не трусость. Это прием. Правильный прием. Он сберег бы людей. Я считаю, нельзя таким людям… командовать”.

Рассмотрите, как решается проблема нравственного выбора в произведениях В. В. Быкова “Обелиск” и “Сотников”. В повести “Обелиск” сопрягаются современность и прошлое. Учитель Мороз много сделал для своих односельчан и учеников: несмотря на инвалидность, ходил по делам в Гродно, составлял бумаги. Во время оккупации он продолжал учить детей: “Я не затем два года очеловечивал этих ребят, чтобы их расчеловечивали”; “не будем учить мы, будут оболванивать они”. Подвиг человека, всегда остающегося с людьми, а потому всегда называющегося человеком, не менее величественен, чем смерть на поле боя.

В другой повести В. В. Быкова партизаны Рыбак и Сотников отправляются в тыл врага за продовольствием. Слабый, больной Сотников оказывается нравственно сильнее и мужественнее крепкого и ловкого Рыба

Ка. Попав в плен, Сотников достойно принимает смерть, тогда как Рыбак пытается выиграть жизнь любой ценой.

В заключение раскройте, как менялось представление о героизме в военной прозе ХХ-го века, связанной преемственностью по отношению к русской воинской повести, традициям антимилитаризма, романтизма, народно-поэтической культуры.