Наиболее ужасным из всех градоначальников был Угрюм-Бурчеев. Заметим, однако, что сам Угрюм-Бурчеев предупреждал: “Идет некто за мной, который будет еще ужаснее меня”. Из “Описи градоначальников” следует, что на страницах “Истории одного города” должен был появиться некто Перехват-Залихватский, который “въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки”. Летописец кратко заметил: “О сем умолчу”. Что же предвещал Угрюм-Бурчеев? Что такое ужасное должно было произойти после него?
Сам же Угрюм-Бурчеев был страшен прежде всего тем, что являлся воплощением непреклонности. В его идиотском воображении возникла фантастическая утопия: возвести руками глуповцев город, который так и должен был бы называться -“Непреклонск”. В этом городе, по замыслу градоначальника, все жители обязаны были бы не только действовать, но и думать совершенно одинаково. Все подчинялось строгим и совершенно обязательным правилам, законам, регламентам. “В каждом доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков… Школ нет и грамотности не полагается; наука числ преподается по пальцам. Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летосчисление упраздняется… Работы производятся по команде. Обыватели разом нагибаются и выпрямляются; сверкают лезвия кос, взмахивают грабли, стучат заступы, сохи бороздят землю – все по команде”.
Что же мерещится там, впереди, в какой-то лучезарной дали, которая покамест еще задернута туманом?
“-Ка-за-р-рмы! – совершенно определительно подсказывало возбужденное до героизма воображение”.
Есть такое понятие: казарменный социализм, когда высокие и благородные идеи свободы, равенства и братства преобразуются в унылую и мелочную регламентацию, когда в основу всего положены казарменные порядки. И создатели разного рода утопий не свободны были от желания все заранее расписать, рассчитать, предусмотреть малейшие подробности и детали будущего социалистического общества.
Утописты, создавая план переустройства мира, так страстно и восторженно стремились к счастью для всех, что не останавливались порою и перед возможностью применения силы для осуществления своих величественных замыслов. Как это ни парадоксально, но опасность утопий заключается в их осуществимости.
Горький опыт XX в., реализация на практике жестокой регламентации, подавление свободной человеческой личности во имя государства или “интересов коллектива” привели к возникновению жанра антиутопий ” Суровые предостережения авторов об угрозе исчезновения высоких гуманистических ценностей, вообще завоеваний цивилизации в тоталитарном государстве, в жестоком и безнравственном мире – такова направленность этих произведений.
Возвращаясь к Салтыкову-Щедрину, скажем, что он один из первых создал именно антиутопию в главе, посвященной Угрюм-Бурчееву. Пророческий смысл этой антиутопии стал ясен только сейчас, и мы можем оценить всю силу боли и гнева писателя, предвидевшего мрачные катаклизмы в развитии общества.