История русской литературы
И. В. Остапенко «Обитель созерцанья и любви…» (Б. Чичибабин и А. Грин)
Типологическое сближение писателей всегда обогащает наши социальные и эстетические представления. Александр Грин и Борис Чичибабин… Писатели разных культурно-исторических эпох, литературных направлений, разного мировосприятия. Но именно за этими отличиями кроется то главное, что позволяет поставить их в один ряд. Творческое сопоставление этих авторов, выявление «схождений» (Жирмундский) и отличий между ними и является основной проблемой данной статьи. Для достижения обозначенной цели следует решить ряд конкретных задач: определить отношение Чичибабина к творчеству и личности Грина; выявить общность мировоззренческих поисков писателей; на примере литературоведческого анализа двух стихотворений, посвященных А. Грину, исследовать особенности создания художественного образа в поэзии Чичибабина. Специальных исследований и публикаций по этому вопросу в литературоведческой науке еще нет. Данная работа представляет собой оригинальный литературоведческий поиск. Борис Алексеевич Чичибабин писал: «Шесть русских прозаиков, которых я взял бы с собой в пустыню, — это Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Пришвин и Александр Грин» . Естественно, это далеко не полный список литературных интересов поэта, зато здесь наглядно обозначено то, на какие эстетические ценности он ориентировался. Б. Чичибабин создал в стихах свою галерею поэтических образов писателей, художников и музыкантов. Эти произведения представляют особую ценность. С одной стороны, интересен сам по себе художественный образ, созданный поэтом, с другой стороны, любое творение в определенной степени является отражением творца, в нем более отчетливо запечатлеваются принципы художественного метода автора. Исходя из этого, рассмотрим два стихотворения Бориса Чичибабина, посвященных Александру Грину. Б. Чичибабин дважды побывал в гриновских местах: в конце 1940-х он пять лет отсидел в Вятлаге Кировской области, а в 1975 году посетил Старый Крым, мемориальный Дом-музей А. Грина, прошел его тропой в Коктебель. Нет точных сведений о том, когда впервые познакомился Борис Алексеевич с произведениями Александра Грина, как нет и упоминаний в критике о прямом влиянии творчества романтика на поэтическую систему Чичибабина. И все же близость их мировосприятия, способов художественного переосмысления действительности хорошо ощутима. Стоит обратить внимание на следующую особенность творчества Чичибабина. Как отмечал Г. С. Померанц, «стихотворение выливалось у него на бумагу под диктовку непосредственного чувства» . По датам написания произведений можно восстановить конкретные события в жизни Б. Чичибабина и получить представление о душевном состоянии поэта, а также выявить то главное, что волновало его и вызвало к жизни те или иные лирические строки. Но, к сожалению, точной даты написания стихотворения «Города Александра Грина» нет. Основываясь на некоторых архивных материалах, можно предположить, что создавалось оно во второй половине 1950-х — начале 1960-х годов, но впервые было опубликовано только в сборнике «Гармония» в 1965 г. Именно это время и следует считать началом знакомства поэта с творчеством выдающегося русского романтика. «Города Александра Грина» — это лирическое стихотворение. В нем отразились чувства и переживания поэта, возникшие от соприкосновения с неповторимым гриновским миром. Этот мир населяют люди, которые так близки и понятны автору своей восторженностью, отвагой, страстностью и искренностью:
Так за тех, кто услышать чает смех пучины и крики чаек, чья отрада — волна и глина — Города Александра Грина.
В небольшом по объему стихотворении поэту удалось точно подметить основную особенность гриновского романтизма — его удивительную реалистичность. Чичибабин, воссоздавая мир Грина, совершенно естественно вводит в него реалии бытия, тем самым придавая ему зримые очертания:
Руки женщин простых и смуглых. Сохнут сети у хижин утлых. Ветер звонок и даль багрима от зари Александра Грина. .
Рисует автор в стихотворении и образ писателя. Правда, образ этот еще эскизный, всего несколько штрихов, но они позволяют увидеть то, что было всегда главным и для Грина, и для поэта: способность, отстранившись от повседневности и суеты, жить в Вечности и нести ее свет людям.
Сухощавый и желтый циник, неудачник, по мненью видящих, а на деле — чудесный выдумщик, жил душою в просторах синих. .
Эти слова вполне соотносимы и с самим Чичибабиным. Поэт романтического склада, свято веривший в высокие идеалы, создавший в своих стихах мир любви и чуда, был заточен в обыденность реальной действительности, где его верность мечте воспринималась как неадекватность. Только умение отрешаться от быта, обыденности, жить внутренней жизнью и спасало, и придавало силы творить. Еще одна отличительная черта свойственна художественной системе Чичибабина. Лирический герой в его стихах, как правило, репрезентует автора. А что касается стихотворений-посвящений и посланий, то в них повествование всегда ведется от имени автора. Стихотворение «Памяти Грина» написано спустя многие годы после первого посвящения романтику. За это время изменились и исторические реалии, и сам поэт, которому пришлось пройти путем падений и подъемов, испытаний и разочарований, и все же выстоять, остаться верным своей глубинной сути. На смену восторженности приходит глубокое осмысление действительности, осознание Главного, что еще теснее, чем романтическое восприятие жизни, сближает мировосприятие писателей. Гриновская верность мечте, ощущение чудесного той же природы, что и чичибабинское «отношение к Богу, отношения с Богом». По словам Б. Чичибабина, «мечта — это творение души, духа, т. е. того, что отличает нас от животных, благодаря чему мы и были задуманы «по образу и подобию Божьему». Мировоззрение авторов зиждется на непреходящих ценностях, неподвластных ни течению времени, ни изменяющимся реалиям. Изменение мировосприятия позволило Чичибабину по-новому посмотреть на Грина и создать более полный его поэтический образ. Если в первом стихотворении присутствует некоторая схематичность, эскизность, известная литературность, то второе отличается многоплановостью, глубиной осмысления, художественной зрелостью. Чичибабин, который «стихом дышал и мыслил с детства», откликавшийся на все значимые события в его жизни, не мог пройти мимо «юного мира», «на старость лет подаренного» ему Грином. И в благодарность создает гимн писателю-романтику, вкладывая в него лучшее своей души. Стихотворение построено как бы по аналогии с творческим методом Грина. Являясь, по сути, лирическим монологом, оно наполнено пространственными и временными конкретами, что придает ему своеобразный повестийный характер. Эпическое начало, представленное множеством деталей объективного мира, помогает увидеть осязаемый, достоверный образ Грина, а лирические сюжет дает возможность поэту, меняя ракурсы, высвечивать наиболее интересные и значимые, на его взгляд, духовные приметы личности писателя. Художественный образ создается не в процессе повествования, а в ходе душевной исповеди, что позволяет выявить не только авторское восприятие героя, но и рассмотреть за ним самого автора. Известное «схождение» с творчеством Грина обнаруживается и в обилии тропов. Как и Грин, Чичибабин мыслит образами. Но у Грина образы имеют откровенно романтический характер, он предельно насыщает ими свою прозу. Чичибабин же поэтический сюжет наполняет материальными деталями. Стихотворение изобилует иносказаниями, обильно насыщенными авторской образностью. Как правило, метафора Чичибабина — это многослойный троп, отличающийся весомостью, зримостью, пластичностью, а эпитеты чаще всего имеют преобразующий, метафорический характер. Все это придает некоторую степень реалистичности способу изображения действительности у поэта. Таким образом, в своей поэзии Чичибабин воссоздает образ романтика-мечтателя Грин, обладающего «единством крыльев и заземленности». При этом любая из характеристик Грина может быть проецирована и на образ автора.
В своем произведении Чичибабин, собственно, ничего нового не открывает ни для неискушенного читателя, ни для изысканного. Но он находит такие уровни выделения, которые как бы по — новому освещают известный образ Грина. Обратимся к тексту. Стихотворение, являясь, по сути, развернутой характеристикой героя, обрамляют начальная и конечная строфы, в которых автор дает прямую оценку литературному труду писателя, выявляет его своеобразие, неповторимость и значимость, что, собственно, и определяет авторский интерес и является самой важной, стрежневой чертой в создаваемом образе.
Какой мне юный мир на старость лет подарен!.. За верность детским снам о как я благодарен Бегущей по волнам и Алым парусам.
Поэт, выделяя основное, в чем симпатичен ему романтик, разделяет его трактовку категории детскости. Уверенность Грина в том, что «детское живет в человеке до седых волос» (Гнор), является залогом, по Чичибабину, его неподвластности времени, его непреходящей актуальности. Характеризуя образ писателя, автор постоянно меняет ракурсы обрисовки, выстраивая ее на принципах антиномии. Это дает возможность создать целостный образ героя, в котором нераздельно уживалось духовное и мирское, дольнее и горнее. Вначале поэт рисует «сказочника» Грина на фоне сна, усиливая романтический ореол. В то же время за метафорическим эпитетом «бездомный» просматривается несколько содержательных пластов — живущий в мечтах не нуждается в земном доме, и тут же проступает бытовая реалия: писатель, действительно, долго не имел постоянного места жительства, но и этим значение тропа не исчерпывается. «Чудесный выдумщик», «живший душою в просторах синих», Грин пронес через содом своей жизни (он же и содом нашего бытия) «небесную лазурь», или мечту, «Несбывшееся», или, ориентируясь на символику цвета, — причастность Духу, Вечности. Формула гриновской мечты представлена у Чичибабина и в других, плотно сработанных, поэтических фигурах, таких, как «весь застлан синевой», или «умевшему летать, к чемушеньки грести», или «как утренняя тень, он проходил сквозь наши невнятные ему застолья и труды». И снова за каждым из поэтических тропов не один семантический слой: это и всегдашняя мечта Грина о море, и писательский талант, и сознательное отшельничество; это еще и духовное начало, способность жить внутренней жизнью, отрешаясь от всего земного, причастившись Вечности, из не черпая и силы жизненные, и вдохновение поэтическое.
С прозрения по гроб он жаждал только чуда, всю жизнь он прожил т а м, и ни минуты здесь, а нам и невдомек, что был он весь ОТТУДА, младенческую боль мы приняли за спесь.
Мотивы детскости и бездомности, заявленные ранее, переплетаются, а через образ героя проступает образ автора. Родина детской души писателя, как и поэта, — не на земле — «я из времени в Вечность отпущен». Вместе с тем Чичибабин не идеализирует Грина, не создает сусальный образ. Он находит такие мазки для характеристики романтика, в которых ощущается живая реальная личность. Эти мазки порой грубоваты, излишне откровенны, может, не всегда приемлемы, но всегда поразительно искренни и по-художнически правдивы. Грин у Чичибабина «бездомный», «бродяга», «родины не знал», «кабацкий бормотун, невдалый бедолага, чья в эту землю плоть случайно пролита». Вначале обратим внимание на категорию «случайного», использованную автором. Он осмысляет ее с гриновской позиции, который в случайном усматривал провидческое начало. В приводимых примерах важен не столько стилистический элемент, хотя и он приближает образ автора к образу писателя, а аспект идейный. Грина всегда излишне рьяные идеологи социализма называли космополитом. Но именно в Крыму в наибольшей степени обозначился общечеловеческий уровень личности писателя. И в этом плане Чичибабин весьма близок Грину, он сам был гражданином Земли и не боялся слова космополит. А использование просторечного словаря помогало поэту не только изобразить героя как обыкновенного человека, но и приблизить себя к нему. Неповторимость восприятия Грина Чичибабиным особенно очевидна при сопоставлении писателя с Чеховым. Грин для поэта «замкнут и колюч», а «Антоша Чехонте» отличается «приятностью души». Здесь очевидна откровенная симпатия поэта к первому и иронически сдержанное отношение ко второму. Трудно понять причины таких чувств, но не исключено, что здесь какую-то роль сыграл кусочек чеховского моря — так называемая чеховская бухточка в Гурзуфе. Наряду с фигурой «замкнут и колюч» Грин у Чичибабина «упрямец и болтун», который «угрюмо пил из чаши», к чему его толкала, конечно же, социальная действительность. Но образ чаши можно трактовать и по-иному, а именно, как символ горького жизненного пути, который проходит герой, впрочем, возможна отсылка и к библейской символике. А когда поэт называет романтика «лакомка, враль, бродяга и алкаш». То, исходя из контекста лирического сюжета, не трудно почувствовать в этом по-настоящему теплое и душевное отношение автора к писателю, а также желание приблизиться к его личности и к его трагической судьбе. Чичибабин говорит о Старом Крыме как об отверженной глуши, где жил такой же отверженный жизнью и эпохой один из талантливейших русских писателей. Город не случайно замыкает характеристику образа Грина, он во многом напоминает точку в его судьбе, хотя ее вполне можно заменить многоточием, если вспомнить стихи другого современного поэта, который творил параллельно с Чичибабины, Марка Кабакова: «А вы, вы жили по окраинам, и в городках, таких, как этот». И тем не менее, «вас это нисколько не унижало», Грин и подобные ему всегда оставались «искусителями» в лучшем понимании этого слова для молодых сердец новых и новых поколений. Создав целостную характеристику образа героя, Чичибабин противопоставляет его творческой интеллигенции, в ряды которой писатель никоим образом не вписывался. Путь приспособленчества был для него чуждым. Грин до конца жизни сохранил романтический порыв души и даже в последние годы, будучи уже тяжело больным, находил в себе силы для того, чтобы идти по своей Тропе к такому же ходоку и страннику, к Максимилиану Волошину. И в заключение поэт обращается к современникам, чтобы они не забывали ни романтика Грина, и его творчества, в котором Чичибабин видел спасение от обыденности и суеты, способ обретения близости к Вечности:
Но если станет вдруг вам ваша жизнь полынна, и век пахнет чужим, и кров ваш обречен,
Послушайтесь меня, перечитайте Грина, вам нечего терять, не будьте дурачьем.
Таким образом, стихотворение Чичибабина «Памяти Грина» дает возможность посмотреть глазами поэта на Грина-писателя и Грина-человека. Интерес автора к творчеству Грина и его личности не случаен. У них много общего и в мировосприятии, и в творческом подходе к бытию. И дело не в том, имело ли место влияние творчества Грина на художественный мир поэта. Для Бориса Чичибабина важно другое — он счастлив «не от открытия» чего-то нового, «а от совпадения и подтверждения». В данном случае, он принимал Грина безоговорочно, а характеристики, данные писателю, можно с полным правом отнести и к самому поэту. Б. Чичибабин, отразивший в поэзии трагизм своей эпохи, оставался в душе романтиком, что позволяло ему самому выживать и нести свет истины своему читателю. Он сумел «в рушащемся мире… душу сохранить» и создать свой мир. Рядом с волошинской «Киммерией», гриновской «Гринландией» появилась чичибабинская «обитель из созерцанья и любви».